Глава 3. С ШЕСТИ УТРА ДО ПОЛУНОЧИ |
|
Фото из архива Елены Вайцеховской
на снимке Сергей Вайцеховский |
Шесть часов утра. В это время начинался мой рабочий день, продолжающийся обычно до половины двенадцатого ночи. Чем же я был занят? Достаточно, видимо, перечислить состав нашего «экипажа» - 2 старших тренера, свыше 40 тренеров-бригадиров, 4 врача, 6 массажистов, 25 научных работников, около 250 спортсменов, чтобы стало ясно: у главного тренера предостаточно административных и организационных забот.
Я должен был направлять и контролировать работу всех звеньев нашего «экипажа» и помогать каждому, кто нуждается в помощи. Мою работу облегчало то, что лидеры коллектива - и тренеры и пловцы - это в большинстве своем на редкость добросовестные и скромные во всем, вплоть до одежды, люди. И на их фоне сразу же становятся заметны те, кого больше всего манят материальные блага, кто слишком уж заботится о внешних атрибутах, стремясь стать «таким же», как та или иная знаменитость. Это неизбежно приводит к подмене одних интересов другими, истинных ценностей - мнимыми.
Я не раз убеждался в том, что истинный спортсмен, такой, как, скажем, Сальников, никогда не позволит себе быть неопрятно или вызывающе одетым. А вот первый признак «высококлассного», так сказать, мастера местного масштаба - это два спортивных костюма, надетых один поверх другого, грязное полотенце на шее, тапочки с примятыми задниками и шнурками, волочащимися по полу... Таким этот спортсмен предстает перед нами в обычной, будничной обстановке. В торжественных случаях он выряжается в рубашку с кружевными манжетами, украшенную галстуком неописуемой расцветки. И как я не раз убеждался, спортсмен на этом кончается сразу же.
То же самое порой происходит и с молодым специалистом. Вот он только что пришел в команду. Он еще ничего не сделал, но уже на каждом шагу подчеркивает, что он тренер сборной команды страны. Проходит совсем немного времени, и у него непременно появляются специфические внешние отличия - высокие каблуки, брелок и обязательно перстень.
Несколько лет назад работал у нас один спортивный педагог, который мне очень нравился. Я не скрывал своего отношения к нему и надеялся, что со временем этот человек сможет занять мое место. Но, увы, на моих глазах из честного, добросовестного, увлеченного работника он превратился в мещанина. Помню, подходит он ко мне однажды и говорит:
- Сергей Михайлович! Когда мы в последний раз были в Америке, я заказал там перстень. Вчера мне его прислали. Посмотрите: это чистое золото, вот этот орнамент символизирует то-то, а этот узор то-то, цифры же - это дата нашего пребывания в Штатах.
- Послушай, - сказал я ему, - у тебя жена медсестрой работает, дочка у вас растет, а ты себе такие подарки преподносишь...
Он пропустил мои слова мимо ушей. Прошло немного времени, и молодой тренер окончательно погряз в рутине «изящной жизни». Работа перестала быть сутью его жизни. Проводя тренировки, он уже не тратил себя, свое сердце, свои нервы, а лишь «отбывал часы». И нам пришлось с ним расстаться...
Молодые тренеры. Они приходят в команду, не обладая, разумеется, знаниями и опытом Кошкина или Зенова. Их надо учить (это, кстати сказать, первейшая обязанность главного тренера). Но как? Прийти на занятие и сказать: «Вот это ты делаешь неверно, в данном случае следует поступить так-то и так-то...»? Нет, так воспитать специалиста нельзя. Ведь нам нужны не беспрекословные исполнители, а творчески активные люди, которые испытывали бы радость от работы и не теряли бы уважения к себе, оттого, что им постоянно навязывают пусть самые распрекрасные, но чужие идеи...
Поэтому я обычно поступал таким образом. День-два присматривался, как работает молодой наставник, а потом вызывал на откровенный разговор по какому-либо конкретному поводу. Спрашивал его:
- Скажи, пожалуйста, почему вот с этой твоей ученицей у нас дело не клеится? Почему несколько месяцев назад она плыла вполне прилично, а сейчас, когда на носу соревнования, утратила форму?
- Сергей Михайлович, она болела (или получила травму, или случайно о чем-то забыла...). Я говорю:
- Поверь мне, как только тренер начинает искать объективные причины, чтобы оправдать свои неудачи, он отыскивает лишь одно - путь, ведущий в тупик.
На следующих соревнованиях, я уверен, повторится то же самое.
- Что же вы предлагаете?
- Давай, забыв обо всех объективных причинах, разберем твою работу. Вот ты сегодня дал ученице нагрузку. Какую? Максимальную, минимальную или среднюю?
- Среднюю.
- А на что она была направлена?
- На отработку того-то и того-то.
- А вот эти упражнения для чего делал? А эти? А вот здесь ты, по-моему, ошибаешься. В прошлом году в аналогичной ситуации мы с Зеновым допустили такой же просчет. И тогда Зенов сделал следующее... А потом в сходной ситуации Лида Креер нашла другой выход... Поэтому я тебе советую: подойди в свободное время к Зенову, посоветуйся с ним. Конечно, то, что подходит ему, тебе может не подойти. Но, может быть, какие-то детали тебя устроят. И еще переговори с доктором. Тут, знаешь, что может быть? Простая вещь. Сейчас апрель. Ни в овощах, ни во фруктах никаких витаминов нет. Поэтому подойди к Павлу Юрьевичу. Он сделает для твоей ученицы программу дополнительной витаминизации.
Я говорю это для того, чтобы оставить молодому тренеру путь к отступлению, чтобы он не чувствовал себя профнепригодным. Если бы я хотел по-настоящему разбить его, мне это не составило бы труда. Во-первых, я лучше подготовлен, чем он. Во-вторых, в моем распоряжении опыт 40 бригад. Он же тренирует всего первый сезон и знаком лишь с тем, что делается в одной - его собственной - бригаде. Поэтому объем моего опыта, приблизительно в 360 раз превышает сумму знаний, практических навыков и тренерского умения, которыми обладает этот молодой специалист. Но демонстрировать свои познания я не должен ни в коем случае. Потому что могу поставить молодого тренера в такое положение, что он скажет: «Да ведь самое простое - делать то, что говорит Сергей Михайлович. Хочется ему, чтобы я пошел и взял план у Зенова, - пожалуйста. Это ведь совсем нетрудно - не нужно ни о чем думать, и главный будет доволен».
Именно этого я и боюсь. Поэтому я говорю ему: - Ты же, милый, сам умница, ты уже на такой высокий уровень вывел своего ученика! В принципе ты всё делаешь правильно, за исключением данного случая, когда ты, вероятно, допустил небольшую ошибку. Кстати, вот тебе - а вдруг пригодится? - мой дневничок за прошлый год. Прогляди его. А вот еще один дневник - трехмесячной давности, где я и о тебе пишу, и, в частности, о том, что с твоей ученицей в ближайшее время, видимо, произойдет то-то и то-то, поскольку тренер упустил это и это. Три месяца назад я уже опасался, что у тебя будут осложнения в скоростном плане.
И когда молодой тренер убеждается в том, что его ошибки не случайность и что их, оказывается, можно было предвидеть, он приходит к мысли: над советами главного действительно можно подумать.
Почему же все-таки нам столь многому приходится учить дипломированного специалиста? Потому что, окончив институт, он далеко не всегда умеет соединить знания с практикой своей работы. Этот специалист несколько лет изучал психологию, но он не обладает элементарными навыками, которые помогли бы ему управлять коллективом. Он сдал все экзамены по педагогике, но не в состоянии расположить материал урока так, чтобы занятие принесло наибольший эффект. Он считает себя знатоком физиологии, но понятия не имеет, каким образом использовать данные этой науки в обычной тренировке.
В свое время я много думал над нашими учебными планами. Я считаю, что следует изменить принципы, на основе которых мы готовим молодых специалистов. Я убежден: на утренних лекциях им надо давать то, что они вечером смогут применить в практических занятиях. Иначе полученные знания останутся мертвым капиталом.
Один пример. Несколько лет назад в Центральном институте физкультуры был введен новый предмет - киносъемка. Это было необходимо сделать, потому что тренер, полагающийся только на свое чутье, на интуицию и не владеющий приемами киносъемки и - главное - расшифровки киноматериалов, не сможет сегодня считаться полноценным специалистом.
Разумеется, и по этому предмету наши отличники, как водится, получали пятерки. Но может ли кто-нибудь из них, блестяще сдавших экзамены по этой дисциплине, самостоятельно снять фильм и проанализировать зафиксированное на пленке? Нет. Значит, занятия надо строить по-другому. Утром - читать теорию, вечером снимать, проявлять и на следующее утро расшифровывать. Я, например, всегда был готов принять к нам на практику в сборную команду студента с киноаппаратом - пусть он в течение 20 дней занимается только одним-единственным делом: снимает, проявляет и анализирует...
Нужно позаботиться и о том, чтобы студенты ощущали глубокую взаимосвязь между основными дисциплинами учебной программы. Если, скажем, после лекций по физиологии читается теория тренировки, то преподаватель, как мне кажется, должен предварить занятие примерно таким замечанием. «Только что вы прослушали лекцию «Особенности развития сердечно-сосудистой системы под влиянием интервальных упражнений». Теперь, когда вы познакомились с физиологическим механизмом этого метода тренировки, давайте поговорим о его педагогической стороне». И в дальнейшем следует постоянно разъяснять, каким образом в разработке тех или иных методических приемов учитываются наши физиологические особенности...
Начиная со второго, с третьего курса будущий тренер должен обязательно стажироваться в группе из двух - трех человек, работающей при опытном спортивном педагоге. То есть должна быть система наставничества. Тогда студент и научится вечером применять знания, которые он получил утром...
Но отвлечемся от педагогики. Есть ведь еще и сугубо специальные проблемы, которые постоянно должен решать главный тренер. Взять, например, годовое планирование. В других сборных оно осуществляется таким образом: после окончания сезона проводится разбор всего, чем он был примечателен, и на этой основе создается план на следующий год. Мы от такого метода отказались. И вот почему. Во-первых, к концу сезона забываешь многое из того, что было вначале, а во-вторых, - таково уж свойство психики - последние события оказывают на нас гораздо более сильное влияние, нежели предыдущие. Если в конце года все было хорошо, то неудачи предшествующих месяцев начинают казаться случайными и несущественными. Если же сезон завершается неудачно, это перечеркивает в твоем сознании все ранее достигнутые успехи. Поэтому я пришел к выводу, что «поверять алгеброй» настоящее и планировать будущее нужно одновременно. Завершился какой-то тренировочный цикл - я делаю анализ всего, что произошло, и сразу же составляю план на соответствующий период будущего года. Поэтому, когда сезон заканчивается, у меня в основных чертах уже готов очередной план.
Таким образом, критически всматриваясь в текущую нашу стратегию, мы одновременно с этим создаем стратегию завтрашнего дня. В три цикла будем строить тренировочный плац или в два? Какие методические новинки в него включим? Чем на этот раз будет отличаться предсоревновательный период? Схему решения этих и многих других вопросов предлагает главный тренер. А затем вместе с помощниками ведет детальную разработку этого плана, внося исправления, дополнения и т.д.
Была еще одна моя постоянная забота - проблемы технического совершенствования пловца.
За последние годы мои взгляды на технику претерпели большие изменения. Когда мы только начали внедрять современные нагрузки, то всячески избегали так называемых тренеров - «технарей», которые, все время останавливая и поправляя спортсмена, не дают ему доделать до конца ни одного упражнения. Я тогда придерживался мнения - как вскоре выяснилось, ошибочного, - что такая скрупулезная работа над техникой чуть ли не вредна, поскольку «технари» мешают спортсмену тренироваться с должной нагрузкой. Вместо того, чтобы работать, занимаются пустопорожней болтовней: техника, техника, техника...
Есть такая пословица: «Если зайца долго бить, он спички научится зажигать». К глубокому моему сожалению, я тоже верил в это, верил, что если спортсмен будет много и быстро плавать, то его техника в конце концов сама собой станет рациональной и экономной. Это было жесточайшим заблуждением. Пловец с несовершенной техникой устает гораздо больше, чем его товарищи, которые все делают правильно. Даже если этому пловцу и удастся наравне со всеми преодолеть, скажем, сегодня за две тренировки 15 километров, это будет стоить ему очень дорого. К следующему дню он не успеет отдохнуть, или, как мы говорим, восстановиться. А ведь назавтра снова надо плыть 15 километров. В итоге и получается: чем больше этот спортсмен тренируется, тем хуже плывет.
Сейчас это для нас очевидная истина, однако, пришли мы к ней не сразу. Лишь года через два после внедрения больших нагрузок мы поняли: они полезны и целесообразны только в том случае, если все упражнения выполняются на высоком техническом уровне.
Сейчас многое делается, чтобы повысить интерес молодых к технике. Так, например, в соревнованиях юниоров ставятся оценки не только за результат, но и за технику плавания. Спортсмену дается задание проплыть несколько 25-метровых отрезков разными стиля ми: брассом, на спине, дельфином, и т. д., а четыре опытнейших эксперта оценивают его искусство в каждом виде по пятибалльной системе.
Думаю, можно сделать большой шаг вперед, шире применив разработки замечательного эстонского ученого Ханса Хансовича Гросса, который создал теорию структурного подхода к технике.
Гросс предложил представить всякий технический прием как комбинацию отдельных законченных фаз, у которых есть начало и завершение, а затем рассматривать каждую из них в отдельности, сравнивая с эталонными.
Для того чтобы получить исходный материал, проводится киносъемка несколькими кинокамерами. Пловец начинает заплыв, а его снимают сбоку, спереди, сзади...
После этого все движения спортсмена, зафиксированные на кинопленке, описываются математически с помощью специальной аппаратуры. При этом указываются, например, длина пути, которую прошла правая или левая рука, угловая и линейная скорость, продолжительность той или иной фазы. В итоге все технические характеристики представляются в виде большой таблицы. На нее накладывается таблица-эталон. И мы сразу видим, какие фазы движения спортсмена близки к образцовым, а какие отличаются от них. Если эти отличия незначительны, на них можно не обращать внимания, если же разница достигает 100 или 200 процентов, то перед пловцом и его тренером ставится конкретная задача, над чем именно нужно работать в первую очередь.
Ученик Гросса Рейн Хальянд со своими сотрудниками разработал не только методику оценки каждого движения, но и создал специальные комплексы упражнений, при помощи которых можно избирательно воздействовать на любую из «клеточек» движения.
Разумеется, ни один человек не в состоянии сам проконтролировать качество выполнения каждого из этих бесчисленных фрагментов движения. Но в этом и нет необходимости. Потому что многие из них вполне удовлетворительны. Несовершенных, как правило, два-три. Но за ними тоже не уследишь. Потому что невозможно из целостного сложного движения выделить две маленькие детальки, два «кирпичика» из огромной стены. И тем не менее выход есть. Можно, определив по таблице, какой именно «кирпичик» не соответствует эталону, включить в свою тренировку взятые из другой таблицы десять упражнений, направленных специально на то, чтобы придать правильную форму «бракованной детали». И если спортсмен, скажем, в течение недели добросовестно выполняет комплекс специально подобранных упражнений, он улучшает свою технику.
Поначалу метод Ханса Хансовича Гросса нашел применение в лыжном спорте, причем тренеры лыжных сборных очень долго относились ко всему этому скептически. И в то же время к Гроссу постоянно приезжали лыжники со всего Союза, чтобы он поставил им технику. Ученый шел совершенно нетрадиционным путем. Исследуя так называемые пограничные позы - переходные между отдельными фазами движения, он очень быстро изменял технику.
Сейчас в плавательном центре в Таллине по этому методу работает бригада Рейна Хальянда. И два-три раза в год пропускаются через нее все участники сборной команды страны. Занимаясь, таким образом, многие наши мастера - и в том числе такие известные пловцы как рекордсмен СССР Александр Федоровский и чемпион Европы Юрий Кис, - существенно улучшили свою технику.
Как оценить квалификацию тренера, степень его профессионализма? Разумеется, если его ученики побеждают в турнирах высшего ранга, сделать это нетрудно: завоеванные ими очки и медали служат убедительным подтверждением высокого мастерства и самого спортсмена и его наставника. Но ведь, побеждает атлет или проигрывает, набирает запланированное количество очков или нет, - все это зависит не только от его способностей и подготовки, поскольку не один он плывет за медалью. Чем сильнее соперники, тем выше уровень конкуренции, тем сложнее задачи, которые встают перед участниками, тем труднее любому из них пробиться в число призеров.
Если бы, скажем, в последние годы пловцы ГДР не выдвинулись на лидирующие позиции, мы были бы безраздельными победителями в Европе. Но вряд ли кто-нибудь стал бы в таком случае всерьез утверждать, что отсутствие достойных конкурентов автоматически по влекло за собой повышение квалификации наших тренеров. А ведь именно такой вывод следовало бы сделать, если избрать в качестве решающего критерия оценки их мастерства очки и медали.
Еще один довод против этого. Сравним двух наставников, которым приходится работать в разных условиях. Один занимается с высокоодаренными спортсменами, в его распоряжении великолепный бассейн, современный восстановительный центр и т.д. Другой тренирует самых средних пловцов в самых обычных условиях. Естественно, воспитанники этого тренера вряд ли завоюют «золото» на чемпионатах мира и на Олимпиадах. Что же, выходит, такой тренер обречен всю жизнь ходить в «посредственностях»? Вовсе нет. Потому что далеко не всегда такой наставник уступает в мастерстве своему более счастливому коллеге. Для того чтобы вынести объективное суждение о квалификации того или иного тренера, следует использовать не «золото» и «серебро» наград, а другие более объективные критерии.
Один из них - это, как мы его называем, «процент попадания в форму».
По этому показателю можно судить, умеет или не умеет тренер подвести своего ученика к главным соревнованиям сезона. Если тот или иной наставник утверждает: я, мол, работаю хорошо, но ученик у меня не тот, с ним невозможно показать высокий результат, мы отвечаем ему: «Сейчас речь идет не о результате. Пусть твой воспитанник весной плыл посредственно. Значит, летом он должен преодолеть дистанцию чуть-чуть лучше. Вот и докажи свое умение тем, что сможешь добиться от своего спортсмена высокого для него результата именно тогда, когда это необходимо».
Такое умение и представляет, на мой взгляд, один из важнейших компонентов тренерского искусства. Вычислить процент попадания несложно. Для этого нужно разделить количество результатов, улучшенных в том или ином соревновании (по сравнению с последним отборочным турниром), на общее число стартов.
Когда я только-только пришел в команду, этот показатель колебался у нас у отметки сорок процентов. Помню, в 1973 .году просматривали мы с моим помощником Валей Матвеевым протоколы соревнований на призы «Комсомольской правды». Этот турнир был отборочным перед матчем СССР - ГДР, который должен был состояться через две недели. Пловцы ГДР примерно в это же время провели свой чемпионат, который был для них таким же отбором, как для нас «Комсомолка». Сравниваем результаты и видим: мы же ни в чем им не уступаем... Однако радости нам это не принесло, потому что мы знали: они-то прибавят, а мы убавим. Они покажут свои 60 процентов попадания, а мы, как обычно, 40. И на этой разнице атлеты ГДР окажутся намного впереди. Такое положение мы сумели изменить в течение одного сезона. И на первом же чемпионате Европы, к которому команду готовил новый тренерский совет, - это был 1974 год - мы достигли 84 процентов попадания. На Олимпийских играх в Монреале мы показали 67,5 процента попадания, что было выше, нежели у любой другой национальной сборной. Это и позволило нам во всеуслышание заявить: да, мы, не сумели завоевать много медалей, потому что пока сильно отстаем от лидеров, однако тренируем мы правильно.
Для сравнения замечу, что в Монреале процент попадания у представителей легкоатлетической сборной СССР был равен 25.
Были случаи, когда мы добивались здесь прямо-таки фантастических результатов. Так, например, в 1976 году во время матча СССР - ГДР наш процент попадания превысил 90.
Второй критерий, на основании которого можно судить о качестве работы не столько даже отдельного тренера, сколько тренерского состава в целом, - это опять-таки выраженное в процентах отношение числа участников юниорской сборной, попавших во взрослую сборную страны, к общему количеству молодых спортсменов, выступавших под флагом команды юниоров.
Я как-то взял протоколы четырех первенств континента среди юниоров, проведенных до 1973 года, и под считал, что в них участвовало 118 наших пловцов. В главную команду страны из них попало 6 человек. Примерно так же обстоит дело и в других видах спорта. Лишь процентов 5, максимум 7 от общего числа участников юниорских сборных пополняют потом ряды основного состава национальной команды. Остальные 70 же бесследно исчезают. А в команду приходят те, кто в 16-18 лет ничего особенного не показывал.
К юниорскому чемпионату Европы 1973 года сборную нашей страны готовили новые тренеры. В этом турнире приняло участие 30 наших молодых мастеров, 18 из них потом стали участниками взрослой сборной, 9 попали в олимпийскую команду. Таким образом, мы сумели довести этот важный показатель до 60 процентов. И сегодня он держится примерно на этом уровне.
* * *
...Чемпионат Европы 1974 года, где мы завоевали две золотые награды, подарил нам надежду. Мы убедились, что можем правильно готовить спортсменов к крупным соревнованиям, и, естественно, рассчитывали, что удачно выступим и на чемпионате мира 1975 года в Кали (Колумбия). Настроение у нас было хорошее во всех контрольных стартах ребята плыли здорово. И здесь я решил пойти на эксперимент, который тогда представлялся мне замечательным тактическом ходом. Я решил отправить самых сильных наших спортсменов, «гвардию», так сказать, на подготовку в США. Я при шел к этой мысли вовсе не потому, что считал, будто наши тренеры хуже американских. Нет. Но в те годы авторитет американских мастеров был столь высок, что это вызывало у наших ребят излишнее психологическое напряжение. Поэтому, предлагая послать их в Штаты, я рассуждал вполне, как мне казалось тогда, логично: пусть наши ребята потренируются в одной компании с американскими звездами, привыкнут к ним. Потом в официальных стартах это поможет советским пловцам чувствовать себя увереннее. Что касается американских тренеров, то я не сомневался (и не сомневаюсь сейчас) в их высоком профессионализме и добросовестности.
Собрали мы группу лучших наших мастеров и отправили в США. Ну а остальные продолжали готовиться дома. Наступает время ехать в Колумбию. Маршрут через Нью-Йорк, и вдруг оказывается, что американцы не дали нам вовремя транзитную визу. Возвращаемся из аэропорта в отель, теряем три дня - ни о каких полноценных тренировках, разумеется, не может быть и речи. Через три дня снова едем в аэропорт, снова ждем, снова что-то оказывается не в порядке, и мы опять ждем... В итоге попадаем в жесточайший цейтнот: у нас нет времени даже на акклиматизацию. И здесь опытные люди дают мне совет:
- Сергей, откажись от этой поездки. Ничего хорошего вы в Кали не покажете. После того как ребят дважды вернули из аэропорта, они уже не смогут как следует настроиться на борьбу. Ваша неудача предрешена. Начальство будет недовольно, кроме неприятностей, вам рассчитывать не на что. Поэтому лучший вариант для вас - не участвовать в чемпионате.
На это мы не пошли, даже несмотря на заслуживающий всяческого доверия прогноз относительно начальственного недовольства. Нужно было обязательно дать, возможность выступить спортсменам, которые так долго и так упорно готовились к турниру. А кроме того, я был уверен, что наша «гвардия», которая должна подоспеть из США, продемонстрирует самый высокий класс.
Однако моим надеждам не суждено было сбыться. Сейчас-то мне совершенно ясно: нельзя рассчитывать на то, что чужие специалисты подготовят твоих учеников, нельзя предполагать, что спортсмены, привыкшие к одной тренерской школе, смогут в течение нескольких недель освоиться с принципиально иной. К тому же опытные и умелые американские наставники, разумеется, не могли воодушевить наших ребят, вдохновить их на борьбу, поскольку все это их ничуть не волновало...
Получилось так, что я в тот раз, по сути дела, пренебрег психологической подготовкой, разорвав незадолго до чемпионата мира привычные, сложившиеся в течение длительного времени связи между спортсменами и их тренерами. Возможно, это произошло еще и потому, что я не избавился полностью от своих первоначальных представлений о том, что костяк команды должны составлять хладнокровные и умелые бойцы, рыцари без страха и упрека. Я понадеялся на то, что, потренировавшись у лучших специалистов мира в одной компании с лучшими мастерами, они наберут такой запас «технической прочности» и уверенности в себе, что на стартах в Кали их ничто не сможет выбить из колеи.
В действительности все оказалось иначе. И хотя наши «гвардейцы» занимались у самого Джеймса Каунсилмена, приехали они в Колумбию в весьма посредственной форме.
Картина была такая. Начинаются соревнования, мы ждем, что вот сейчас-то наши «американцы» всех удивят, и те действительно удивляют, проваливая старт за стартом. Это было сильнейшим шоком для всей команды, поэтому даже те, кто был в состоянии составить конкуренцию сильнейшим, не смогли оправиться от потрясения и тоже выступили неудачно.
Если спортсмен проигрывает только тот старт, в котором участвует, то тренер переживает поражения всех участников своей команды. И груз этих неудач может оказаться столь тяжелым, что в буквальном смысле слова очень трудно устоять на ногах.
У меня в памяти остался такой эпизод. Сидим мы на трибуне, уже все проиграно, но вот нам предоставляется последний шанс. Заплыв на 100 метров вольным стилем. Плывет Владимир Буре. Он был тогда одним из лучших спринтеров мира, к тому же обладал очень высокими бойцовскими качествами. Поэтому мы надеялись на его успех. И сила этой надежды была, по-моему, равна по абсолютной величине силе того отчаяния, которое накопили в нас все наши бесчисленные неудачи...
Старт. Володя выходит вперед. 25 метров - он впереди, 50 - впереди, 75 - впереди... Метр за метром Володя продвигался вперед, сохраняя лидирующее положение, а мне все больше и больше не хватало кислорода, как будто я тоже преодолевал эту дистанцию... 90 метров - Буре впереди, 99, 99,5 - он лидирует. В этот момент вспыхивает табло, и я вижу, что Буре - только второй. Как же так, ведь он все время был первый? Не успел я подумать об этом, как почувствовал: у меня по голове течет что-то липкое...
Оказывается, пока Володя Буре плыл последние полметра, я от перенапряжения потерял сознание и упал прямо на трибуне. И мой друг, работник Спорткомитета Юра Головкин, выхватив у кого-то кока-колу, стал лить ее мне на голову, чтобы привести в чувство. Поэтому я так и не увидел, как Володя закончил дистанцию и как он проиграл на последних сантиметрах.
Вернулись мы в Москву, и тут, естественно, нам досталось со всех сторон. Я получил выговор от коллегии Спорткомитета. Вспомнили все - и сколько денег угрохали мы на поездку в Америку, и какие допустили про счеты в подготовке, и какой моральный ущерб нанесли советскому плаванию в предолимпийском году.
Это был хороший урок. Что ж, любой главный тренер должен быть готов к этому, должен находить в такой момент силы, чтобы, с холодной головой проанализировав свои ошибки, продолжить свой путь. И нужно еще обязательно обладать оптимизмом, потому что достижения любого спортивного наставника, увы, забываются быстро, зато промахи запоминаются надолго, если не навсегда.
* * *
Да, перед Кали нас, как говорится, слегка занесло, и неудача очень хорошо нас встряхнула. Нам пришлось всерьез задуматься о частичном пересмотре наших методических и организационных принципов, причем произошло это в тот момент, когда я думал: теперь перед нами прямая дорога, по которой мы будем двигаться с нарастающей скоростью. Но так, оказывается, не бывает. Предполагать же, что впереди нас ждет абсолютно гладкая автострада, по которой мы покатим к успеху, мог только человек, обладавший крайне малым опытом в роли главного тренера. А именно таким человеком я и был тогда...
Нелегко было перенести все эти выговоры, разносы и жестокую критику. Но я понимал справедливость всего этого и принимал упреки в свой адрес как вполне заслуженные. Хуже было другое. То, что я назвал бы предательством со стороны тех людей, которых считал своими единомышленниками. Разумеется, их было немного, но они были... Так, один мой ближайший друг, которого я считал своей правой рукой в команде, собрал работников, непосредственно ему подчиненных, и сказал:
- Вайцеховский тонет. Это всем ясно. А нам идти на дно вместе с ним незачем. Мы должны от него отмежеваться.
После этого он отправился к руководству и заявил:
- Поражение в Кали ярко продемонстрировало, каким будет провал нашей команды на Олимпийских играх в Монреале. То, что обещает Вайцеховский - восемь медалей, в том числе одна золотая, - блеф. Максимум, на что способна нынешняя сборная, - это три бронзовые награды...
Меня вызвали в Спорткомитет. Первый заместитель председателя Виталий Георгиевич Смирнов познакомил меня с мнением моего ближайшего помощника и затем спросил:
- Каков ваш вывод?
Я ответил:
- Этот человек, по моему мнению, должен быть последовательным до конца. Если он не верит ни в спортсменов, ни в тренеров, ни в дело, которое он делает, как же он может работать вместе с нами?
Этот мой помощник ушел из команды, на его место назначили другого. Однако настроение у нас было не важное. Мы планировали одну-единственную золотую медаль, а нужно ли говорить о том, как много было факторов, которые могли помешать нам достичь цели?
И в этот момент - дней за 10-12 до начала Игр - ко мне подходит Борис Дмитриевич Зенов и говорит:
- Михалыч, мы, кажется, что-то нащупали...
- Не тяни, Боря, говори, что произошло.
- Сегодня в тестовой нагрузке Юрченя показала фантастический результат...
У Зенова есть «фирменное» тестовое упражнение. Спортсменка проплывает четыре 50-метровых отрезка с 5-секундным отдыхом после каждого. По результатам этого теста Зенов с большой степенью точности предсказывает время, которое она способна показать в соревнованиях.
- Так вот, - продолжает Зенов, - эта прикидка показала, что Марина Юрченя готова побить мировой рекорд.
А надо сказать, что за полгода до этого мы пришли к выводу: на олимпийском турнире победу в женском брассе на 200-метровой дистанции сможет одержать та спортсменка, которая сумеет проплыть вторую сотню с той же скоростью, а возможно, даже быстрее, чем первую...
К этой мысли мы пришли после того, как весной 1976 года три наши пловчихи преодолели двухсотметровку брассом со временем, примерно равным 2.37. Та кой же результат могли показать и их зарубежные конкурентки. Побить же мировой рекорд — 2.34,9, по нашему мнению, никто из них не мог. А в такой ситуации, когда все равны, наиболее предпочтительные шансы у того, кто лучше финиширует. При всей кажущейся простоте этой идеи реализовать ее было крайне трудно. Во всяком случае, в те времена ни одна из брассисток мира не проплывала вторую половину дистанции быстрее, нежели первую.
С того самого момента Зенов и стал работать именно над этим. Он стремился не только подготовить своих учениц физически, но в первую очередь воспитать в них уверенность, что, несмотря ни на что, они в любой момент могут увеличить скорость.
Как это достигалось? Вот, например, идет тренировка. Спортсменки проплыли 5, 6, 7 километров, выложились, как говорится, полностью. Сил у них осталось только на то, чтобы дойти до раздевалки.
- Ну, все, - говорит Зенов, - закончили. Все свободны, а Юрченя (или Кошевая) пусть останется... Подходит к нему Юрченя, и он говорит ей:
- А мы с тобой сейчас четыре раза по сто метров проплывем, причем первую сотню ты пройдешь за одну и восемнадцать, а на каждой последующей будешь сбрасывать по секунде.
Это и свежей-то спортсменке выполнить трудно, а здесь тренер предлагает такое задание после утомительнейшей тренировки! Но самое удивительное было в том, что воспитанницы Зенова воспринимали все это как нечто само собой разумеющееся. Потому что любая ученица Зенова знает, чувствует, верит: в каком бы состоянии она ни была, как бы ни устала, все равно в любой момент может и должна ускориться. Это очень сложное сочетание мысли, чувств и эмоций, которое живет не только в сознании - в каждой нервной клетке спортсмена. Это, я бы сказал, стихия уверенности, в которую Зенов благодаря своим особым педагогическим способностям умеет погрузить своих подопечных. По этому каждое упражнение его воспитанницы обязательно выполняют в нарастающем темпе. Стало труднее? Отлично! Устала? Это первый признак того, что надо прибавлять скорость...
* * *
Но пора перейти к Монреалю. Там, помимо всего прочего, мы испытали и психологическое давление. За несколько дней до начала Игр приезжает к нам главный тренер сборной Болгарии и рассказывает, что пловчихи ГДР показывают на тренировках феноменальные результаты. Значит, мы с Зеновым ошиблись, оценивая шансы наших спортсменок? Значит, мы просчитались, когда не ставили перед ними задачу побить мировой рекорд, концентрируя внимание лишь на том, с какой скоростью проходить первую и вторую половину дистанции?
Но размышлять об этом было бесполезно, поэтому я старался отогнать от себя все эти мысли. Ну а поскольку Зенов сказал мне, что Юрченя готова к мировому рекорду, то решил, что не погрешу против истины, если скажу об этом журналистам. И когда на одной из пресс-конференций меня спросили, как мне понравился бассейн, я ответил:
- Я в восторге от него. Он настолько скоростной, что на тренировках наши девочки то и дело превышают мировые рекорды...
Может быть, это было сказано слишком сильно, но в конце концов имел же я основания доверять Зенову.
На следующий день в бассейне меня атаковали тренеры из других команд:
- Кто? Кто у вас так плывет?
Ну, я слегка посетовал на прессу: ох уж эти, мол журналисты, скажешь им что-нибудь по секрету, а она тут же все и обнародуют.
- Ну вот Юрченя у нас в неплохой форме...
- На какой дистанции?
- На 200 метров брассом Словом, реакция на мое выступление на пресс-конференции была такой, что я немного успокоился: теперь я почти не сомневался в том, что известие о феноменальных результатах немецких пловчих было, мягко говоря, несколько преувеличенным...
Я верил, очень верил Зенову. И все же он ошибся: выиграла другая его ученица, Марина Кошевая. Она победила, придерживаясь именно того тактического плана, который задолго до Игр выработал Зенов. После первой сотни Кошевая была позади всех. Основные претендентки на «золото» прошли первую половину дистанции примерно за 1,13. Кошевая - за 1.16,8. Разрыв достиг шести метров. Всем было ясно, что Кошевой рассчитывать не на что. Это конец... Но когда я посмотрел на табло и увидел время Марины, то сказал коллегам, которые сидели возле меня: «Можете поздравить». Потому что твердо знал: ученица Зенова ни за что не проплывет вторую половину дистанции медленнее, чем первую. Те спортсменки, которые опередили Марину на первой сотне, вторую преодолели за 1.23, а Кошевая показала здесь 1.16,7. То есть она выиграла у них, как говорится, в одни ворота.
Юрченя была второй... Почему? Мне кажется, она не справилась с тем психологическим грузом, который давил на нее после того, как она узнала о надеждах своего тренера. Может быть, нам с Зеновым не стоило говорить о своих предположениях Юрчене? Не знаю... Зенов никогда ничего не скрывает от своих учениц. Его главный принцип - честность и, правда во всем. И он не мог изменить этому, не мог изменить самому себе.
Воспитание в атлете уверенности в себе, в правильности избранного пути - это, безусловно, одна из гланых задач, стоящих перед любым наставником. Однако ее невозможно решить с помощью «бодряческой» болтовни. Однажды нам пришлось расстаться с одним специалистом, который на первый взгляд только и делал, что внушал своим воспитанникам уверенность и оптимизм. Именно такое впечатление производил он поначалу. Знакомясь с учеником, этот тренер обычно спрашивал, о чем тот мечтает. Ученик отвечал, к примеру, что хочет установить рекорд страны.
- Что? Рекорд Союза? — разыгрывая изумление, восклицал этот наставник. - Да из-за рекорда СССР я с тобой и разговаривать не хочу! Мы с тобой мировой рекорд побьем на три секунды!
Так он говорил каждому, кто к нему приходил. Ребята зажигались на работу, но через полгода убеждались, что не только мировые, но и всесоюзные рекорды по-прежнему недосягаемы для них. И тогда они приходили к выводу: их тренер не обладает высокой квалифинацией, поскольку его утверждения не соответствуют действительности. А отсюда недалеко уже до совсем короткой характеристики: «Наш тренер - болтун».
А для того чтобы атлет по-настоящему поверил своему тренеру, чтобы тот стал для него истинным авторитетом, необходимо одно: совпадение результатов завтрашнего дня с теми, которые тренер предсказал сегодня. В таком «ясновидении», разумеется, нет ничего сверхъестественного. Основывается оно на большом опыте, знаниях и, конечно же, на интуиции, которая, на мой взгляд, является производной от опыта и знаний. Поэтому тренер должен каждодневно пополнять свой теоретический багаж. Ведь поиск «магических» цифр завтрашних результатов сводится, по сути дела, к решению сложных уравнений, в которые входит очень большое и с каждым сезоном возрастающее - количество самых различных данных: здесь и новые имена, и новые методы развития тех или иных качеств, и новые достижения полученные биохимиками, биомеханиками, психологами физиологами и т.д.
Помню, в 1976 году я рискнул предсказать, что в 1978 году мы выиграем матч СССР - ГДР. В ответ я услышал смех.
- Подождите смеяться, - сказал я. - Вспомните прошлый сезон. Я утверждал: чтобы побить мировой рекорд, вполне достаточно 12 месяцев. И вы точно так же смеялись над моими словами. Но и нынешнем году Марина Кошевая стала рекордсменкой мира...
В 1978 году сборная страны выиграла матч СССР - ГДР, причем среди участников этой встречи были и те ребята, которые два года назад столь скептически встретили мои слова. Пловцы стали с полнейшей серьезностью относится к моей уверенности в их грядущих успехах, они были заинтересованы в ней, поскольку тренерская уверенность - это для спортсмена дополнительный источниквнутренней энергии. Я говорю это не только потому, что так мне подсказывают собственные ощущения. Если исходить только из них, легко можно принять желаемое за действительное. Я основываюсь на результатах специального анкетирования, которое мы регулярно проводили в сборной команде.
Что же это за опрос? Мы раздавали анкеты, где, к примеру, написано сверху: «Вайцеховский Сергей Михайлович», И ниже - ряд вопросов такого примерно плана: «Что Вам нравится в нем (положительные качества)? Что не нравится (отрицательные)?» Кстати, насколько мне известно, ни в одной сборной команде не делается ничего подобного...
Для того чтобы провести анализ, мы приглашали научных сотрудников из Центрального института физкультуры, незнакомых с почерками ребят. Разумеется, подписывать свой ответ ни в коем случае нельзя, Итак, роздано 70 анкет, получено 70 ответов. Понятно, с каким интересом знакомился я потом с результатами анкетирования. В числе моих недостатков ребята, в частности, отметили: «Имеет «любимчиков» в команде» (16 ответов); «Груб...» (8 ответов); «Несправедлив к «старичкам», рано списывает» (21 ответ).
Что же, в принципе все верно и справедливо. Хотя я не считаю, например, своим недостатком то, что у меня есть «любимчики». Значит, чтобы не было недоразумений, нужно поговорить с ребятами на эту тему... А вот то, что бываю несправедлив к «старичкам», - это действительно большой недостаток. Я считал, что успешно борюсь с ним, но, оказывается, это не так... Верно и то, что бываю груб. Надо постоянно помнить об этом, сдерживаться. Нужно брать пример с Кошкина, ведь умеет же он в любом, самом остром словесном поединке оставаться предельно точным, доказательным и саркастичным, не позволяя себе ни малейшей грубости...
Ну а теперь поглядим, каковы у меня положительные качества, если они, по мнению спортсменов, существуют. Вот, оказывается, в чем главное мое достоинство: «Потрясающая уверенность в правильности своего курса... Уверен в победе и знает, как передать нам эту уверенность» {70 ответов).
Не скрою, я страшно радовался, читая такое. Потому что уверенность - это не просто мое личное качество Это незримая опора, которая помогает каждому из этих ребят, когда рядом, на водной дорожке, нет ни Зенова, ни Кошкина, ни Яроцкого, ни меня...
Замечу в скобках, что анкетирование такого рода мы проводили, разумеется, не только для того чтобы выявить достоинства и недостатки главного тренера. Точно так же мы выясняли мнение команды относительно других специалистов и затем делали соответствующие выводы.
Работал у нас один массажист, о котором многие ребята писали в анкетах, что он «большой любитель поживиться на чужой счет». Я вызвал его к себе и по знакомил с результатами опроса. Сидит он, краснеет, а я говорю:
- Думаю, что тебе надо искать другую работу. Я не тороплю тебя, подумай... Но как только найдешь место; немедленно сообщи мне об этом. С такой репутацией ты не можешь оставаться в нашем коллективе, а восстановить ее, видимо, невозможно.
И этот человек оставил команду.
Но вернемся к нашему разговору. Почему спортсмены, оценивая кого-либо, среди всех прочих качеств прежде всего отмечают уверенность в себе? Мне кажется, потому, что человеку более всего импонирует в другом то положительное качество, которого нет в нем самом.
Спортсменам же чаще всего не хватает именно уверенности. Потому что ежедневные изнурительные тренировки, психологические перегрузки в какой-то момент неизбежно разрушают радость жизни и веру в то, что завтра, через неделю, через месяц будет наконец достигнут великолепный результат.
Уставший от сверхинтенсивных тренировок спортсмен не в состоянии плыть легко и непринужденно, не в состоянии показать хорошие секунды. Должна пройти неделя-другая, чтобы он отошел от всего этого. А когда идет тяжелейшая работа, пловцу очень трудно сохранить душевное равновесие, трудно противостоять отрицательным эмоциям. Ему действительно плохо - и физически и морально. Все болит, ничего не хочется, а надо заставлять и заставлять себя бесчисленное количество раз переправлять на себе невидимый груз от одной стенки бассейна до другой... Как правило, после полутора-двух недель таких колоссальных нагрузок наступает очень неприятный период, когда спортсмен готов взорваться от любого пустяка, от любого неосторожного слова - настолько натянуты у него нервы. Что делает в таких случаях американский тренер Джеймс Каунсилмен? Он понимает, что заниматься со спортсменами невозможно — они неуправляемы. И тогда он приносит и ставит на борт бассейна надувную куклу - точную копию самого себя, в своем собственном костюме, и уходит. А пловцы начинают бить «резинового Джеймса», вымещая на кукле все свое раздражение. Через час появляется тренер и начинает занятие. Спортсмены послушно выполняют его требования, поскольку все отрицательные эмоции израсходованы и теперь можно спокойно заняться делом.
К счастью или к несчастью, но я не могу использовать опыт Каунсилмена хотя бы потому, что у меня нет такой куклы. Я поступал иначе. Приходят ребята в бассейн, а им навстречу идет Юрий Никулин, или Евгений Леонов, или Михаил Ножкин... А вечером мы устраиваем концерт, где выступают наши любимые музыканты, певцы, актеры...
Никто не знает, что происходит в душе человеческой, когда музыканты с каким-то непостижимым пониманием, покачивая головой, вдруг извлекают из инструментов мелодию, которая и утешает и успокаивает, превращая в прекрасное даже то, что вчера приносило тебе боль. Каждый из нас мечтает о том, чтобы его поняли, и причем поняли лучше, чем мы сами понимаем себя. И эту неразрешимую задачу легко решают мастера искусств...
А на другой день ребята и устают меньше, и плывут лучше, словно вчерашний восторг помог им освободиться от какого-то ненужного, сковывавшего их напряжения...
Поэтому для нас, тренеров, так велика ценность свободного времени наших воспитанников. Поэтому мы за ранее продумываем, какую кассету поставить, когда ребята сядут в автобус и отправятся на соревнования, а какую - когда мы будем возвращаться. Задолго до старта мы определяем: вот эта музыка зазвучит, если мы победим, а эта - если проиграем. На чемпионате мира 1978 года мы позаботились даже о том, кто из тренеров когда и какой анекдот будет рассказывать. Практика убедила меня, что такая организация ничуть но мешает рождению импровизированных юмористических экспромтов. Заранее подготовленные остроты очень часто становятся той искрой, которая приводит в действие цепную реакцию остроумия...
После чемпионата страны мы предоставляли ребятам неделю отдыха. Я говорил им:
- Даю вам три дня на то, чтобы вы побывали дома, а потом все вместе едем отдыхать. Если не захочется - пожалуйста, оставайтесь у своих родных. Но помните, в такое-то время на Белорусском вокзале, поезд номер такой-то, у такого-то вагона я буду вас ждать. Если не придете, не беда. Сдадим билеты, и все... Я предлагаю вам неделю в Прибалтике: будем жить в лесу, собирать грибы-, ягоды. Порядка никакого, режима никакого, пляшите хоть до шести утра...
Все реагируют на такое предложение по-разному: одни соглашаются, другие мнутся, не зная, что сказать.
В назначенный час я жду их на перроне. Я знаю: они придут. И вот я вижу их. Они бегут, обнимаются, целуются, как будто год не видели друг друга. И мы едем в Прибалтику, где им запрещается только одно: думать и говорить о спорте. Так бывало каждый год. Тренеров мы на такой сбор не приглашали, с пловцами ехали только врач, начальник сбора и я.
Быстро пролетает эта неделя: ребята разводят костры, ловят рыбу, жарят шашлыки, слушают музыку, танцуют... А потом тренируются с такой отдачей, которая всякий раз поражает даже нас, тренеров...
Думаю, что все, о чем я здесь рассказал, в какой-то мере объясняет тот факт, что в те годы в сборной команде заметно повысилась психологическая устойчивость. Это замечалось не только в турнирах. Уверенность в себе проявлялась и в самых обычных житейских ситуациях.
Вот, например, проводили мы как-то свой КВН. Мне запомнился один эпизод из этой программы. Капитан спрашивает у команды:
- Можем ли мы проиграть?
И все в один голос отвечают:
- Можем!
- Почему? - задает вопрос капитан.
- Потому что мы можем все!
Согласитесь, что дать такой ответ могут только сильные, раскованные, по-настоящему, уверенные в себе люди.
|