|
|
|
|
|
|||
Под торжества был снят ресторанчик, расположенный на верхушке близлежащей к Рупольдингу горы, однако дорога туда оказалась столь путаной и темной, что гости собирались больше часа. В числе тех, кто прибыл вовремя, был президент IBU Андерс Бессеберг. Это тут же стало поводом для шутки. - Я специально такое место выбрал, - приветствуя гостя, сказал Тихонов. - Решил проверить, насколько хорошо руководители мирового биатлона и национальных федераций ориентируются на незнакомой местности. Теперь убедился, что у нашего президента с ориентацией все в порядке! Застолье вышло на славу. Прибаутки сыпались, как из рога изобилия. - Жалко, не все награды у меня здесь собраны, - посетовал Тихонов, надевая хорошо известный «медальный» пиджак, весом килограммов в двадцать. – Что-то осталось в спортивных музеях, что-то просто потерялось со временем. - Александр, вот тут еще одна медаль – я с пола поднял, оторвалась, видимо, - подошел к Тихонову совсем пожилой немец в потертых кожаных штанах и баварской шляпе с перышком. И, обращаясь уже ко мне, сказал: - Знаете, сколько мы знакомы? Уже двадцать семь лет. Тихонов тепло обнял старика. - Я так рад, что твой сын стал таким выдающимся тренером… Потом он рассказывал: - Это – отец Вольфганга Пихлера. Того самого, что тренировал Магдалену Форсберг, а сейчас работает со всей шведской сборной. Пихлер-старший никогда не занимался спортом, но, как все в Рупольдинге, очень любит биатлон. Когда мы приехали сюда в 1979 году на чемпионат мира, на стадионе не оказалось ретраков, и мы стали утаптывать снег ногами, чтобы можно было тренироваться. Так дед, увидев это, тут же встал рядом и начал топтаться вместе с нами. Подкармливал меня постоянно. Я худой тогда был, маленький. Так однажды он заказал мне шницель в полстола величиной и уселся рядом. Буду, говорит, сидеть тут, пока ты все не съешь! Я чуть не лопнул тогда… Пихлер-старший тем временем добрался до микрофона: - Молодые вы тут. Наверняка не помните тот чемпионат мира. А я помню. Помню, как следили в Рупольдинге за советской командой – как бы они чего в Германии не натворили – специальный человек даже был к ним приставлен. А тут из Мюнхена люди с телевидения приехали: Тихонов им понадобился – чтобы с болельщиками встретиться, сфотографироваться, автографы дать. Он тогда уже трехкратным олимпийским чемпионом был, 11 раз мировые чемпионаты выигрывал, а в Рупольдинге серебро и бронзу получил. Так я сам потихонечку к гостинице подъехал, через окошко Тихонова вытащил и в Мюнхен отвез. А потом обратно доставил. Никто даже не хватился. Сейчас я вам фотографии покажу. Их один из наших журналистов в Рупольдинге сделал. Показал мне, так я их - цоп! И отобрал. Ты, говорю ему, себе еще нащелкаешь. А мне, старику, на всю жизнь память останется! Тихонов тем временем вытащил на центр зала Франка Ульриха: - Сколько мы с тобой вместе бегали! Ну так хоть выпить сейчас вместе можем?.. Поздравления продолжались несколько часов. Когда очередь дошла до руководителей фирмы «Адидас», Тихонов вновь не удержался от шутливого комментария: - Прошу заметить, что я, в отличие от нынешней российской команды, никогда не изменял своим спонсорам: всю спортивную жизнь выступал в одной экипировке! Представитель компании Ханс Хоби нашелся тут же: - Так мы и подарок соответственный приготовили. Пиджачок у вас, господин Тихонов, больно тяжелый – я пощупал. Вам отдельную медаль следует выдать за то, что вы его уже час не снимаете. С этими словами Хоби вытащил из сумки адидасовскую куртку, во всю спину которой была воспроизведена цветная фотография знаменитого пиджака с орденами и медалями. - У меня есть одна совершенно особенная награда, - сказал мне Тихонов. Несколько лет назад меня пригласили на прием в Кремль, где был тогдашний президент МОК Хуан Антонио Самаранч. Он долго через весь стол приглядывался к моим четырем олимпийским значкам, которые МОК вручает тем, кто побеждал на Играх, а потом, когда нас познакомили, вдруг снял с пиджака крохотную золотую булавку – свой собственный знак отличия – и воткнул мне в лацкан. Я тогда пытался возражать, но он сказал: «Вы в большей степени ее достойны». Ведь кроме меня никто не выигрывал золото на четырех белых Олимпиадах подряд. На лицах президента и высших руководителей IBU весь вечер было написано двойственное отношение к происходящему. С одной стороны, им было явно приятно присутствовать на столь нетривиальном мероприятии и чествовать человека своего круга. С другой, для многих присутствующих Тихонов представлял прямую угрозу. Достаточно было вспомнить случай с Павлом Ростовцевым на Играх-2002 в Солт-Лейк-Сити, на которых Тихонов не смог присутствовать лично, но куда звонил каждый божий день. В одном из таких разговоров ему и сообщили, как Ростовцева за 30 минут до старта пригласили на допинг-контроль, кололи четыре раза, безуспешно пытаясь попасть в вену и взяли в итоге двойную порцию крови, хотя в правилах на этот счет существовало жесткое правило: кровь у спортсмена можно брать за 40 минут до старта, но, если врач дважды не попадает в вену, процедура должна быть прекращена. Причем все это было сделано в присутствии руководителей российской команды! Когда же Тихонов поинтересовался, как можно было это допустить, то услышал в ответ: «А зачем нам скандалить с немцами?». Почему-то считалось, что ссориться с наиболее влиятельной в биатлоне федерацией, которой всегда считалась немецкая, ни в коем случае нельзя. После той Олимпиады Тихонов - уже в качестве первого вице-президента IBU - первым делом поднял именноэ тот этот вопрос. Написал соответствующую бумагу, в которой прямо заявил: либо Россия подает в суд, либо в медицинской комиссии больше не будет представителя Германии. И в итоге добился своего: немец, возглавлявший медкомиссию, был уволен. Ни для кого, к тому же, не было секретом, что на очередном конгрессе IBU, который должен был пройти в конце лета-2006-го в Ханты-Мансийске, первый вице-президент намерен серьезно бороться за президентское кресло. В Рупольдинг в гости к Тихонову приехал и заслуженный тренер СССР Виталий Фатьянов. Он имел достаточно весомую причину приехать просто так: на этапе Кубка мира должна была стартовать его ученица Светлана Ишмуратова. Правда, работа Фатьянова носила в этом отношении скорее консультативный характер – Ишмуратова давно уже вышла из возраста, когда спортсмену необходим жесточайший и ежедневный тренерский контроль. Поэтому многие воспринимали приезд Фатьянова в Рупольдинг, как полуразвлекательный туристический вояж богатого человека: отойдя от тренерских забот тренер возглавил новосибирское отделение «Газпрома» и вполне мог себе позволить провести неделю в Германии, а заодно и повидаться с коллегами из прежней биатлонной жизни. Но для Тихонова Фатьянов был не просто коллегой. И не просто бизнесменом. Каждый раз, когда эти двое оказывались рядом, становилось очевидно, что их связывает гораздо большее, нежели спорт или деньги. В один из проведенных в Рупольдинге дней я получила ответ и на этот вопрос. - Фатя - уникальная личность, - улыбнулся Тихонов каким-то своим воспоминаниям. - В свое время закончил горьковский педагогический университет, уехал на Сахалин, работал там тренером. Потом стал зампредом местного спорткомитета. Познакомились мы почти случайно. Он подошел на каких-то соревнованиях в Свердловске, где мне предстояло выступать. Вижу, мнется – боится подойти ближе. В те времена я уже привык к такому отношению – считался в тех краях, да и не только там, чуть ли не идолом у всех, кто так или иначе был связан с биатлоном. Я, естественно, спросил, что ему от меня нужно, а он только плечами пожал: мол, просто рядом постоять хотел. Слово за слово, он взял мои лыжи – помочь мне донести их до старта. Потом мы снова разговорились. И мне очень понравилось, как он отвечал. Такие люди всегда были в спорте дефицитом. Правда, когда я предложил Фате перебраться с Сахалина в Новосибирск, он не воспринял это всерьез. Куда ехать, когда ни квартиры, ничего нет? Тот разговор я не забыл. Когда сезон был закончен, переговорил с руководством в «Динамо», в горкоме партии. Они как-то сразу мне поверили. Выделили квартиру, и Фатьянов стал работать в Новосибирске. Условия, в которых мы там оказались, были совершенно жуткими. Жилой барак, кругом заключенные – половина населения не имеет права покидать поселение. Золотые рудники вокруг, шахты. И тайга. Несмотря на все это, нам повезло: директор рудника - Шевяхов Геннадий Петрович, когда узнал о наших планах, стал помогать всем, чем только можно. У меня до сих пор сохранился подаренный им золотой браслет, как память о том нашем знакомстве. Со специально сделанной гравировкой: «ТАИШГП». Это не что иное, как мои и его инициалы. Наш с Фатьяновым распорядок строился одинаково. Виталик каждое утро уходил на тренировку, я же топил печку, ставил котел, рубил крупными кусками мясо убитого на охоте лося, оставлял его вариться, снова брал топор в руки и шел на будущую трассу. Становился на снегу на колени, Фатя нагибал деревца, я же их рубил их под самый корень. Неделю мы с Виталиком так на коленях по тайге ползли. Но сделали трассу для спортсменов. Шестикилометровый круг, 3-4 метра шириной. В таких условиях люди очень хорошо проверяются. Но честно скажу: когда со мной случилась вся эта история с арестом, не ожидал, что Виталька проявит себя таким кремнем. Его постоянно вызывали на допросы и, несмотря на все, он оказался одним из немногих, кто нашел возможность пробраться в тюрьму, чтобы меня увидеть. А когда меня выпустили под подписку о невыезде, Фатьянов не задумываясь забрал меня к себе домой. В его квартире я прожил месяца два или три. Но запомнил на самом деле лишь одно: каждый вечер, когда ложился спать, видел в окно, как на какой-то высокой крыше загорается красный фонарь. Как символ: все, парень, приехал. Дальше дороги нет. И вдруг однажды этот фонарь потух. А через несколько дней мне разрешили уехать в Москву... * * * «Тихонов - такой человек, которого Бог одарил всем, - сказал мне Фатьянов, уезжая из Рупольдинга в Россию. - Мне кажется, он в любом виде спорта, даже в шашках или кеглях, стал бы чемпионом мира. Мы знакомы уже 20 лет. Он - не сахар, не мед, с ним бывает очень тяжело. Если бы в прежние времена я был его тренером, то, наверное, лучший вариант отношений с таким спортсменом - молчать. Дать задание - и молчать. Он будет огрызаться, спорить, но все, что нужно, все равно сделает, чего бы это ему ни стоило. Кстати, он до сих пор всех по себе мерит. Если сам может, то и остальные, получается, должны. А так не всегда получается». Помолчав, тренер неожиданно добавил: «Я-то знаю, как ему здесь несладко, хотя все привыкли считать, что у Тихонова нет и не может быть никаких проблем...». Проблемы, на самом деле, сыпались со всех сторон. Последние пару лет перед Играми в Турине первый вице-президент IBU появлялся на людях в неизменно элегантном, с привычным налетом роскоши виде, однако почти весь его гардероб и одновременно рабочий кабинет с кучей бумаг, телефонов, чеков и музыкальных дисков с ностальгически-пронзительным русским шансоном умещался в просторном багажнике стильного представительского «Лексуса». Так он и жил. Гостиничные номера, машина и непонятно какое место постоянного жительства. Самые близкие друзья знали больше. В конце 2004-го в Новосибирске умер отец Тихонова. Его старший сын Сергей успел, приехав в больницу, набрать по мобильному телефону австрийский тихоновский номер. Дал трубку отцу и тот сказал: «Саня, сынок, ты у меня – самый любимый. Самый честный и верный. Держись!». Эти слова были последними. Спустя несколько месяцев у Александра трагически погиб младший сын. Съехав от Алейников в 2002-м, Тихонов некоторое время ютился в Инсбруке в снимаемой за немереные деньги крошечной квартирке. Более просторное жилье было ему не по карману. Лишь однажды он разоткровенничался: - У Алейников я прожил год, и сам понимал, насколько их стесняю. Инсбрук – очень популярный и дорогой город. Сама знаешь, насколько тяжело в Тироле найти и снять квартиру. В той, которую в итоге удалось найти, условия, если честно, были жуткие. Полуподвальный этаж, сырость, мокрицы. Свидетелем того периода моей жизни был олимпийский чемпион Евгений Редькин – он в то время приехал в Инсбрук с семьей отдыхать и временно поселился надо мной – в том же доме. Однажды меня тряхануло так, что я едва успел позвонить Гале, жена Алейника. Она приехала, вызвали скорую. Меня увезли в больницу с подозрением на инсульт. 15 дней я провел в инвалидной коляске с черной повязкой на глазах. Когда мне сказали, что я навсегда могу остаться в этом состоянии – был поврежден вестибулярный нерв – мне даже не пришло в голову, что я не хочу жить. Знал, что выкарабкаюсь. Потом случайно познакомился с одним австрийским бизнесменом. Когда он узнал о моем желании перебраться из Инсбрука в Зальцбург, то сказал, что у него там в пригороде есть дом, который большую часть года пустует, и что он с удовольствием отдаст его мне. В этом доме я прожил еще год. Относились ко мне потрясающе везде, где бы ни оказывался. Под Зальцбургом есть элитный гольф-клуб, один из лучших в Европе. Попасть туда с улицы невозможно. Мы с друзьями как-то приехали, хотели поиграть, и меня узнал один австриец. Тут же позвонил шефу, тот явился и лично вручил мне членскую карту. Такая же карта у меня есть в гольф-клубе в Чехии… * * * ...Уехать из Зальцбурга Тихонов задумал тоже не от хорошей жизни. В дом австрийского бизнесмена стали наезжать на лето дальние пожилые родственницы. Наверное, поэтому, при всей тихоновской коммуникабельности и умении найти темы для общения с самыми разными людьми, он стал тяготиться положением гостя. Не случайно ведь в Европе всегда была в ходу поговорка: «На третий день любой гость начинает неважно пахнуть». К тому же, живя в Зальцбурге, Александру нужно было постоянно наведываться по делам в Инсбрук. Продолжать мотаться туда, делая по 200-300 километров в один конец, было и долго и дорого. Он снова вернулся в столицу Тироля. И снова поселился у знакомых. Австриец Зигфрид Брукер и его русская супруга как раз отремонтировали трехкомнатную квартиру, где жили вдвоем, и уговорили Тихонова пожить у них. Он остался, понимая, что и это – ненадолго. Устав от кочевой жизни и пусть ненавязчивой, но постоянной зависимости – от чужих людей, от обстоятельств, - Тихонов хотел собственного дома и собственного уюта. Это желание превратилось почти что в маниакальную идею. Слишком привык Александр в той, прежней жизни быть хозяином. Хлебосольным, радушным. Вот он и искал. Дом в Чехии – в отдаленной от крупных городов лесной глуши - достался Тихонову от одного из близких друзей, который в свое время купил недвижимость с целью вложить деньги. И тогда же столкнулся с проблемой: за пустующим жильем было некому приглядывать. Так Тихонов и перебрался на новое место жительства в качестве то ли сторожа, то ли постояльца. Но летом 2005-го дом все-таки обворовали. В тот день Тихонов должен был уехать на очередные соревнования. На самой границе вспомнил, что забыл взять деньги – 30 тысяч долларов, которые должен был привезти с собой и передать знакомому. Особенной проблемы в этом не было: деньги можно было передать и двумя неделями позже – на следующем турнире. Вот Тихонов и не стал возвращаться. А когда снова приехал в Чехию, обнаружил в доме выломанное окно и раскуроченную мебель. Грабители забрали все: и деньги, и технику, и одежду. Зачем-то изувечили стоявший в гараже старенький, но очень любимый эксклюзивный мерседес-кабриолет, десять лет назад подаренный Тихонову друзьями и ими же пригнанный в Австрию. Когда сосед – чешский механик Арношт, с которым Тихонов сдружился, перебравшись в Чехию, увидел, во что превратили машину незваные гости, то не выдержал, заплакал. И отчаянно пытался загородить вход в гараж своим телом: «Не ходи, Саша, тебе не нужно этого видеть...». - Арношт мне ту машину и отремонтировал, - вспоминал Тихонов. - Он всю жизнь занимался обслуживанием аттракционов, неоднократно приезжал с ними в Россию. Страстный хоккейный болельщик, как все чехи. А с машиной получилось так: несколько месяцев спустя после того случая я возвращался из Австрии. Это был день финала чемпионата мира. Когда заканчивался первый период, до Праги оставалось еще километров 200. Автобан был пустой - чехи же играют, - так что ехал я очень быстро. За несколько минут до конца матча ворвался к Арношту, а он сидит перед телевизором и причитает горестно: «Проиграют сейчас наши, точно проиграют». Я же уверенно так говорю: «Готов спорить - выиграют!». Мы и поспорили. На то, что, если чехи выиграют, Арношт бесплатно отремонтирует мне «Мерседес»… Вот так я в Чехии и жил до тех пор, пока друг не захотел свой дом продать. Арношт помог перевезти вещи в Австрию - я наконец приобрел там собственное жилье - под Веной… * * * Собственный дом, который Тихонов возводил на взятые в кредит деньги, строился быстро. Большой, в три этажа, с хорошо продуманной планировкой и даже небольшим участком земли. Все это – в нескольких минутах от венского аэропорта. Но чем более основательно обустраивался там Тихонов, тем отчетливее бросалось в глаза, что ни дом этот, ни участок с ровненько посаженными хозяином вдоль ограды кипарисами, ни стильная, современная мебель, ни возможность впервые за много лет чувствовать свою бытовую независимость, ни милые, улыбчивые соседи, ни аккуратные австрийские палисаднички не нужны Тихонову совершенно. Порой даже ненавистны до остервенения. Не его это. Чужое. Совсем… Летом 2006 года Тихонов все чаще стал говорить о том, что намерен в ближайшее время вернуться в Россию. Подоплека была понятна. После Олимпийских игр в Турине в биатлонной среде стали распространяться слухи, что шансы первого вице-президента IBU сохранить свой пост на следующее четырехлетие и уж, тем более, быть избранным в президенты международного Союза биатлонистов крайне малы. Особенно – если сам он не сможет приехать в Ханты-Мансийск на очередной выборный конгресс. Более того, неуемная тихоновская активность, благодаря которой в 2001-м он был официально признан IBU, как лучший в мире президент национальной федерации биатлона, стала раздражать слишком многих. И на Западе, и в России. Свежий, порой ураганный ветер перемен - дело, конечно, хорошее, но как можно жить в эпицентре урагана несколько лет подряд? Ну а то, что эпицентр этот неизменно оказывается там, где появляется Тихонов, за последние годы успели понять все. - Если бы я видел человека, которому мог бы уступить свое место президента Союза биатлонистов России, сделал бы это немедленно, - сказал мне Тихонов в Вене тем самым летом 2006-го. - На этот пост я не рвался никогда. Десять лет назад занял его совершенно неожиданно для себя. В тот период я благополучно развивал собственное производство и случайно оказался в Новосибирске, где проходила отчетно-выборная конференция по биатлону. Меня на нее пригласили - и предложили стать президентом: мол, нужно срочно спасать российский биатлон. Я тогда поинтересовался, почему же не приглашали раньше - ведь за предыдущие годы рухнула вся структура, развалились многие спорткомплексы. Мне ответили: «Что было - то было. Но мы знаем, что ты вытащишь». Уговаривали в основном тренеры. Я согласился, но поставил условие: если при голосовании будет хоть один воздержавшийся, эта работа мне не нужна. «За» проголосовали все. Когда я вернулся в Москву и пришел в офис союза, то увидел: большинство сотрудников готовы к тому, что я их немедленно уволю. Но я сказал: «Нет, дорогие мои, давайте решать проблемы вместе. Вы развалили дело, вашими руками я и буду его восстанавливать». Все это было вроде бы недавно, но сейчас даже представить невозможно, какой тогда была ситуация. Вот лишь одна деталь: к тому моменту Россию настолько забыли на международном уровне, что вариант, при котором из нашей страны поступила бы заявка на проведение международных соревнований, никому даже в голову не приходил! Мы и сами слишком привыкли себя недооценивать. Имели огромные спортивные традиции - и при этом у нас было самое слабое представительство в международных федерациях. Отсюда - потеря влияния, которая в таком виде спорта, как биатлон, не могла не сказываться на результатах. Собственно, в Австрии я впервые и задумался о том, чтобы выставить свою кандидатуру на пост президента IBU. Понимал прекрасно, что идея выглядит авантюрой. Мне говорили об этом многие. Накануне открытия перевыборного конгресса, который проходил в Ницце в 2002-м, кто-то принес сразу три газеты - французскую, итальянскую и немецкую. И в каждой было написано, что меня разыскивает Интерпол. Я сказал тогда одно: соревнования биатлонистов показывают по телевидению, везде присутствует пресса. То есть все постоянно знают, где я нахожусь. Так почему же за мной не приезжают и не задерживают, если на то есть основания? Этих аргументов оказалось достаточно. Хотя в то же время я, например, знал, что человек, который в России работал под моим началом, собирался поддерживать на выборах другого кандидата, то есть откровенно работал против меня. Естественно, я вел переговоры, встречался с представителями различных блоков, выяснял, кто проголосует за мою кандидатуру, кто будет против. К примеру, спортивный директор IBU Янеш Водичар убеждал меня в том, что свою кандидатуру на пост президента он выставлять не будет и готов полностью меня поддержать. Я тогда открыто сказал ему, что не верю его словам, и предупредил: если он все-таки выдвинется, а мне по каким-либо причинам придется снять свою кандидатуру, то голосов моих сторонников он не получит. Перед выборами мне намекнули: мол, было бы неплохо, если бы на конгресс прилетел кто-нибудь из высшего спортивного руководства России - тогда все увидят, что страна меня поддерживает. Я позвонил в ОКР, и мне пообещали поддержку в Ницце. Но по каким-то причинам никто так туда прилететь не смог. Собственно, после этого я и понял, что борьбу за президентское кресло могу проиграть. Пришлось снимать свою кандидатуру. А дальше все случилось так, как я и предполагал. Водичар выдвинулся сам, я же объединился с действующим президентом IBU норвежцем Андерсом Бессебергом, и мы эту гонку выиграли. На пост первого вице-президента меня выбрали абсолютным большинством голосов. Очень быстро понял, что от меня в принципе не ждут никакой активности. В IBU люди годами вели спокойную жизнь, привыкли к этому. Я же стал искать, где могу применить свои знания и силы. В качестве официального представителя IBU побывал на чемпионате мира по арчери-биатлону в Германии. Российские спортсмены выиграли там 11 золотых медалей из 13, так что гимн наш играли с утра до вечера. Но там же я понял, что арчери-биатлон никогда не будет популярен в мире и им никогда не заинтересуется телевидение. Поэтому предложил IBU передать этот вид Федерации стрельбы из лука, а те 30 тысяч евро, которые ежегодно выделялись на арчери-биатлон, передать на развитие еще одного биатлона - летнего. Рассуждал просто: зимой зрителям нужны теплая одежда, обувь. Летом не нужно ничего, кроме шорт и шлепанцев. К тому же почти все биатлонные комплексы, на которых проводятся соревнования, находятся в туристических зонах. Например, на чемпионате Германии по летнему биатлону в Рупольдинге на трибунах, которые вмещают 11 тысяч зрителей, собиралось по 14 тысяч. Приблизительно так же обстояли дела и во время первенства Франции - где и зимний-то биатлон, по сравнению с другими странами, не очень популярен. Во время этих соревнований у меня состоялись переговоры с одним из шефов телеканала Eurosport. Он сказал: «Если в программе турниров по летнему биатлону какие-то виды будут проводиться на лыжероллерах, я гарантирую, что мы эти турниры станем транслировать!» Очень быстро выяснилось, что за идею уцепились все. Есть компании, которые готовы изготовить и поставить нам налокотники, наколенники - все это бесплатно, в целях рекламы. Производители в Словакии и в Словении на этих же условиях предоставят уже обкатанные и протестированные лыжероллеры. Получается, в этом виде спорта заинтересованы все: и спортсмены, и телевидение, и бизнесмены. В 2004-м на промежуточном конгрессе IBU в Варне я собирался доложить свои соображения по развитию летнего биатлона и предложить, чтобы Международный союз предоставил этой дисциплине официальный статус. Одна беда: на конгрессах сложилась более чем странная практика - говорит только президент. Генеральный секретарь Федерации лыжного спорта Австрии Клаус Ляйстнер даже как-то спросил: «Зачем у нас в президиуме столько вице-президентов, если они всегда молчат?». В Варне Бессеберг уже собирался завершать конгресс - даже поднял молоток. Так я за этот молоток буквально ухватился: хочу, мол, поднять вопрос о развитии летнего биатлона. Меня пытались остановить, убеждали, у этого вида нет никакой перспективы, но я настоял на том, чтобы провести голосование. «За» высказались все национальные федерации. И, таким образом, летний биатлон получил официальный статус. Считаю это своей заслугой. Еще одна стычка с Бессебергом случилась, когда мы рассматривали вопрос о проведении финала Кубка мира-2006. Бессеберг, поскольку он - норвежец, хотел провести его в Холменколлене. Но на это же претендовал тогда наш Ханты-Мансийск, и у меня были все основания бороться за российскую кандидатуру. Дело тут не только в том, что я хотел, чтобы эти соревнования прошли в России. Я езжу в Норвегию уже 35 лет и могу сказать: самое плохое проведение этапов Кубка мира - как раз в Норвегии. Несмотря на то, что эта страна имеет такие традиции, таких спортсменов и такие деньги (только на развитие спортивной науки там выделено около 70 миллионов долларов), норвежская федерация биатлона - одна из наиболее скупых. А ведь именно федерации, по сути, и отвечают за проведение этапов Кубка. Я не против соревнований в Норвегии, но хотел получить гарантии, причем в письменном виде, что всем командам-участницам будет обеспечено нормальное размещение, питание, транспорт, что будет организована VIP-зона - такая, какие есть на всех остальных этапах Кубка. Добавьте к этому и еще одну проблему. В Холменколлене в конце марта всегда очень плохая погода. Бывало, что соревнования откладывали из-за тумана и недостатка снега или вообще переносили в другую страну. Поэтому я считал правильным потребовать, чтобы оргкомитет предоставил документ, где будет зафиксировано: в случае переноса соревнований все расходы несет федерация биатлона Норвегии. На Конгрессе IBU в 2004-м мы хотели биться и за то, чтобы чемпионат мира-2009 тоже прошел в Ханты-Мансийске. Гарантировали бесплатные дорогу, размещение и питание для всех участников чемпионата. Организация соревнований в этом городе всегда на высшем уровне, об этом знают все. Но проиграли одним голосом (причем голосом нашего бывшего соотечественника) - Корее. Корейцы пообещали, что выделят два «Боинга», один - для участников, второй - для груза, поселят всех в четырехзвездных отелях, обеспечат кухню любой страны, снабдят всех приехавших мобильными телефонами и обеспечат бесплатный интернет. Все равно считаю, что организация чемпионатов мира в столь отдаленных странах неперспективна. Вот вам пример: один из вице-президентов IBU уже много лет ратует за развитие биатлона в странах Южной Америки - Бразилии, Аргентине, Чили, но тем не менее за последние 10 лет там не появилось ни одного спортсмена! Так зачем мы тратим деньги? Для того, чтобы раз в четыре года представители этих стран принимали участие в голосованиях на конгрессе? Средства надо выделять тем, кто действительно работает. В Чехии сейчас работает 11 детских школ биатлона. Я сам наблюдал, как президент Чешской федерации биатлона с лопатой орудует на стрельбище. Они постоянно что-то строят - на те копейки, которые собирают по всей стране. Так же обстоит дело в Словакии, Словении, Болгарии. … Врагов он все-таки нажил. Несколько месяцев спустя после Олимпийских игр в Турине юридический комитет Международного союза биатлонистов поставил на исполкоме IBU вопрос об исключении Тихонова из рядов своей организации. Формулировка была весьма загадочной: «За высказывания, которые мешают развитию мирового биатлона»...
|
Биатлон - 
