|
Фото из архива Александра Тихонова
на снимке: с Евгением и Александром Гомельскими |
Наверное, этим можно было бы закончить – дать слово самым разным людям, пересекавшимся с Тихоновым в годы его российской жизни. Наблюдавшим за ним со стороны на протяжении карьеры и после. Но в конце 2002 года стало понятно, что планы придется корректировать. Несмотря, что с момента отъезда Тихонова из России прошел год, и уже было очевидно, что заведенное на него уголовное дело разваливается на глазах, cреди возможных собеседников были и такие, кто наотрез отказывался говорить о выдающемся биатлонисте, узнав, что рассказ может быть опубликован.
Визит в крупное московское издательство тоже оказался неутешительным.
«Поймите правильно, - сказал мне один из руководителей – интеллигентный, умный и очень близкий к спорту человек. – Мы – солидная организация. Кто знает – виноват Тихонов, не виноват – а на кон ставится репутация. Нам этот риск не нужен. Да и вам, поверьте, тоже…».
Впрочем, три интервью, все-таки были сделаны. И именно они, на мой взгляд, отразили гораздо больше, нежели Тихонов мог бы рассказать о себе сам.
РАССКАЗЫВАЕТ ТАТЬЯНА ТАРАСОВА
…Если сказать «Олимпийский чемпион» и представить некий собирательный образ, то это – Саша Тихонов. Именно такой: озорной, красивый, смелый…
Я уже не помню, как мы с ним познакомились. Где, когда… Помню, что было это в какие-то совсем незапамятные времена. Кажется в городе Глазове – одному Богу известно, каким образом меня туда занесло – где нет даже птиц, а листва на деревьях росла с одной стороны оттого, что там находился какой-то атомный реактор. Почему-то там сидела на сборах со своими учениками я, и там же в округе тренировались биатлонисты.
И вот эти неописуемые красавцы, олимпийские чемпионы – в костюмчиках спортивных, варежках и шапочках своих смешных как-то прямо на лыжах появились возле катка и мы сразу же подружились. Помню они принесли нам пироги – не знаю уж, где взяли – с клюквой. Красивые, праздничные, красные…
У меня то поколение ассоциируется с какими-то бесконечными их победами. Во время Олимпийских игр мы всегда ходили на биатлон. Как-то получалось, что в день эстафеты у нас всегда выпадал выходной день. Мы его всегда ждали особо, потому что он, опять же, заведомо ассоциировался с победой.
Тихонов в каждой команде был, как талисман. Золотая волшебная палочка для всей четверки.
До сих пор помню, как он снимал с плеча свое ружье. Это был совершенно особенный трюк. Фирменный финт. Ка-ак он его снимал!.. Это был цирковой номер! Красоты нечеловеческой!
Он снимал эту винтовку с раскрутом в два с половиной оборота, а сам в это время падал на снег. И всем было понятно, что человек этот - не только великий спортсмен, но и великий актер, способный любое выступление превратить для зрителей в потрясающий спектакль.
Я постоянно узнавала от него массу нового. Помню он мучался оттого, что на какой-то там минуте гонки, кажется на 28-й, у него что-то вступает в желудок. Ну как у нас у всех, больших спортсменов, вступает от перегрузок – то в ногу, то в спину, то в голову…
И однажды он рассказал, что ездил куда-то в сибирское село, к какому-то деду, и этот старец научил его лечиться оливками. Нужно было, по-моему, каждый день съедать полкило оливок с косточками. И это - в те времена, когда оливки можно было лишь по великому блату в пятилитровых банках купить.
Дед пообещал, что через три месяца такого лечения все пройдет. И ровно через три месяца, когда Тихонов бежал на каких-то соревнованиях, он понял, что колдун не обманул – все прошло, и он может бежать всю гонку, не страхуясь.
Такие вещи я запоминаю, как «Отче наш». Потому что именно они характеризуют выдающегося спортсмена.
Он все делал очень легко. Весело. С душой. Вокруг Тихонова всегда смеялись. То поколение спортсменов было совершенно выдающимся. Великими-то были все. И медалей была куча – хоть обвешайся. А он был звездой…
А как он нас принимал в Сибири!
У фигуристов каждый год было сибирское турне. И каждый раз Тихонов с какими-то закадычными друзьями приезжал в Барнаул, и мы вместе ехали в Новосибирск. Садились в машину – я, Роднина, Зайцев - догоняли большой автобус, который вез остальных фигуристов, обгоняли его на скорости 150 километров в час – и это на дороге, где от одного вида можно было получить сотрясение мозга, - уезжали вперед, останавливались, и прямо на мерзлой земле, в грязи раскидывали белую скатерть. На нее тут же сыпались какие-то яства – помидоры, зелень, водка, мы плюхались прямо на землю и ждали, когда мимо нас проедет этот автобус, груженный тоже выдающимися спортсменами.
Потом была баня в Новосибирске. Это была феноменальная баня. Ритуал. Все заматывались белыми простынями, у женщин была своя парилка, у мужчин – своя, а посередине, в общей комнате стоял длинный стол. Пели песни, выпивали, закусывали, а потом Тихонов начинал парить всех вениками.
Такое ощущение, что у него здоровья хватило бы на сто человек.
Потом он провожал нас до следующего города и уезжал.
Когда он закончил выступать, виделись мы довольно редко. Я как-то приезжала к нему в спорткомитет, когда он уже начал работать. Запомнилось огромное количество очень красивого оружия, которое Тихонов безумно любил.
Я даже не хочу говорить о событиях, связанных с его арестом, отъездом, потому что все это не имеет для меня никакого значения. Не верю, не поверю и никогда не буду вдаваться в подробности. Потому что для меня Тихонов – потрясающий, остроумнейший, самый порядочный и надежный человек, которых я когда-либо встречала. Он – настоящий. Таких мало.
Поэтому все его так и любили.
Как мы радовались в Лейк-Плэсиде, где Роднина выиграла третью Олимпиаду! Всю ночь катались с гор прямо в олимпийской деревне. От восторга, что мы, все-таки, выиграли.
Помню, летели из Америки на самолете, Тихонов сидел впереди меня и кого-то в чем-то убеждал. Не знаю, о чем был разговор. Но запомнила, что все тринадцать часов, что мы летели, они орали друг на друга до хрипоты на весь салон. А незадолго до посадки Тихонова предупредили, что ему, как четырехкратному олимпийскому чемпиону, предстоит говорить приветственную речь. У него же - от этого спора - совершенно пропал голос. И всю оставшуюся часть пути мы всем самолетом добывали ему у стюардесс горячее кипяченое молоко, чтобы хоть как-то привести горло в порядок.
А с Олимпиады у меня еще одно воспоминание осталось. Как он финишировал в эстафете. Был весь черный, когда добежал. Я помню, что это меня совершенно потрясло. Что убегал человек живой, а прибежал совершенно мертвым. С черным лицом. Но - первым!
Вот такой это был спортсмен.
Тихонова ведь и ставили всегда на самые ответственные этапы. Он бегал лучше всего в эстафетах, когда не за себя бежишь. Это ведь тоже очень редкое качество. За себя он так не мог. А вот за команду бился насмерть…
Наверное поэтому, несмотря на то, что вся страна столько лет радовалась золотым медалям биатлонистов, помнят только его…
РАССКАЗЫВАЕТ ВИТАЛИЙ СМИРНОВ
…У выдающихся спортсменов после того, как они уходят из спорта, нередко вырабатывается комплекс невостребованности. Я много раз сталкивался с этим. Один из наиболее запомнившихся примеров – легендарный прыгун в высоту Валерий Брумель. Помню, мы ехали с ним на какой-то грандиозный юбилей федерации легкой атлетики. Брумель всю дорогу жаловался, что из людей прежнего поколения его уже давно никто не помнит, а молодые вообще не имеют понятия, что был такой спортсмен. Я долго пытался его переубедить. Но видел, что огн просто не слышит моих объяснений. А когда приехали, выяснилось, что к юбилею приурочено чествование лучших атлетов современности. Когда назвали имя Брумеля, он был в шоке, настолько это оказалось для него неожиданно.
Еще одна проблема выдающихся спортсменов заключается в том, что когда они уходят из спорта и переключаются на нормальную жизнь, то оказываются к этой жизни не готовы. Особенно характерно это было для людей еще советского поколения. Жили-то постоянно на сборах, в окружении казеной мебели. Не умели ни заправлять кровати, ни бережно относиться к вещам, а самое главное – их мир был ограничен спортивной системой взаимоотношений. В основе которой стояли принципы благородства, порядочности, честности. То, что в жизни нормально – когда человек использует все средства, чтобы добиться какой-то цели, карьерного роста и так далее, для большинства спортсменов того поколения изначально было недопустимо.
Поэтому попадая в другую жизнь, многие оказывались в совершенно непривычной для себя среде.
Я наблюдал немало подобных ситуаций. И Тихонов – не исключение.
Он, конечно, - личность необыкновенно яркая и незаурядная. Очень неординарен, часто прротиворечив. Иногда бывает совершенно непонятен окружающим. К тому же Тихонов всегда был артистом. И, как человек, который на протяжении многих лет находился в эпицентре внимания, даже закончив выступать, нуждался в определенном поклонении, преклонении, почитании…
Тихонов очень многогранен. Не надо забывать, что он вышел из очень бедной социальной среды. Рос в сложных материальных условиях, где радостей-то совсем мало было. Любит рассказывать о своем деде – цитировать его высказывания, как и что дед сказал, как и когда по голове погладил. Все эти знаменитые фразы: «Семь раз отмерь, но не режь…»… Безмятежная картинка.
Но как-то однажды, когда мы с ним вдвоем были на охоте, он вдруг, пригорюнившись, сказал: «Ведь на самом деле никакого деда я не знал».
Тот факт, что с уходом из биатлона его спортивная слава как бы кончилась, и заставлял его стремиться быть первым во всем, чем бы он не занимался. И очень быстро добиваться результата, как он добивался в спорте.
Нередко он бывал не совсем справедлив, считая, что те, кто его окружает, только мешают работать, а сами никуда не годятся. Но ему надо было постоянно чувствовать свое превосходство, находиться на гребне успеха.
Мы очень давно знакомы. Иногда неделями жили под одной крышей в охотничьих будках, немало выпили вместе.
Он слишком безкомпромиссен, не признает полутонов. Что в работе, что в жизни. Не всегда умеет сдерживаться. Характер у него, что и говорить, буйный.
Хотя за все годы, что мы дружим, ни разу не поссорились. Знали друг друга много лет – я же бывал на всех Олимпиадах, где он выступал. Особенно хорошо помню Саппоро. Причем даже не сами Игры, а как всей командой возвращались домой на чартерном рейсе и самолет сделал посадку в Новосибирске, чтобы Тихонова дома высадить. Рейс был прямой, то Тихонов каким-то образом уговорил пилотов.
По-настоящему мы подружились уже позже, когда Тихонов закончил выступать. Я тогда подумывал, каким образом привлечь таких людей, как он, на посты президентов спортивных федераций. Мы неоднократно на эту тему разговаривали, Тихонов сопротивлялся – чувствовал себя обиженным. К тому же у него было большое предубеждение не только против людей, которые уже работали в спорткомитете, но и вообще против административной деятельности. Тогда я приложил немало сил, чтобы убедить его не отрываться от спорта, от биатлона.
Думаю, он изначально воспринимал меня, как некую величину, с мнением которой он согласен и признает старшинство и авторитет. Называл меня всегда «Шеф». Я горжусь нашей дружбой. Потому что, считаю, что доверие таких людей, как Тихонов, заслужить непросто.
Очень его люблю. Как человека, как личность.
Знаю, у Леонида Тягачева, который сменил меня на посту президента Олимпийского комитета России, дома, в зале, где он принимает гостей, висит большая фотография, на которой Тягачев снят на охоте вместе с Тихоновым. Он всегда ее с гордостью демонстрирует. Эту фотографию потом даже выбрали для этикетки на подарочную водку под тихоновский юбилей.
Саша – замечательный друг. Добрый, надежный.
Помню одну из наших первых совместных поездок на медвежью охоту – мы ездили в Пермскую область. Я много ему рассказывал, как охочусь сам. Сказал, помнится, что в вопросах международного олимпийского движения считаю себя любителем. Зато в охоте – профессионал. Охочусь более сорока лет.
Чувствовал, правда, что всерьез меня, как охотника, Тихонов не воспринимает. А в один из вечеров пошли на лабаз. Через несколько часов Тишка подходит и говорит: «Шеф, пойдем покажу, как медведь красиво лежит. Я его двумя выстрелами уложил». А я и отвечаю: «Ты посмотри сначала, какого я уложил. Выстрелом в голову».
Вот тогда он меня зауважал по-настоящему.
На охоте у нас были какие-то нескончаемые разговоры, байки, прибаутки… Там вообще сама обстановка располагает к тому, что люди проявляются совершенно неожиданными качествами. Должность уходит на второй план: каждый ведь вынужден что-то делать: кто-то разводит костер, кто-то берет на себя приготовление пищи, кто-то моет посуду. Саша успевал везде, при этом всегда был душой компании. Человек необычайно широкий, добрый. Может подарить что угодно. Прекрасно поет под гитару, а сколько историй знает... Столько, сколько с ним на охоте, я не смеялся никогда в жизни.
Доходило до того, что дышать от смеха не мог – так межреберные мышцы болели. Наутро как-то сказал ему, что по моим приблизительным подсчетам он за вечерними посиделками рассказал около трехсот баек. Он тут же ответил: «Пятьсот, Шеф! Но кто считает?».
Еще Толстой писал в «Войне и мире», что все охотники делятся на две категории. Одни – щеголеватые, в модных костюмах, все подогнано, скрипящая кожаная обувь, сапоги, ловко сидящие полушубки, а есть такие, кто приезжает на охоту, неделями не бреется, носят какие-то опорки, портянки… Тихонов – из первой категории. Всегда в красивых, подогнанных вещах, с классными ружьями.
А вот в спорте он всегда был неудобным для начальства. Не таким, как все. Из пионеров его выгоняли, в комсомол не принимали, из сборной тоже выгоняли неоднократно. Даже среди выдающихся спортсменов он - совершенно особенный. Поэтому и не укладывался никогда ни в какие рамки. От этого и возникали конфликты. И с Приваловым, и с Маматовым, и со многими другими.
В тренировках у него была своя методика. Никогда не выходил со всеми на зарядку. Но мало кто знал при этом, что вставал он в пять утра. И проводил на лыжне полноценную полуторачасовую тренировку. Мог и раньше подняться, если надо было учитывать разницу во времени с тем местом, где предстояло проводиться каким-либо соревнованиям. Потом возвращался, принимал душ, переодевался и спускался вниз, где команда только собиралась на зарядку. Будто бы только что проснулся.
Один раз ему сделали замечание, что он опоздал, все, мол, давно разминаются. А он возьми да и скажи ребятам в присутствии тренеров: «Хотите, покажу упражнение, без которого не стать чемпионом?» Все рты пооткрывали: «Хотим, конечно». А Тихонов на чурбачок какой-то, как на пьедестал, залез, руки поднял и приветственно ими помахивать начал: «Вот что отрабатывать надо, а вы – приседания делаете…»
За подобные выходки его и выгоняли. Но что бы не говорили, Тихонов четко знал свои возможности. И в работе был профессионалом до мозга костей. Бойцом.
Характер у него предельно жесткий. Железобетонный. Мог за несколько минут до старта подойти к любому сопернику – норвежцу, немцу, шведу – и сказать: «Я тебя сейчас на втором круге сделаю по полной программе». И я сам видел, как эти спортсмены, едва уйдя со старта, начинали оборачиваться назад в ожидании, когда же появится Тихонов и «сделает».
Ну а если рассказывать про все его похождения вне спорта, можно умереть со смеху.
Собрались однажды на охоту - с собаками. Приехали на вокзал пораньше, садимся в поезд, в спальный вагон, проводница – ну фурия, просто. «Что вы здесь устраиваете? Стаканы поменять? Я вам сейчас такие стаканы устрою...».
Пока поезд стоял, Сашка ушел куда-то. Через некоторое время залетает проводница: «Мальчики, как вы тут? Удобно устроились? Вот стаканчики чистенькие, сейчас закусочку принесу…».
Я обалдел: «Саша, что произошло?».
А он ухмыляется только.
В другой раз ехали, взяли два соседних купе - Тихонов старался всегда один располагаться. Подъезжаем утром к Кирову, я стучусь в дверь, он не открывает. Потом поднял его все-таки. Заглянул в купе, а там от пола до потолка все завалено картонными коробками, не то что лечь, сесть негде. Спрашиваю, совершенно обалдевший:
Саш, это что такое?
Наборы хрустальные, - отвечает.
Какие наборы? Куда?! Здесь – десятки коробок!
Ну, егерям дарить будем…
Выяснилось, что ночью, когда поезд минут сорок стоял то ли в Гусь-Хрустальном, то ли еще в каком городе, где производство стеклодувное, по вагону коробейники ходить начали. Приглянулась ему одна из продавщиц. Он подкатывать начал – мол, пока поезд стоит, посидим вместе, поговорим, выпьем, а та уперлась: «Пока весь товар не продам, никуда не пойду».
Вот он и купил…
Все его увлечения – бизнес, сельское хозяйство, конный клуб – исключительно от переизбытка энергии. Он очень динамичный человек, любое занятие на лету схватывает.
Однажды поехали в отпуск на Кипр с семьями: я, Тягачев, Тихонов. Решили поиграть в теннис. Тихонов, как выяснилось, чуть ли не в первый раз в жизни ракетку в руки взял. Начинает подавать – по мячу через раз попадает. Но если попал, то бьет так, что мяч через сетку едва перелетает. Но летит при этом совершенно немыслимым способом. Ни один профессионал так не подаст. А взять невозможно. До исступления меня доводил.
Я абсолютно уверен, что он ни в чем не виноват. Но где-то что-то ляпнуть вслух мог запросто. Просто под настроение. Даже когда его освободили и он вернулся в Москву, я говорил: «Саша, будь осторожен. Дело не закрыто. Если с тобой два следователя так обращались, это еще не повод обвинять всю систему. Потому что в этом случае оппонентом становится государственная махина».
Когда он надумал баллотироваться в губернаторы Подмосковья, мы тоже с ним разговаривали. Я отговаривал. Убеждал, что никакой опыт работы в сельском хозяйстве не является залогом успеха. Сам ведь в московской области много лет проработал. Пытался объяснить, что подмосковье - прежде всего промышленность. Огромные города – такие как Коломна, Подольск, Мытищи, Серпухов… Огромные научные центры, сосредоточение оборонной промышленности. Люди, интеллигенция, с которой очень трудно разговаривать, если человек не подготовлен должным образом.
Но он не послушал. Да и я понимал, что сдержать его, если чего задумал, невозможно.
Понимаю, как ему сейчас тяжело. Без друзей, без среды… Он – русский до мозга костей. И никогда не будет себя чувствовать счастливым за границей…
РАССКАЗЫВАЕТ ВЛАДИМИР АЛЕЙНИК
...Заочно с Тихоновым я был знаком давно. Не думаю, что в советские времена в стране был хоть один человек, который не знал бы, кто такой Александр Тихонов. Летом 2000-го мне позвонил Леонид Тягачев – он тогда еще не был президентом ОКР, работал в министерстве спорта – и предупредил, что в Австрию по каким-то делам собирается Тихонов. Попросил встретить его и помочь решить кое-какие спортивные проблемы. Я, естественно, стал ждать. Подумал еще: «Наконец-то познакомимся лично». По каким-то причинам приезд отложился, и я решил съездить на пару дней в Минск. И услышал по телевизору, что Тихонов арестован.
Сначала не поверил. Не укладывалось в голове. Но на следующий день об этом же было написано во всех газетах.
Всем, кто когда-либо пересекался с Тихоновым, - а таких немало и среди моих друзей и знакомых - было совершенно очевидно, что вся история искусственно спровоцирована. Поэтому, естественно, начали думать, как добиться широкой огласки всей этой истории, поднять международную общественность.
Получилось так, что на чемпионат мира по горным лыжам, который проходил в Австрии, в Сан-Антонио, приехала большая группа российских бизнесменов и политиков, включая президента страны.
Один из моих близких друзей в Австрии – генеральный секретарь горнолыжной федерации Клаус Ляйстнер. Он по образованию юрист и, как правило, всегда в курсе многих дел, которые происходят в спорте вообще и в России в частности. Несколько раз ездил со мной в Москву, на Украину, в Белоруссию, начал даже учить русский язык. Дело Тихонова мы тоже с ним обсуждали. Ао время чемпионата в Сан-Антонио получилось так, что Ляйстнер оказался с Путиным и Тягачевым в одном подъемнике – они регулярно вместе катались на лыжах. И, пользуясь тем, что Путин прекрасно говорит по немецки, Клаус сказал, что в Австрии очень многие волнуются за Тихонова. Не могут, мол, понять, как получилось, что такой выдающийся спортсмен, которого в Европе считают одним из наиболее выдающихся атлетов в истории спорта, находится в заключении, при том что его дело даже не рассматривается.
Об этом разговоре Ляйстнер мне спустя несколько дней сказал.
По его словам, Путин отреагировал очень нервно – что-то начал говорить по-русски Тягачеву и было видно, что вопрос серьезно зацепил его.
А недели через три Тихонова выпустили.
Австрийцы действительно переживали. Идею пригласить Тихонова на лечение в Инсбрук высказали именно они.
Я почти сразу позвонил Тихонову в больницу, сказал, что есть такая возможность поехать полечиться, а он ответил: «Возможность замечательная, но очень уж это далеко».
Спустя какое-то время я оказался в Москве и меня предупредили, что возвращаться в Австрию скорее всего буду не один. Тихонов согласился с тем, что ехать надо. Тем более, что речь шла не о том, чтобы просто уехать из России, а о клинике, которая считается одной из лучших в мире по болезням сосудистой системы.
Тогда-то мы и познакомились с Тихоновым лично.
Сели в поезд до Минска, взяли вагон СВ, я принес бутылочку шампанского и мы проговорили до утра.
Я старался не задавать никаких лишних вопросов, видел, что Александр Иванович находится в довольно тяжелом и в то же время возбужденном состоянии: никак не привыкнет к мысли, что он – свободен. А потом его словно прорвало. Он стал рассказывать все. Я даже не перебивал вопросами – это был просто монолог.
На следующий день мы улетели в Инсбрук. Гали с детьми не было. Помню, стояла шикарная погода, но Александру Ивановичу было настолько плохо, что ни о каких прогулках не могло быть и речи. Я уложил его спать, сам же стал звонить врачам, договариваться о консультациях.
Решить вопрос с больницей не оказалось сложным. Наша горнолыжная федерация имеет в Австрии солидный вес и хорошие связи. В том числе и с врачами. Ляйстнер вообше приехал ко мне домой, как только узнал, что мы с Тихоновым – в Австрии. Подтвердил, что все расходы по лечению федерация берет на себя.
Когда стало известно, что Александр находится в Инсбруке, мне начали звонить с телевидения с просьбой организовать интервью. Но тогда пришлось отказать – не позволяло состояние Тихонова. Никаких негативных проявлений со стороны общественности в связи с тем, что Тихонов приехал в Австрию, не было вообще. Само по себе тюремное заключение в Австрии не считается чем-то из ряда вон выходящим – такое случается даже со знаменитостями типа Бориса Беккера. Как говорится, с каждым случиться может.
Были, конечно, некоторые публикации, взятые из интернета, что Тихонов – чуть ли не беглый преступник, что к его розыску в ближайшее время будет подключен Интерпол и так далее. Мы проконсультировались с юристами и получили однозначный ответ государственных органов, что пока не существует решения суда, что Тихонов виновен и осужден, никакие обращения и письма из России по его делу даже не будут рассматриваться.
Тихонов как-то мгновенно стал членом нашей семьи. Другом, братом… Как будто всегда с нами жил. Саша – удивительный человек. Необыкновенно добрый. Так бывает иногда – кого-то и понимаешь, что с ним рядом тебе психологически комфортно. После той ночной поездки из Москвы в Минск у меня осталось впечатление, что мы с Тихоновым знакомы всю жизнь. У нас одинаковые понятия о том, что такое плохо, а что хорошо, что красиво, а что отвратительно. Александр – человек с потрясающим чувством юмора. Моя маленькая дочь как-то сказала: «Нас в семье пятеро. Сначала были мама и папа, потом появились мы с Сержиком. Вот только непонятно, почему Александр Иванович сразу большим появился».
Дети в нем души не чают. Тихонов – такой человек, который постоянно пытается научить тех, кто с ним рядом, чему-то хорошему. Сережа мой очень много читал о Тихонове. Поэтому когда с ним познакомился, сразу стал воспринимать его, как какую-то необыкновенную личность. Они стали вместе заниматься – у нас в доме стоит небольшой тренажерный комплекс. Александр Иванович сам разработал специальный комплекс упражнений, стал следить за тем, чтобы Сережа правильно питался: ел мясо хорошее, крупы, мед, ягоды… Благодаря этому за год сын стал совершенно другим. И внешне и внутренне. Слушает его беспрекословно. Мои слова и замечания он всегда воспринимает немножко в штыки. Папа – не авторитет.
В свое время я увлек Сергея большим теннисом, но он никогда не тренировался так серьезно, как тренируется сейчас. И результаты стали совершенно другими.
Не устаю поражаться тому, сколько талантов скрыто в Тихонове. Он прекрасно владеет любой аудиторией. Фантастически умеет убеждать. Когда начинает вспоминать что-то, то воспроизводит все в мельчайших деталях, вплоть до времени того или иного разговора, имен. Смешно даже было: каждый день ездили с ним на машине, а он никак не мог запомнить дорогу домой. Потому что постоянно был занят всевозможными разговорами со мной.
Мы много времени провели вместе перед выборами в Международный союз биатлонистов - IBU . В каждой подобной организации немало подводных камней и скрытых течений. В руководстве, как правило, люди в возрасте и, соответственно, предельно консервативные. У Тихонова же – масса самых разнообразных идей, которые действительно могут быть полезны даже на самом высоком международном уровне. Тем более, что биатлон он знает, как никто другой. Костяк Союза – представители Западной Европы: норвежцы, скандинавы, немцы. У них давным давно сложилась внутренняя группировка, в которую не впускали никого. Александр настраивал себя сразу на то, чтобы попробовать стать президентом, а не вице-президентом. С моей точки зрения, это было несколько преждевременно. Я слишком давно живу в Австрии и прекрасно представлял нереальность затеи. Хотя бы потому, что Тихонов еще недостаточно хорошо знает немецкий.
Сейчас он его активно учит, слушает кассеты, когда едет в машине, когда приезжает домой, перед сном. А тогда мы постоянно дискутировали и, случалось, с трудом находили общий язык. Зато сейчас, несмотря на то, что президентом Союза биатлонистов Саша не стал, многие обращаются именно к нему, если нужно решить какой-то принципиальный вопрос. Недавний пример – этап Кубка мира, который из-за недостатка снега перенесли из Хохфильцена в Эстерсунд. Именно Тихонов занимается тем, чтобы провести тот этап, который изначально был запланирован на конец февраля в Эстерсунде, в Австрию – в Хохфильцен.
Раньше, насколько мне известно, подобные варианты никто не брался рассматривать в принципе.
На австрийцев энергичность и деятельность Тихонова действует еще более убойно, чем на нас. Для них он – некая загадочная личность, окруженная ореалом таинственности. Многие до сих пор не могут понять, как в России могла произойти вся та история. Никаких доказательств вины, но человека не задумываясь прячут на 50 дней в одиночную камеру. Для них он - граф Монте-Кристо настоящий. Поэтому большинство людей, кто так или иначе связан со спортом, поддерживают его во многих начинаниях.
Есть, конечно, и такие, кто, пользуясь случившимся, пытался вставлять палки в колеса. На выборах это проявилось. И стало, собственно, одной из причин, почему Тихонов не смог стать президентом Союза биатлонистов. Я это чувствовал. Но, уверен, это станет следующим этапом.
Я удивляюсь его жизнеспособности. Как будто внутри – постоянно действующий мотор. Больной, здоровый – постоянно что-то придумывает. Однажды я не выдержал: «Саша, откуда они у тебя берутся, эти идеи?». Он отмахнулся лишь: «Сон приснился».
В Австрии, знаю, очень жалеют, что не могут его полностью привлечь к работе на свои интересы. Долго, знаю, уговаривали, чтобы он согласился оказывать хотя бы консультативную помощь. Работать тренером он не имеет права. Не считает этичным, поскольку является президентом Союза биатлонистов России и вице-президентом IBU .
Да и не смог бы жить здесь, если бы занимался только тренерской работой. Жизнь в Австрии слишком дорогая. Жилье, страховки, машина… А биатлон – не самый ведущий вид спорта в стране. Поэтому Тихонов параллельно продолжает заниматься собственным бизнесом.
Хотя меня не покидает ощущение, что чужими проблемами он по-прежнему занимается гораздо больше, чем своими собственными. Жить для себя он просто не умеет…
2001-2002 год
|