Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Все началось как обычно – с телефонного звонка.

- В Берлине.

- Чемпионат Европы по водным видам спорта. Плавают у меня здесь.

- О! И я в Германии. По приглашению немецкой ассоциации фермеров приехал – кое-какие сельскохозяйственные вопросы решить. Слушай, а Попов плывет?

- Так я подъеду. Точно подъеду – хоть раз в жизни живьем посмотреть, как он плавает. Позвоню тогда, ладно? – И в трубке раздались короткие гудки.

Через пару дней на мобильнике вновь высветился знакомый номер.

- Привет! Я в Берлине. Где? А черт знает, как эта улица называется. Башня здесь рядом – телевизионная. Через десять минут будешь? Хорошо, жду…

Добравшись за десять минут до Александерплац, я набрала номер Тихонова,

- Ну, наконец-то! – пророкотал он. – Я уже пиво заказал. Что значит не знаешь куда идти? Башню видишь? Стань к ней спиной. Что у тебя слева? Дом с башенкой? С флагом?! Флаг с другой стороны, ты налево смотри. Да не на башню, через дорогу смотри – я тебе руками машу. Ну вот, а говорила – не найдемся…

Сидя за столиком открытого кафе, Тихонов рассказывал:

- Я уже почти неделю по Германии катаюсь. Был на многих предприятиях, которые выпускают сельскохозяйственную технику – плуги, культиваторы, сеялки, трактора, комбайны… Многие из немцев и раньше приезжали в нашу ростовскую агрофирму и были поражены масштабами. 15 тысяч гектаров – это порядка сотни среднестатистических европейских хозяйств. Немцы, помню, все удивлялись, что среди общего российского развала есть такой оазис, где нормально работают 450 человек и все сыты, одеты, обуты, где такое количество импортной техники.

Еще больше были поражены, увидев, что все это сделано на кредитах. На неимоверных – под 20 процентов годовых. С точки зрения здравого смысла это полный грабеж. Представляешь, покупая в той же Германии трактор, который стоит 90 тысяч, приходится доплачивать 35-40 тысяч. Получается, не выпуская своей собственной техники, обдираем крестьянина до конца.

- Ну а в Берлин-то ты по делам, или на самом деле хочешь посмотреть, как плавает Попов?

- А что тебя удивляет? Я даже когда сам выступал, старался при любой возможности выбираться на соревнования по другим видам спорта. Счастливый человек в этом отношении. Видел, как работают многие выдающиеся тренеры.

- И кто произвел наиболее сильное впечатление?

- Многие. Помнишь, в Питере была знаменитая легкоатлетическая школа Виктора Алексеева? Я видел, как он работал в Эшерах – у нас как-то в одно время там совместные тренировочные сборы проводились. Алексееву лет 60 тогда было. Я видел, как он тренировки объясняет. Тренер от Бога. Показывал, помню, как работает плечо при броске диска – все движения, вплоть до кисти. На его примере понял, что тренер, не владеющий языком, не умеющий досконально, доходчиво объяснить, – это не тренер.

Там же в Эшерах как-то поехал в аэропорт - встречать тренера двоеборцев и увидел Сашу Белова - баскетболиста. Он тоже на сборы прилетал. Пользуясь знакомством, напросился в зал. Это перед мексиканской Олимпиадой 1968 года. Так баскетболисты имитировали все, вплоть до предполагаемых условий: в зале жара неимоверная, дышать абсолютно нечем. Мокрый, как мышь, на лавке всю тренировку отсидел.

Александр Яковлевич Гомельский очень тогда удивился, когда меня в зале увидел. Я перед началом тренировки, естественно, спросил его разрешения поприсутствовать. А он и говорит: «Почему тебя это интересует?» Пришлось объяснять, что меня интересуют все виды спорта. Даже шахматы. Из каждого что-то полезное для себя извлечь можно. Алексеев, Гомельский – это великие тренеры. Я бы их с полным правом олигархами спорта назвал.

Я был в Гренобле На Играх-68. На хоккейном матче, когда Вениамину Александрову сломали ключицу. То было совершенно выдающееся поколение игроков. Александров, Альметов… В течение всей игры я у борта простоял. После матча, естественно, пошел в раздевалку. Невероятные впечатления от знакомства с этими людьми остались.

С хоккеем у меня вообще особые отношения. В Новосибирске я немножко тренировался у Виктора Старикова – его сын Сергей стал позже двукратным олимпийским чемпионом. Но самое интересное, что видел – думаю, мне будут завидовать очень многие – это финальный матч нашей сборной с чехами на Олимпиаде в Саппоро, в 72-м.

Сам я уже закончил выступать – выиграл в эстафете уже вторую золотую медаль - и в день хоккейного финала подошел к ребятам. Мол, хочу прорваться с ними на хоккей. Меня посадили в автобус, запрятали на заднее сиденье, и так – в общей толпе – провели во дворец спорта. Там я подошел к Чернышову. «Аркадий Иванович, - говорю, - разрешите пройти в раздевалку. Хочу посмотреть на лица ребят перед тем, как они на лед пойдут».

Мне казалось, что это должно быть чем-то совершенно особенным. Хоккей ведь в те годы не шел ни в какое сравнение ни с фигурным катанием, ни с биатлоном. Всенародно любимый вид спорта – этим сказано все.

Чернышев подумал немного и говорит: «Тарасов увидит – убьет, предупреждаю сразу! Поэтому заройся, чтобы тебя видно не было».

Я и зарылся. В раздевалке. Там суета, беспорядок, вешалки посередине стоят, вокруг – лавки для игроков. Я, как был в шубе, в угол забился, сверху ребята меня фуфайками и каким-то барахлом завалили, только крохотная щелочка осталась. Сижу – смотрю, как они переодеваются. И тут заходит Тарасов: «Покатились!».

Все начали разминаться прямо в раздевалке. Цыганков Валера, Фирсов Толя, Мишаков Женя… Через пару минут дух от пота такой пошел, что у меня глаза выедать стало. Потом обливаюсь, дышать нечем, чувствую – умру сейчас. Ну и попытался щелочку пошире проковырять. Едва пошевелился - вся эта амуниция с меня градом и посыпалась.

Взгляд Тарасова, не поверишь, до сих пор в глазах стоит – такая в нем звериная ярость была. «Ну, - думаю, - все! И вправду убьет».

Спасло то, что мы были хорошо знакомы. Он, видимо, сжалился, когда мой умоляющий взгляд увидел: «Тихонов? Хрен с тобой, сиди!».

Потом ребята надели коньки, пошли на выход. Я осмелел – не выгоняют же – и следом, к бортику. И тут выяснилось, что на запасных клюшках никого не оказалось. Не знаю уж, по какой причине. И Чернышев вдруг попросил: «Саша, встань на клюшках». Я не задумываясь и встал.

Понятия не имел, что это не такая простая работа, как со стороны кажется. Клюшек штук 15 и на каждой – номер проставлен.

Поначалу не придал этому значения. Стоял себе спокойно до тех пор, пока Мишаков не сломал свою клюшку в трех метрах от борта. Подлетает к скамейке и орет: «Па-а-алку!».

Я хватаю крайнюю и кидаю через борт. Чужую, с совершенно другим крюком. И Мишаков забивает ей гол!

У нас ликование, а Женька с перекошеной физиономией на меня катится: « Убью, студент!».

С лавки меня, естественно, тут же убрали.

В том матче Мишаков две шайбы забил. Когда выиграли уже, он мне много чего высказал. Я, правда, от реплики не удержался: «Своей клюшкой и дурак забил бы!»…

Я люблю смотреть футбол, но в сравнении с хоккеем наш футбол заслуживает лишь траурной рамки на газетной полосе. Это два совершенно разных полюса. Сколько раз видеть приходилось: судья не свистит, никому ничего не показывает, а игрок на газоне в конвульсиях бьется. Потом смотришь – как ни в чем не бывало вскакивает и бежит дальше. Такое ощущение возникает, что либо передохнуть хочет, либо просто лентяй нетренированный, если не может выдержать два тайма.

В хоккее же сплошь и рядом людей размазывают по борту, ломают, а они продолжают играть.

В том же матче с чехами Мишакову Вацлав Недоманский ноздрю оторвал - через правую руку клюшкой зацепил. На льду просто шлейф крови. Мишакова тут же заменили, доктор прямо на лавке чем-то его намазал, заклеил, и Женька в третьем периоде забивает еще одну шайбу. Красиво было: Толя Фирсов делает щелчок, шайба ударяется в щиток мишаковский, падает какому-то чеху на спину и закатывается в ворота.

А вечером мы пошли в баню. Ливанул совершенно жуткий дождь, воды за считаные минуты оказалось просто по колено - благо, что резиновые сапоги были. Так закончилась та Олимпиада.

А потом Тарасова убрали. Доводилось слышать такую версию, что Тарасов во время какого-то ответственного матча то ли выгнал, то ли чуть не выгнал из раздевалки председателя спорткормитета Сергея Павлова. Что за это его и убрали. Я к Павлову всегда хорошо относился – он был сильным руководителем. Но поступать подобным образом, считаю, было некрасиво и бесчестно. На таких людях, как Тарасов и Чернышев, фундамент всего спортивного благополучия держался. Не пустили тебя в раздевалку? Ну и что? Пригласи в кабинет, в гости, в конце-концов. А еще лучше – сам в гости приди. Если бы не такие люди, спортивных председателей меняли бы каждый год.

В Саппоро еще случай был – смешной. Знаешь, кто был единственным, кому удалось пробраться в женскую олимпийскую деревню за всю историю Олимпийских игр?

- Тихонов, кто же еще?

- Правильно! А получилось так. Иду в один из дней по смешанной зоне, навстречу Люда Титова – олимпийская чемпионка по конькам. Чуть не плачет: мол, муж приехал – не пройти, не повидаться нормально.

Я засмеялся: «Людочка, плохо любит. Я бы на его месте подкоп сделал, под землей к любимой жене прополз». Она мне скептически отвечает: «Все вы, мужики, на словах лихие!».

Короче, поспорили. Ни малейшего понятия не имел, как это сделать. Японцы в отношении мер безопасности – непревзойденный народ. Кордоны кругом, колючая проволока по периметру. Но пробрался. Как – не спрашивай, не мой секрет. Думал, на части разорвут меня на женской территории. Все накинулись. И американки, и канадки, и немки: «Мужик! Ты откуда взялся?». В лифт затолкали, обтискали всего, пока на этаж советской делегации поднялся.

Титовой в комнате не было. Была Нина Статкевич – чемпионка мира. Я зашел, магнитофончик включил принесенный. Сидим – русскую музыку слушаем. Тут остальные девчонки подошли. Титова в том числе.

Сначала она даже не отреагировала. А потом уставилась на меня в полном шоке: «Ты откуда взялся?».

Про этот случай очень быстро все узнали. Даже Павлов к себе вызвал: «Саша, ты очень сильно рисковал!».

Потом на женскую территорию по моему примеру многие старались пробраться. В основном иностранцы. Юбки надевали, туфли… И ни у кого не получалось. Вот тебе еще один подвиг.

- Это в Саппоро тебе на дистанции немец свою дыжу отдал?

- Там. У меня с иностранцами всегда были очень теплые отношения. Перед чемпионатом мира 1971 года меня попросил один из немецких биатлонистов – Шпеер – помочь ему достать такую же ложу для винтовки, как у меня, из ореха сделанную. В ГДР в те времена многие нашими винтовками пользовались. Я заказал в Ижевске две штуки – себе и ему.

Правда, чемпионат проиграл по-дурацки: Привалов стоял «на трубе» – смотрел в бинокль за последней стрельбой - и перепутал мишени: посчитал, что у меня один выстрел в штрафе и шансов выиграть нет. Ну я и пошел на финиш спустя рукава. Матерился потом, как зарезанный: отыграть 24 секунды на трех километрах не было проблем.

А чемпионом – с моим прикладом – стал Шпеер. Первый чемпион мира из ГДР.

Через год в Саппоро – стартую с первого этапа в эстафете, хватаю штраф, делаю замах ногой, чтобы поскорее на лыжню уйти, лыжа втыкается в снег и отлетает в сторону. На одной лыже бежать – то еще удовольствие. Опорную ногу – которая на целой лыже – свело мгновенно. Метров 150 я кое-как царапался, и вдруг вижу возле лыжни Шпеера. Кричу: «Дитер, лыжу!». Он, не говоря ни слова, отстегивает свою и кидает мне.

Крепление не подошло, но я хоть катиться начал. Проехал метров 200. Потом наших тренеров увидел – в куче. Вместо того, чтобы по трассе разойтись. Поболтать же надо – мы без этого не можем.

Бросили они мне лыжу, проиграл я в итоге совсем чуть-чуть. Эстафету это не помешало выиграть. Ринат Сафин на втором этапе вывел команду вперед, и мы лидировали уже до конца. Корреспонденты счастливы были – столь благородный поступок увидеть.

Я, правда, на Шпеера так рявкнул, что не отдать лыжу он просто не мог – сама слетела. Но поступок, действительно, благородный.

Ту эстафету особенно приятно было выиграть. В 1971-м там же в Саппоро - на предолимпийской неделе – мы проиграли. Остались третьими. Такое поднялось – не передать. Главная сенсация соревнований: русские проиграли. Так я прямо на награждении по первой ступени пьедестала ногой похлопал со словами: «На будущий год мы будем стоять здесь!».

- А чем, кроме собственных выступлений, запомнилась последняя Олимпиада – в Лейк-Плэсиде?

- Выступлением Родниной. Врагу не пожелаешь, что ей там пережить пришлось. Все газеты заранее золото американцем отдали – Бабилонии и Гарднеру. По телевидению, какой канал не включишь – та же тема. Роднину, иначе как старухой, не называют (ей тогда 33 исполнилось). Я пришел на каток в день финала, сел рядом с Еленой Чайковской и ее мужем Анатолием Михайловичем. Он и говорит вполголоса: «Саша, рискуешь. С Чайковской рядом во время соревнований сидеть небезопасно».

Она и вправду вне себя была. Выпила у меня на глазах чашек пятнадцать кофе. Все стаканчики ставит под ноги, наступает, топчет…

Наступает кульминация – последняя разминка. Ира вообще по жребию после всех кататься должна была. А перед ней – Бабилония с Гарднером.

У меня фотоаппарат с собой был - «Олимпус». С солидным увеличением, почти как бинокль. Ловлю Гарднера в объектив и вдруг вижу, что у него нижняя губа трясется, как у зайца. Снимает чехлы с коньков - руки ходуном ходят. Проехал немного, пытается прыгнуть, делает пол-оборота и падает на задницу. Партнерша к нему подкатывает, успокаивает: ей-то лучше других понятно, что он никакой.

Гарднер снова раскатывается, делает полный оборот и снова задницей на лед. Потом пауза, Бабилония уже просто ни на шаг не отходит, успокивает, поглаживает, а Гарднер уже пятнами весь пошел.…

Смотрю в бинокль, оторваться не могу. И говорю вслух:

- Чайковская, могу спорить, что после разминки Гарднер не выйдет на лед. – Она мне в ответ:

- Тихонов, заткнись лучше.

Я снова за свое:

- Чайковская, голову даю на отсечение, что Ирку можно начинать поздравлять.

- Тихонов, да пошел ты...

Ну а потом все так и произошло, как я предсказывал. Насколько знаю, это был единственный случай, когда олимпийский финал задержали на 20 минут. Гарднер так и не вышел. Объявили, что травмировался, хотя ни фига он не травмировался, просто сгорел.

И тут выходит Роднина - Таня Тарасова их с Зайцевым на старт выводила. Как они откатались!!! Тогда я впервые в жизни увидел Иркины слезы.

- В Тарасовой папины гены сильно проявлялись?

- Не то слово! Я однажды у нее на тренировке был - на «Динамо». Стоял по обыкновению у борта, на расстоянии от тренерской лавки. Тарасова вся в образе, вся на льду. Объясняла что-то ученице – фамилию называть не буду. И так и сяк – что-то у них там не ладилось. Сама несколько раз на лед выходила, показывала. Та делает и опять все не так.

Наконец Татьяна не выдержала. И чисто папиным, совершенно ледяным тоном – я аж дыхание затаил - говорит: «Иди сюда».

Та так потихоньку подходит, и тут Татьяна ей такую пощечину отвесила… Щека красная, вспухла, слезы текут, но все - молча. Тарасова еще одну оплеуху: «Делай, я сказала!..».

Подумал тогда, помнится, что если будет третья, просто уйду. Но досмотрел тренировку до конца.

Потом с Татьяной сели пить кофе. Я и говорю: «Таня, ты уж меня извини, что не в свое дело лезу, но может как-то по другому?». А она отвечает: «С этой – нельзя. Помяни мое слово, она будет великой спортсменкой. И чемпионкой мира, и чемпионкой Олимпийских игр».

Прошло время, все так и вышло. Вот и думай: педагогично это или нет.

Мне вообще нравятся люди со своими понятиями и взглядами. Та же Роднина… Мне рассказывали, как в Саппоро, где с ней Алексей Уланов катался, он в какой-то момент на одной из последних тренировок взмолился: «Ирка не могу больше, ноги подкашиваются». Она, не оборачиваясь, как рявкнет: «Поставь руки, сука, я сама на поддержку запрыгну!».

Вот тебе характер…

… У бассейна, куда мы с Тихоновым подошли за пару часов до начала вечерних финалов, нас ждала первая неприятность - впервые за все дни соревнований на вагончике-кассе появилась табличка: «Все билеты на сегодня проданы».

Понимая в глубине души, что возможность увидеть финал с участием Попова становится для Тихонова все более призрачной, я кинулась в оргкомитет чемпионата.

С первого этажа меня погнали на второй, потом по каким-то нескончаемым окольным лестницам снова на первый, и опять на второй…

Тихонова я тащила следом, огрызаясь командным голосом (к этой тональности в Германии относятся с наибольшим уважением) на любые попытки полицейских преградить путь. Он безропотно мотался вверх-вниз по ступенькам, старался по мере возможности скрывать хромоту, отчего она становилась еще более заметной…

- Видите ли, Елена, - мягко сказал в очередном кабинете хорошо знающий меня представитель Европейской лиги плавания, - мы конечно попытаемся решить проблему вашего гостя, но в следующий раз будет неплохо, если вы дадите заявку хотя бы за неделю до соревнований. Я готов подписать любую бумагу, но здесь, как вы видите, нет даже секретаря. Этот итальянский мачо – не знаю уж откуда его взяли – настолько капризен и задерган собственными боссами… Боюсь, что вам не повезло…

Дождавшись появления секретаря, я, Бог знает в какой раз, начала излагать суть дела.

- Тихонов? – недоверчиво переспросил парень.

- Да, вице-президент междуна…

- Биатлонист Тихонов? – недослушав, перебил он снова. – Конечно, он получит аккредитацию. Вы можете минут через двадцать подойти сюда с ним?

Я с ужасом представила еще один вояж по лестнице.

- Вообще-то он ждет за дверью…

Секретарь оттолкнул меня в сторону, пулей выскочил в коридор, увидел стоящего у стены Тихонова и замер. Потом медленно направился к нему. «Словно ребенок к рождественскому подарку», - почему-то мелькнуло в голове.

- Господин Тихонов, я из Италии. Из… - парень неразборчиво произнес какое-то название, но Тихонов понял и закивал головой. – Я смотрел все гонки с вашим участием. Каждый год, пока вы выступали. И сам занялся биатлоном только из-за вас. Это было… - парень помялся, подбирая немецкие слова, - так красиво. Я, в общем-то, мало чего добился в спорте. После школы в Германию уехал… Господи! Ну кто бы мог подумать, что я когда-нибудь вот так буду стоять и разговаривать с вами!..

Тихонов привычным жестом вытянул из кармана подарочный календарик со своим изображением, размашисто расписался и протянул секретарю:

- На память.

Через пару минут совершенно обалдевший от подарка итальянец вытаскивал из ламинатора пластиковую карточку с широкой красной полосой по нижнему срезу, на которой под эмблемой чемпионата значилось: «Александр Тихонов. VVIP. Проход всюду».

Проводив Тихонова до входа в зону высоких гостей (журналистам проход туда был воспрещен), я попыталась сосредоточиться на работе. В заключительный день соревнований всех без исключения зрителей занимал один-единственный вопрос: «Сумеет ли Александр Попов выиграть золото на 50-метровой дистанции вольным стилем?».

Пожалуй, нигде и никогда так сильно, как в этот вечер, мне не хотелось, чтобы он выиграл. Именно здесь и сейчас, на глазах Тихонова.

В полуфинале Попов без труда, казалось бы, проплыл дистанцию с лучшим результатом дня – 22,03, в то время как его основной соперник – голландец Питер ван ден Хугенбанд - остановил секундомер на 22,43.

Шансы на победу кого-либо из остальных финалистов не рассматривались в принципе. Что, в общем-то было понятно: ни один из них изначально был неспособен выйти на те скорости, которых ждали от двух фаворитов.

Что произошло в финале за десяток метров до финиша, не понял никто. Попова и Хугенбанда словно накрыло невидимой липкой пеленой. В предвкушении великой междуусобной битвы они просто энергетически сожрали сами себя, забыв о том, что рядом плывут шестеро молодых парней, которым абсолютно наплевать – приплывет первым русский или голландец. Главное – выполнить указания собственных тренеров.

Лучше всех их выполнил поляк Барт Кизировски.

На трибунах повисла гробовая тишина. Я боялась даже посмотреть в сторону Тихонова, прекрасно понимая, что должен переживать сейчас он.

Заключительным видом программы значилась, как обычно, мужская комбинированная эстафета. В восьми чемпионатах Европы, начиная с 1987-го, в ней побеждали российские пловцы. И она оставалась единственным шансом хоть как-то поправить настроение на российской трибуне. Вот только выиграть в Берлине было малореально.

А уж после того, как в своем заплыве полностью выложился лидер…

Каким образом Россия выиграла ту эстафету, никто наверное не поймет никогда. Выиграл на самом деле именно Попов – совсем как в давно прошедшие годы: стартовав с отставанием почти в секунду, что в спринте равнозначно двум метрам, не просто догнал соперников, но и вырвал 0,34 в финишном касании…

В этот момент телекамеры крупным планом показали центральную часть почетной ложи. Рядом с Тихоновым стоял и аплодировал российскому пловцу министр юстиции Германии. У обоих на глазах были слезы.

Дождавшись награждения и познакомившись с Поповым лично, Тихонов не сдерживал эмоций:

- Какой же парень замечательный! Умница, интеллектуал. После всех несчастий, которые с ним случились – сначала ранение, потом – поражение в Сиднее, - вернулся на дорожку. Почему-то я уверен, что на Олимпийских играх 2004 года Попов выступит с большим успехом. Но знаешь, что меня больше всего поразило? Во время чемпионата Европы, как мне уже здесь рассказали, организаторы, оказывается, устраивали дипломатический прием, где присутствовали многие министры, члены немецкого правительства, послы или представители дипломатических миссий всех стран, аккредитованных в Германии... И все они - абсолютно все! - посчитали за честь подойти в Попову, чтобы поприветствовать его, выразить свое восхищение. Не было только российского посла. На месте президента, узнав об этом, я бы немедленно этого посла отозвал…

…По иронии судьбы снимок, запечатлевший Тихонова в окружении первых лиц страны, появился на первой полосе центральной немецкой газеты на следующий день после того, как там же была опубликована крохотная заметка о том, что выдающегося биатлониста, по утверждению русских, разыскивает Интерпол…