|
|
|
|
|
|||||
Черный приземистый «Мерседес» Тихонова мчался по автобану по направлению к Инсбруку. - Тренер мой в автокатастрофе погиб, - вдруг сказал Тихонов. - Евгений Дмитриевич Глинский... Двенадцать лет мы с ним проработали. А в 1978-м он разбился… В машине повисла долгая пауза. Потом Тихонов продолжил: - Он был чемпионом Сибири и Дальнего Востока, выиграл гонку на 30 километров , почетный мастер спорта. Когда мы стали вместе работать, у меня непростой период в жизни был. Случалось, на тренировке с голодухи падал, ну просто еле-еле до кровати доползал. Жил и тренировался в лесу. Питался плоховато: буханка хлеба, да консервированный борщ. По нескольку раз за ночь приходилось вставать, протапливать печь. И все равно было холодно... Глинский меня к себе домой забрал. Благодаря ему зарплату мне положили 40 рублей в месяц. Помимо тренировок учился в техникуме, а по ночам разгружал вагоны на станции Новосибирск-Южный. Таскал на себе все, что придется – ящики, мешки… Зарабатывал 25 рублей за ночь. А наутро все по новой: учеба, тренировки... На первом же сборе спросил : «Евгений Дмитриевич, можно я буду называть вас Батя?». Сам не знаю, почему, но очень хотелось звать его именно так. Ополчились против меня все, кто у Глинского тренировался. Володя Кочкин, Володя Мельников… Мол, какое ты, салага, право имеешь? Мы годами тренируемся, этого себе не позволяем, а тут шкет нашелся! А Глинский, видимо, сразу понял, что для меня это действительно важно было. Я же с четырнадцати лет без дома рос. Он, по сути, заменил мне отца… Не представляешь, как я горд был, когда первую гонку выиграл на Спартакиаде народов СССР. Помню, финишировал, в палатку зашел - все вокруг поздравляют, корреспонденты вокруг меня суетятся, и тут Батя залетает… счастья было! Через некоторое время областной совет «Динамо» стал откомандировывать Глинского на все мои соревнования - личным тренером в сборной команде. Помогал во всем, никогда не было, чтобы к нему обратились за помощью, а он отказал. Веселый всегда, внешне - красавец, не передать. А однажды, когда я уже выигрывать вовсю начал и готовился к очередному чемпионату мира, он вдруг пришел ко мне и говорит: «Шурик, я тебе больше не нужен…». Я ошалел просто. Даже, кажется, орать начал. А сам чуть не плачу: «Батя, ты что, сдурел? Знаешь, чего мне всегда больше всего не хватает? Тебя! Человека, который меня понимает. Тренироваться и сам, наверное, смогу. Но кто-то должен поддержать? У кого-то я должен спросить, прав или нет? Ты что говоришь такое, сам подумал?..». Он помолчал тогда, а потом сказал: «Достаточно, Шурик. Ты прав. Просто имей в виду: я готов помогать тебе во всем, но если вдруг почувствуешь, что я надоел, стал в тягость, отойду в сторону без всяких упреков». Тогда я ему и сказал: «Ты мне никогда не надоешь, до конца моих дней». Глинский был удивительным человеком. Мы ведь в биатлоне столько лет все выигрывали! Олимпиады, чемпионаты мира… Проиграли лишь в 1978-м, когда нас «замазали» напрочь. Я после первого круга шел с отрывом в 37 секунд, а потом мазь вся сошла. Злой был – не передать. А тут еще журналисты с вопросами идиотскими: «Почему вы не выиграли?» Я тогда в сердцах и брякнул: «Не хотел». Эти идиоты так и написали: «Тихонов не хотел выиграть чемпионат мира». Потом Привалов – главный тренер – масла подлил. Сказал, что у нас отсутствует воля к победе. Что же получается, в прошлом году, когда все выиграли, воля была, а в этом вдруг вся кончилась? С моей точки зрения если тренер допускает такие заявления, это говорит лишь о его желании уйти от ответственности самому. Глинский никогда себе такого не позволял. Часто повторял: «Выигрываешь ты, выигрывает и тренер, проигрываешь ты - проигрывает только тренер. Именно он должен взять на себя ответственность, оградить спортсмена, дать ему возможность сохранить нервы, продлить спортивную карьеру, спортивную жизнь». Не помню, чтобы он когда своего спортсмена обвинил в чем-то. Ответ всегда один был: «Виноват я. Мой спортсмен сделал все, что мог. Проиграл – значит, это я плохо работал. А он сделал все, что мог». Вот это был настоящий друг по жизни. Мы с ним всему вместе радовались, всему абсолютно. Вместе, случалось, по рюмке выпивали. Он же меня первым поддержал, когда я сказал, что хочу тренироваться по отдельной программе. Помню, такой случай был. Приезжаем в Швецию, в Луллео на чемпионат мира. Самочувствие идеальное, готов стопроцентно. Уверенность совершенно чумовая в том, что на старт выйду – всех порву! Поднагрузился еще на последних тренировках с тем расчетом, что к соревнованиям и восстановиться успею и отдохнуть. А тут вдруг выясняется, что за шесть дней до чемпионата начальство решило еще одну контрольную гонку устроить. Зачем, спрашивается? К чему людей выхолащивать, когда с составом все давно ясно? И в личных гонках, и в эстафетной. Вот дело и кончилось тем, что в контрольном забеге я из шести шестым пришел. Еще и с проигрышем большим. Вернулся домой, а там Глинский. Как ни в чем не бывало: «Шурик, все в полном порядке. Ты сегодня так шел красиво. Медленно, правда…» Ушел куда-то, часа два его не было. Потом приходит и говорит: «Ты в команде». Я и сам пошел к Привалову: «Васильич, одна просьба: четыре дня до старта осталось, не надо меня дергать. Обещаю, что чемпионат выиграю. У меня икорка с собой, мумие, орехи кедровые и грецкие, так что сил наберусь». Вернулся от Привалова, закрылись мы с Батей в комнате, колбаску порезали, икорочку достали, бутылку водки, я ее по стаканам разлил и говорю: «Батенька, нам с тобой надо две медали выиграть, так вот мы их с тобой отсюда и увезем!». Потом я уснул. Проснулся на следующий день к обеду. Надел на себя все, что было возможно: теплые кроссовки, две пары носков шерстяных, укутался так, что один нос торчал. И пошел гулять. Гулял долго. Уже в сумерках вырулил из-за угла на центральную улицу, там был какой-то супермаркет, и в его витрине выставлены все медали чемпионата мира, которые предстоит вручить, и биатлонная винтовка. Подошел ближе и вижу картину: перед окном, чуть ли не лбом в стекло уткнувшись, стоит Виктор Маматов и на эти медали смотрит. Я тихонько так сзади подошел:
- Что, Витя, нравятся? Он на золотую медаль показывает и говорит не оборачиваясь: - Вот эта больше всех нравится. Любая другая - твоя. - Да нет, Витя, - отвечаю. - моя как раз эта самая. И пошел в другую сторону. Пришел в гостиницу, ноги кверху, горячий чай, черная икра вперемешку с красной. И все - полный покой, на лыжи вообще не встаю. Только холостой тренаж с винтовкой: лежа, стоя…Так три дня прошли. На четвертый встал на лыжи, потихоньку прокатился, чувствую - появилась энергия. Днем не ложился спать, чтобы в предстартовую ночь уснуть, как убитый. А утром поднялся – сил вагон! С соревнований ярче всего запомнилось, как на «двадцатке» перед четвертым, последним рубежом Глинский мне крикнул: «Шурик! 5:0 - чемпион мира!». Меня в той гонке мог обыграть только норвежец Тор-Свенсбергет. Он вторым все время шел, но если бы 5:0 отстрелял, выиграл бы15 секунд. А он промахнулся… Бывают, все-таки, необъяснимые поступки. Ну кто мне мог подсказать: иди, возьми бутылку водки, и выиграешь чемпионат мира? В эстафете-то мы тоже первыми были – около четырех минут второму месту привезли. В Швеции тогда еще один интересный случай произошел. Соревнования только кончились и вдруг к нам в команду прибегает переводчик. Глаза квадратные: мол, телеграмма пришла - быть на следующий день к часу дня в Стокгольме. И подпись: Яков Брежнев. Чего только наши тренеры тогда не передумали. Собрали всю команду - выяснить, не украл ли кто чего в местных магазинах. О чем-то хорошем даже в голову не пришло подумать. А дело вот в чем было: Яков Брежнев – брат Леонида Ильича - работал тогда в Швеции торгпредом. И около года вел переговоры с иностранцами по поводу подписания каких-то контрактов. Так получилось, что очередной этап этих переговоров совпал с чемпионатом мира. И у нас - одна золотая медаль, вторая, третья, четвертая… Шеф шведской компании Брежнева и попросил: «У вас такие спортсмены сильные, вы не могли бы организовать встречу? Мы хотели бы с ними познакомиться. Заодно и контракты подпишем». Но мы то этого не знали. Собрались быстренько сразу после награждений, погрузились в «рафик», и в полусогнутом состоянии 1200 верст до Стокгольма всю ночь ехали. Едва умыться и переодеться в гостинице успели, за нами приехали из торгпредства. Для начала повели всех в посольский магазин, где вещи дешевые купить можно было. А что покупать? У нас по 20 долларов в кармане – все, что на на двадцать дней выдали. Еще через час провели в банкетный зал. А там – мама дорогая! Столы накрыты - с осетрами, икрой, зеленью… Мы как увидели - обалдели. Голодные ведь все – почти сутки не ели. Ровно в два часа открывается дерь, появляется Брежнев, с ним свита. Прошел к столу, поднял бокал - все встали, естественно. И говорит: «Вы даже не представляете, ребята, что сделали для страны. Год ведь уже из-за этого контракта торгуемся – по поставке стальных труб для газопровода Тюмень – Западная Европа. А подписали благодаря вам…».
|
Биатлон - 
