|
|
|
|
|
|||
27 декабря 2021 Александра Степанова и Иван Букин повторили в Санкт-Петербурге свой прошлогодний успех, во второй раз подряд выиграв чемпионат России. Интервью с фигуристами мы решили делать по отдельности, предоставив желание высказаться каждому из партнёров Александра Степанова: Именно питерская публика нам сказала, что мы выиграли — Саша, своим произвольным танцем вы подарили залу какой-то непередаваемый восторг. А что чувствовали сами? — Эмоции, которые нам подарили зрители, это что-то невероятное. За последнее время такого мы давно не слышали. Посмотрели на лица наших тренеров, Ирина Владимировна Жук даже заплакала. Наверно, именно публика нам сказала, что мы сегодня выиграли. — Месяц назад, отвечая на мой вопрос о вашем текущем состоянии, Ирина Жук ответила одним словом: «Выкарабкались». В чём была проблема столь позднего входа в сезон? Только ли в перенесённом ковиде? — Скорее, всё вместе сошлось. Перед началом сезона у меня в очередной раз обострилась травма спины, причём, сильно. Даже от мелких движений простреливало порой так, что боль становилось невозможно терпеть. Партнеру оставалось брать меня на руки, выносить со льда в раздевалку, помогать снять конечки... — Три года назад вам ведь уже приходилось решать эту проблему? — И два года назад тоже. Я, получается, уже третий сезон езжу к одному и тому же врачу в Германию. Мы честно пытались вылечить спину в Москве, делали блокады, но безуспешно. Не говоря уже о том, что это очень неприятная процедура. — Получается, что возможность отправиться в Германию стала спасением? — Да. К счастью, одного укола, сделанного там, мне хватает на весь сезон. Врач вкалывает в позвоночник специальную жидкость, которая распределяется между зажатыми суставами. Получается своеобразная подушка, и я могу спокойно работать. Когда мы обратились в эту клинику в первый раз, я не верила уже ни во что: и лечебной физкультурой занималась, и блокады терпела, и множество других процедур приходилось делать — ничего не помогало. А тут врач уложил меня на кушетку, и спокойно так говорит: «Если это то, что я думаю, всё пройдет через полчаса». — Представляю себе вашу реакцию. — Мне тогда стало одновременно и грустно, и смешно. Вообще не поверила, что такое может быть. Тем более, что через полчаса боль никуда не делась. А вот часа через полтора, когда я уже сидела в аэропорту и ждала вылета в Москву, вдруг почувствовала, что в спине появились очень странные ощущения. Будто косточки начинают расходиться и позвоночник начинает двигаться всё свободнее и свободнее. Я обалдела, честно. Врач сказал, что укола гарантированно должно хватить на полгода, но выяснилось, что мне его хватает на целый сезон. — Но ведь открытые сентябрьские прокаты вы с партнёром пропустили не только по этой причине? — Я сильно переболела накануне. Бронхит, воспаление легких, потом пошли осложнения. Уже когда посчитали, что я полностью вылечилась и мы начали вовсю готовиться к первому старту, начались какие-то странные скачки температуры. Как только мне давалась нагрузка, я тут же сваливалась. Вроде тренировку выдерживаю, неплохо себя чувствую, но к вечеру начинает болеть горло, а наутро на градуснике 38 с «копейками». Но тоже нашли причину. Оказалось, что в горле от каких-то прежних болезней застряли сразу две самые злостные бактерии, поэтому обычный антибиотик их просто не брал. — Насколько тяжело вам с Иваном дался первый из этапов Гран-при? — Мы ведь были вынуждены пропустить не только прокаты, но и турнир в Финляндии, так что перед поездкой в Турин преобладало очень сильное желание просто показать наши программы. Сам факт, что мы сумели к этим этапам подготовиться, собрать программы, был чудом. Поэтому на какую-то усталость, на тяжесть мы просто не обращали внимания. — Тот этап оставил ощущение, что вам несколько не хватает привычной скорости. — Из-за того, что я долго болела, у меня заметно спали мышцы. Когда в первый раз вышла на лёд, даже Ваня сказал: «Саша, у тебя вообще нет ног». Я и сама чувствовала, что на ногах почти не осталось рабочих мышц, которые позволяют коньку нажимать на лёд, набирать скорость, и так далее. Вроде бы танцуем с настроением, всё весело и хорошо, но чувствуется, что не хватает ни мощи, ни скорости. — На этапе в Гренобле картина показалась мне уже другой. — В ритм-танце — да. Просто оценки за тот прокат оказались неожиданно для нас почти на два балла ниже, чем в Турине. Возможно, поэтому произвольный танец получился чуть менее эмоциональным. Мы лучше ехали, но было очень сложно заставить себя думать о программе, а не о том, как она будет оценена. — Расстроились по этому поводу сильно? — Было такое. Тем более, что соперничали с канадской парой, которой до этого проиграли, наверное, всего один раз в карьере. — Как сохранять в себе мотивацию в таких случаях? Руки не опускаются? — Если честно, с возрастом в этом плане становится тяжелее. Невольно задаешься вопросом: чего не хватает? Почему? — Именно поэтому вы решили продолжить подготовку к главным стартам не только со своими постоянными тренерами, но и с новыми для себя специалистами? — Да. Так сложилось, что все 15 лет, что мы катаемся с Ваней, у нас был опыт работы только с Ириной Жук и Александром Свининым. Они оба проделали в этом сезоне поистине титаническую работу, как и вся наша команда, а это достаточно много самых разных специалистов. Но, поскольку сезон олимпийский, мы понимаем, что должны использовать все возможности, чтобы добиться максимально быстрого прогресса. Поэтому после выступления в Гренобле мы ещё раз всё совместно обсудили и решили привлечь к работе дополнительных специалистов — Николая Морозова и Алексея Горшкова. И уже совместными усилиями доводить программы до полного блеска. — В Санкт-Петербурге много говорилось о том, что Морозов привнёс в ваше сотрудничество более свежий взгляд, чуть иное направление, но ведь сама идея постановок, лучших, на мой взгляд, в вашей карьере, принадлежит Александру Свинину и Ирине Жук. — Да, это так. За все последние годы мы лишь дважды обращались к другим постановщикам. Одну программу три года назад нам поставил Петр Чернышев, ещё одну — Илья Авербух, а все остальные постановки делала Ирина Владимировна, за что ей огромная благодарность. Честно говоря, я вообще считаю выдающейся заслугой наших тренеров, что на протяжении стольких лет, практически всей карьеры мы идем вчетвером и вместе преодолеваем все трудности. Кстати, идея обратиться за помощью к Морозову и Горшкову возникла как раз у тренеров. Когда много и напряженно работаешь в узком кругу, свежий взгляд всегда бывает полезен. Тем более, что Николай сам прекрасно владеет коньком, может сходу сделать все шаги как за мальчика, так и за девочку, очень доступно всё объясняет, знает абсолютно все нюансы скольжения. Не случайно все фигуристы, которым он когда-либо ставил программы или шаги, отмечали, что Морозов ставит во главу угла удобство катания. Для фигуристов вообще очень важно, чтобы было удобно. Когда в программе что-то вызывает дискомфорт, на его преодоление тратится очень много сил. Ты начинаешь двигаться нелогичным для себя образом, то же самое делает партнёр, который вынужден постоянно подстраиваться, а в целом получается совсем не то, что хотелось бы и нам, и тем, кто смотрит на нас со стороны. — Когда вы начали работать на льду с Морозовым, не было внутреннего протеста от того, что после стольких лет работы в одних, пусть даже очень профессиональных тренерских руках, приходится приспосабливаться к иному формату и иным требованиям? — Скорее, наоборот. Более того, и Свинин, и Жук всегда были обеими руками и ногами за то, чтобы мы пробовали что-то новое, могли чему-то научиться сверх того, что уже умеем. Единственное, что хотелось бы — иметь чуть больше времени на подготовку к столь важному для нас сезону. — В том числе на усиление физических качеств? — Да. Когда мы начали готовиться к этапам Гран-при, мне приходилось уделять очень много времени работе в зале, чтобы восстановить мышечные кондиции. По мере того, как мышцы начинали восстанавливаться и укрепляться, появлялось чувство, что могу чуть больше позволить себе на льду. Соответственно, приходила уверенность. — Насколько близок вам образ Джульетты? — Мне с самого начала виделись в этом сюжете какие-то более глубокие чувства, чем прогулка по лугу. Не просто влюбленность, а понимание на что ты готов пойти ради любви, готов ли за неё бороться и приносить в жертву самые дорогие для человека вещи. Свою семью, например. Я бы даже сказала, что эта программа гораздо глубже, чем те постановки, которые мы катали до сих пор. Здесь огромная палитра эмоций, которую нужно передать за четыре минуты. Нужно больше сил, чтобы показать ее такой, какой она должна быть, и с нашей новой большой командой мы весь последний месяц работали как раз над тем, чтобы эмоционально показать эту историю. — А вы сами могли бы отречься от семьи ради любви? Иван Букин: «Надо говорить правду, если хочешь, чтобы к тебе продолжали относиться с уважением». — Первый вопрос тот же, что я задала вашей партнёрше: какие впечатления оставил у вас собственный прокат? —Эмоции были потрясающими, конечно. Сначала было нервозно, потом радостно, а следом накатило опустошение. ужно выдохнуть, поспать, тем более что в день соревнований у нас был очень ранний подъем. — Вся ваша подготовка на протяжении последнего месяца была выстроена таким образом, чтобы в максимальной форме подойти к чемпионату России. При этом, по итогам Гран-при вы были первыми запасными на финал. Если бы турнир не отменили, а кто-то из финалистов отказался от поездки в Японию, поехали бы в Осаку? — Финал Гран-при — это такой старт, куда очень многие хотят поехать. Посоревноваться с самыми сильными интересно всегда. — Соглашусь. Но было бы, наверное, не слишком разумно прерывать работу, к которой привлечено сразу несколько сильных специалистов, и ехать на соревнования с большой вероятностью остаться позади соперников? — С этой точки зрения, согласен. Но все равно хотелось бы лишний раз посоревноваться. Мне всегда этого хочется. К тому же, когда понимаешь, что удалось улучшить своё катание, а мы, считаю, заметно улучшили его уже к началу декабря, это непроизвольно хочется кому-то показать. — На основании чего вы считали, что вам удалось стать лучше? Вы поехали легче, быстрее, по-другому? Что именно изменилось в ощущениях? — Изменилось как раз всё то, о чём вы сказали. После второго этапа Гран-при в Гренобле и непопадания в финал у нас наконец появилось время на мелкую техническую работу, которой мы и раньше занимались с тренерами, а с привлечением новых специалистов она стала гораздо более активной. Мы поехали легче, мы поехали быстрее. И, конечно, мы поехали по-другому. Поэтому я так и рассуждаю: если нам с Сашей удалось добиться вполне ощутимого прогресса меньше чем за неделю, несколько дополнительных дней работы перед стартом в Осаке, если бы представилась возможность туда поехать, могли бы изменить картину ещё заметнее. С другой стороны, нет худа без добра: не попав в финал мы стопроцентно сосредоточились на том, чтобы готовиться к чемпионату страны, ни о чём больше не думая. — Саша призналась, рассказывая о начале сезона, что поначалу вам, как партнёру, приходилось очень нелегко. В какой момент ситуация для вас изменилась? — Могу точно сказать, что в этот раз это произошло гораздо быстрее, чем год назад. В прошлом году и я сам нормально так поболел. В этом сезоне мы начали отрабатывать какие-то маленькие кусочки программ даже когда Саша принимала антибиотики. И, когда началась серьёзная нагрузка, мы, в принципе, уже понимали, над чем надо работать. Реально тяжёлыми были разве что первые три тренировочных проката всей программы. То наше катание совершенно точно нельзя было показывать зрителям. Но слава Богу, успели с этим справиться. — Кстати, хотела бы уточнить: вас не сильно ломает, что приходится столь подробно рассказывать журналисту о травмах, болезнях? — А почему нас должно это ломать? Единственная ситуация, в которой, наверное, о болячках не стоит говорить, если ты вышел на старт. Там уже твои травмы и болезни никого не волнуют. У нас была другая история: мы снимались с соревнований, не принимали участия в открытых прокатах. В подобных случаях спортсмены, как мне кажется, просто обязаны объяснить причину. А как иначе? Все мы — публичные фигуры, у нас есть болельщики, есть судьи, в конце концов. Сказать им всем: простите, мы не хотим ничего с вами обсуждать, — ну, это, как мне кажется, не очень достойно звучит. Надо говорить правду, если хочешь, чтобы к тебе продолжали относиться с уважением. Ну да, был непростой момент, но мы же с ним справились? Сейчас это уже в прошлом, а к прошлому мы не возвращаемся. — Почему для произвольного танца вы взяли столь известную тему, как «Ромео и Джульетта»? — Здесь всё очень просто. Как-то раз Илья Авербух пригласил нас выступить в своём шоу, и предложил сделать номер именно эту музыку. Постановка получилась очень хорошей, всем понравилась, поэтому под конец прошлого сезона мы с тренерами решили, что надо попробовать сделать на этой базе произвольный танец. Раз уж эта тема до такой степени нам идёт. Единственное, чего очень хотелось — уйти от классической трактовки образов. — Никогда не задумывались о том, что «Ромео и Джульетта» — это очень коварное произведение? Оно, если разобраться, рисует некий идеал любви, которой, как считают многие, в жизни просто не бывает, и быть не может. Но многие молодые люди берут за образец именно эту историю и очень разочаровываются, когда вдруг она не складывается в жизни. — Даже если это вымышленная история, мне кажется прекрасным, что два человека могут ради друг друга идти на такие жертвы. Не знаю, как бы я сам поступил в ситуации, когда ты не можешь ничего с собой поделать, и нет наготове никаких реальных правильных решений. У всех ведь в 15-16 лет случались ситуации, когда реально сносит голову, и всё отходит на второй план. И у меня такое было. В этом плане «Ромео и Джульетта» — не такая уж нереальная история. Хотя концовку я бы изменил. — Насколько сложно вживаться в образ Ромео, настраивая себя на произвольную программу? — Это всегда происходит примерно одинаково: после ритм-танца уже засыпаешь с мыслью, что впереди произвольная. Прокручиваешь в голове предстоящий прокат, мысленно прорабатываешь все нюансы, всё самые незначительные мелочи. И получается, что настрой, вхождение в тот или иной образ, начинается уже за день до выступления. По мере приближения старта концентрация только усиливается. — Много лет назад я разговаривала с тренером Оксаны Баюл, Валентином Алексеевичем Николаевым. И он сказал: мол, если фигурист-одиночник позволит себе зайти в образе на четверной прыжок, он выедет из него, лежа на спине. Танцы, получается, дают больше простора для того, чтобы держать себя в рамках образа? — У одиночников, как и в парном катании, гораздо тяжелее глубоко думать о каком-то сюжете, когда нужно прыгать, или исполнять тройной выброс. У нас в этом плане совсем другая история — без образа можно вообще не выходить на лёд. Ты должен с самого первого движения как бы загнать весь свой внутренний настрой в своего рода энергетический куб, и до самого конца программы оставаться внутри, максимально глубоко проживая сюжет. Получается это каждый раз по-разному: где-то сильнее, где-то нежнее, где-то, наоборот, жестче. Но если ты в какой-то момент теряешь это ощущение, тебе просто не поверят. Ни зрители, ни судьи...
|
Фигурное катание - Чемпионат России 2021/22 (Санкт-Петербург)
