Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет
Главная
От автора
Вокруг спорта
Комментарии
Водные виды спорта
Гимнастика
Единоборства
Игры
Легкая атлетика
Лыжный спорт
Технические виды
Фигурное катание
Футбол
Хоккей
Олимпийские игры
От А до Я...
Материалы по годам...
Translations
Авторский раздел
COOLинария
Telegram
Блог

«Стальные девочки»
Глава 16
Александра Трусова. РАСКОЛОТЫЙ ЛЁД

 

Фото © Александр Вильф

11 марта в 22:35 по московскому времени фигуристы досрочно закончили соревновательный сезон. Ему предстояло стать особенным, поскольку впервые в истории этого вида спорта сезон должна была завершить уникальная по замыслу церемония первого ледового «Оскара», приуроченная к 110-му по счёту чемпионату мира. Идею подобной церемонии взлееял в свое время известный агент спортивного шоу-бизнеса Ари Закарян. Он же как-то признался, что впервые задумался об этом в 2009-м, когда вместе с Александром Овечкиным приехал на NHL Worlds в Лас-Вегас, где выдающемуся российскому хоккеисту вручали приз самого ценного игрока Лиги. Он же — MVP: Most Valuable Player.

— Помню, мы шли по улице, люди тыкали в Сашу пальцами и скандировали: MVP! MVP! - вспоминал Закарян. - То есть, никто даже фамилию не произносил, настолько этот титул самодостаточен в глазах американской публики. Такие вещи очень прочно застревают в голове. Правда, когда на Конгрессе Международного союза конькобежцев я впервые озвучил, что нам нужен ледовый «Оскар», люди отнеслись к этому скептически: «Поняли тебя, садись, молодец!»

Своих усилий Закарян тем не менее не оставлял, и спустя несколько лет лёд, наконец, тронулся. После того, как идею Красной дорожки для лауреатов года поддержал Международный союз конькобежцев,  Закарян предложил подтянуть к реализации проекта руководителя известнейшего шоу-коллектива Art on Ice швейцарца Оливера Хенера. И тоже получил «добро».

Церемония должна была получиться очень мощной. Чемпионат мира-2020 планировалось провести на одной из лучших арен мира — 18-тысячном стадионе, где играет свои домашние матчи хоккейный «Монреаль Канадиенс». Планировалось, что награждения будут проведены в семи номинациях, а вручать специально изготовленные по этому случаю золоченые статуэтки пригласили звезд спорта, музыки и эстрады.

Однако вместо всего этого великолепия сезон был оборван письмом канадской федерации фигурного катания совместно с Международным союзом конькобежцев, написанное сухим официальным языком: «В связи с неопределённостью, связанной с распространением вируса COVID-19, правительство Квебека проинформировало Skate Canada и Международный союз конькобежцев об отмене чемпионата мира по фигурному катанию-2020...»
Удар был воспринят особенно болезненно ещё и потому, что всего за три дня до появления этого документа канадские организаторы уверяли, что никакой речи об отмене главного турнира не может быть в принципе. Соответственно, тренерский персонал, спортсмены, судьи и журналисты успели упаковать чемоданы (соревнования официально должны были начаться 16 марта), а кое-кто из фигуристов даже успел улететь за океан на акклиматизацию.

С другой стороны, не сказать, что принятое решение стало для спортивного мира большой неожиданностью. Первыми ласточками были запреты на посещение соревнований зрителями, как это произошло, например, в самом начале марта на этапе Кубка мира по биатлону в чешском городе Нове-Место.  В конце февраля я сама находилась в Италии на чемпионате мира по биатлону, и, возвращаясь, мы с коллегами, что называется, уносили ноги: итало-австрийская граница была полностью закрыта для автомобильного транспорта спустя час с небольшим после того, как мы ее пересекли. Просто до последнего казалось, что фигурное катание не постигнет всеобщая участь.

Как выяснилось, все мы сильно недооценили ситуацию.

То, что отмена соревнований неизбежна, стало понятно как раз 11-го числа, после того как Лоренцо Магри, тренер итальянского фигуриста Даниэля Грассля, обратился с открытым письмом к Международному союзу конькобежцев, в котором простым и доступным языком написал всё то, что не могло не беспокоить любого здравомыслящего человека.

«Я искренне считаю, что риск распространения коронавируса на чемпионате мира будет огромен, — писал тренер в своём аккаунте в Instagram. — Мы все полетим через разные аэропорты и долгие часы будем дышать одним воздухом, после чего окажемся на арене с более чем 20 тыс. людей, сидящими рядом. Наши семьи сильно рискуют, наша страна заблокирована, наша экономика рухнула из-за вируса. Мы уверены, что должны продолжать соревноваться? У меня нет решения, но у меня есть тысячи вопросов, и я напуган...» 

Ну и кто, скажите, на фоне происходившего в Европе, где продолжали экстренно закрываться границы и отменялись все публичные мероприятия, рискнул бы взять на себя ответственность сохранить чемпионат в прежнем формате и в прежние сроки?

Когда я позвонила в монреальский отель, чтобы отменить бронь, сделанную за полгода до соревнований, служащая, ещё, как выяснилось, не знавшая, что чемпионат мира отменён, заплакала: «Мы так надеялись, что с нами этого не случится...»

Вряд ли можно было подсчитать имиджевые потери, которые понесло фигурное катание: планируемая церемония на красной дорожке, наплыв спонсоров и множество связанных с этим телевизионных трансляций могли бы позволить этому виду спорта приобрести совершенно новый статус и как минимум остановить падение своей популярности на Североамериканском континенте. У России (и у группы Тутберидзе, в частности) в этом мероприятии виделся свой немалый интерес: наиболее вероятной претенденткой на номинацию «Прорыв» представлялась Александра Трусова — девочка, первой в мире, ещё юниоркой освоившая лутц, сальхов и тулуп в четыре оборота и первой исполнившая программу с четырьмя удачными четверными прыжками. На номинацию «Тренер года», как тренер олимпийской чемпионки и чемпионки мира Алины Загитовой, и трех сильнейших российских одиночниц Трусовой, Алены Косторной и Анны Щербаковой претендовала сама Тутберидзе а Загитова расстатривалась аж в трех категориях: лучший костюм, лучшая программа и MVP. За титул лучшего хореографа мира намеревался бороться хореограф группы Даниил Глейхенгауз. Так по крайней мере считали российские фанаты фигурного катания.

Когда общие эмоции немного схлынули, журналисты многих фигурнокатательных стран не сговариваясь стали муссировать одну и ту же тему: чего в связи с отменой мирового первенства лишилась Россия в женском одиночном катании со спортивной точки зрения?

Парадокс, но больше всего от отмены турнира выиграла уже ушедшая с арены Загитова. Вместо того, чтобы в последних числах марта закономерно получить к своему мировому титулу приставку «экс», она как минимум еще на год осталась действующей чемпионкой мира.  Шанс стать победительницей в Монреале и тем самым отнять у Загитовой упомянутый титул в равной степени имела каждая из трёх старлеток — Косторная, Трусова и Щербакова. Все трое радикальным образом отличались от прежней продукции конвейера Тутберидзе: все-таки и Липницкая, и Медведева, а вслед за ней Загитова выглядели в гораздо большей степени штучно-взлелеянными созданиями. Здесь же сама аббревиатура ТЩК, которой Трусову, Щербакову  и Косторную привык объединять спортивный мир с момента появления этих девчушек на большом льду, как бы подразумевала: речь идет не о трёх отдельных фигуристках, а об оружии массового поражения. О неуязвимых бойцах без страха и упрека. И без слабых мест.

Слабые места конечно же у фигуристок имелись, но они с лихвой перекрывались чем-то другим. Недостаточно качественное скольжение Трусовой и Щербаковой — четырьмя различными четверными прыжками первой из спортсменок и двумя, но наиболее сложными — второй, Косторная же нивелировала недостаток ультра-си фантастическим качеством катания и прекрасной техникой элементов, заложенными еще в те годы, когда Алена тренировалась у одного из самых придирчивых и педантичных российских специалистов — Елены Жгун.

Просто все эти качества не отменяли иного — срока годности. За свой первый взрослый сезон Щербакова сумела стать чемпионкой России, Косторная выиграла финал Гран-при и чемпионат Европы, Трусова трижды осталась с бронзовыми наградами. Ничто, в сравнении с теми стратегическими задачами, которые вынашивали применительно к подопечным их тренеры. И не было ровным счетом никаких предпосылок к тому, что век ТЩК продлится на льду дольше, чем у их предшественниц.

За Трусову лично мне было особенно обидно. Даже целый ряд неудач не сломил Сашиного желания продолжать прыгать прыжки в четыре оборота. Более того, незадолго до чемпионата мира фигуристка даже заявила, что намерена включить в произвольную программу рекордное количество четверных — пять. Поэтому и хотелось так сильно, чтобы этой маленькой девчушке с пронзительно синими глазами повезло хотя бы раз. Она ведь реально совершила в женском одиночном катании прорыв, который не снился ни одной из ее конкуренток. Не случайно же в декабре 2019-го, когда Саша стала третьей в финале Гран-при, предварительно выиграв оба своих этапа, а затем отобралась на чемпионате России на главные старты, мама одной из спортсменок группы Тутберидзе сказала: «Трусова сумела преодолеть колоссальный психологический барьер, и ее тренеры, благодаря ей — тоже. По-хорошему, они должны в ножки Сашке за это упасть. Она — первый ребёнок, кто по собственной инициативе пошёл на четверной прыжок, только потому, что очень этого хочет. Всем остальным прыгать четверные довольно долго запрещали, потому что Этери жутко боялась травм. Боялась, что девочки могут поломаться, и она останется ни с чем. Трусова же начала прыгать первый четверной ещё ребёнком, и только потом вслед за ней это стали пробовать все остальные».

После победы Загитовой на мировом первенстве в Сайтаме мне довелось по настоянию начальства поучаствовать в редакционном подкасте, темой которого была дальнейшая перспектива российских одиночниц. Браться за столь взрывоопасную тему не просчитав последствия конечно же, было опрометчиво — в кругах, приближенных к тренерскому штабу действующей чемпионки мира та беседа вызвала форменную истерику с бурными всплесками в интернете и прямыми оскорблениями в адрес всех участников подкаста. Хотя по-сути ни мои коллеги, ни я сама, не поднимали в той дискуссии никаких новых тем. Мы всего лишь обозначили, что большой спорт — это зона ответственности взрослого человека. И, если тренер или родители сознательно идут на эксплуатацию чисто детских качеств — отсутствие понимания опасности, чувства самосохранения, телосложения, веса — то это некое преступление по отношению к ребенку.

Понятно, что так было на протяжении многих лет, и не только в фигурном катании. Но как раз весь прежний опыт говорит о том, что стремление получить в юниорском спорте взрослые результаты неизбежно приводит к тому, что ребенка выхолащивают, лишая его ресурса на то, чтобы развиваться дальше. Отсюда — крайне непродолжительные, порой трагически оборванные карьеры.

В том же подкасте я сказала: «Думаю, что ни Косторной, ни Щербаковой, ни Трусовой ни на какой следующей зимней Олимпиаде не будет. Или, по крайней мере, очень высока вероятность того, что их не будет. И мне это кажется отчаянно неправильным. Потому что они реально потрясающе талантливы»
Когда у российских девочек забрали их шанс на золото Монреаля, один из моих коллег написал: «Вероятно, ни Косторной, ни Трусовой, ни Щербаковой больше никогда не будет суждено услышать гимн России в честь своей победы на чемпионате мира».

То мнение было отнюдь не единственным. Вряд ли в мире мог найтись хоть один человек, способный предугадать наверняка, как долго юные дебютантки взрослого льда сумеют продержаться в прежних победных кондициях? Век фигуристок, как ни крути, слишком короток, чтобы откладывать реализацию глобальных целей даже на год. Тем более, что случилась пандемия. А с ней - отсутствие какой бы то ни было определенности в будущем и возможности выходить на лед в настоящем.

* * *

Тревогу по поводу надвигающейся на спортсменов угрозы одной из первых забила всё та же Кожевникова.

— Неопределенность — это гораздо более серьезная проблема, чем может показаться на первый взгляд, — сказала мне она, когда в одной из бесед мы начали обсуждать, чем и как может ударить пандемия по атлетам.

— Никто не может сориентироваться, что делать, как долго продлится карантин, на какой срок будут перенесены те или иные соревнования, — продолжала Лиза. — Все это вызывает страх, а когда человеку страшно, он регрессирует - начинает действовать быстро, судорожно, автоматично, лишь бы пережить текущий момент, без расчета на будущее.  А надо действовать ровно противоположным образом: успокоиться, замедлиться, включить мозг, начать соображать рационально. Особенно это касается спортсменов. Как только люди останавливают тренировочный процесс, они сталкиваются с огромным объемом дискомфорта, который нужно как-то переварить. Первым делом следует снизить уровень тревоги: сократить количество поступающих новостей, сократить время в социальных сетях. Очень важно планирование, но для того, чтобы начать этот процесс, нужно обязательно задать себе вопрос: «Что я хочу? Остаться в спорте? Тогда я продолжаю тренироваться и использовать те возможности, которые есть, не в зале, так на улице, не на улице, так в квартире. Хочу поехать на следующую Олимпиаду? Тогда беру на себя ответственность за этот выбор, и если он окажется неудачным, по крайней мере, будет не жалко, потому что я сам принял такое решение. Подобные планы позволяют потихоньку переводить свое внимание с тревожного «сейчас» в какие-то рациональные действия, направленные в будущее.

— Проблема еще в том, — заметила моя собеседница, — что большинство атлетов и тренеров не очень сведущи в том, как регулировать и поддерживать свой эмоциональный аппарат. Если обычному обывателю можно остановиться, и никуда не торопясь задуматься о том, как стратегически перепланировать собственное будущее, то спортсменам останавливаться совсем нежелательно, потому что все они очень эмоционально уязвимы. Они привыкли поддерживать себя через постоянную высокую нагрузку, и когда эта нагрузка в привычном объеме исчезает, накатывает волна мощнейших эмоций: страх,  злость, растерянность, а переварить их – нет навыка. Кроме того, всем им страшно браться за что-то новое. Атлеты профессионально заточены именно таким образом: делать то, что хорошо получается и избегать того, что не получается совсем. Им страшно начинать учиться просто в силу того, что в своем профессиональном мире человек чувствует себя грандиозным и великим, у него все получается с полпинка, а тут, когда спорт временно закончился, нужно окунуться в совсем новый  мир, все начать с нуля.  В результате мы имеем дело с активацией внутреннего «карателя» атлета, который не готов на компромисс и транслирует мысли, не содействующие выживанию: «я считаю все бессмысленным, считаю себя уродом, считаю, что не справился, что никто мне не поможет, что спорт вообще стал абсолютно никому не нужен, а на остальные профессии даже и не претендую и вообще лучше бы улететь на Марс!»

Тот разговор случился у нас почти сразу после того, как стало известно об отмене монреальского чемпионата, поэтому я просто не могла не задать Лизе вопрос о трех уникальных девочках-фигуристках, каждая из которых, возможно, лишилась своего главного в жизни шанса.

— Подавляющее большинство «нормальных» юниоров, которые выходят на взрослый уровень не раньше 21 года, переживает стресс достаточно спокойно, потому что, во-первых, они еще в значительной степени находятся под крылом родителей, а, во-вторых, в силу юного возраста, у них нет такого отдаленного взгляда за горизонт: они не думают про семью, про свои стратегии, про то, как им устраиваться в жизни, как зарабатывать, —ответила мне на вопрос Кожевникова. — Понятие перспективы для этой возрастной категории — это то, что находится в 10-ти сантиметрах от собственного носа человека. Что касается упомянутых вами девочек, они здесь просто вынесены за скобки, потому что представляют собой  такой одноразовый продукт, как обойма у винтовки: одну обойму отстреливают, другая вставляется...

В похожем ключе, но уже как профессиональный тренер, отреагировал на возникшую ситуацию Николаев. Говорил он примерно о тех же вещах, что и Лиза.

— Прежде всего надо понять, что перерыв, связанный с распространением коронавируса, будет длинным, хотим мы того, или нет, а значит, нужно отнестись к нему предельно взвешено, — сказал мне Валентин Алексеевич, когда я в очередной раз набрала его ричмондский номер. — Если спортсмен внезапно оказывается в ситуации, подобной той, что сложилась в мире сейчас, он дожен первым делом ответить себе на вопрос: что он хочет? И что в связи с этим должен делать. В человеке много разных деталей, так что ему всегда есть над чем работать, в каких бы условиях он ни находился. Не знаешь сам, как работать — посоветуйся с тренером, со специалистом по физподготовке, с врачом,  определи, какие группы мышц у тебя недоразвиты, займись балансировкой мышечного корсета — дай возможность мышцам развиться. Это первое и самое главное.

Есть множество глубоких мышц, которые почти никогда не бывают хорошо проработаны и не имеют высоких скоростных характеристик. Например, приводящая мышца бедра — так называемая «нежная» мышца. А ведь именно она позволяет спортсмену быстро сводить и разводить ноги. Та же Лена Водорезова в годы своих тренировок у Станислава Жука была физически подготовлена так, что могла бы вполне профессионально играть в теннис. Назовите мне сейчас спортсменок, которые способны хотя бы несколько раз подтянуться? У фигуристов ответ на подобные претензии обычно один: нет времени. А на самом деле это отражение однобокости тренерской работы, когда результат нужен скорей-скорей-скорей. Хотя в качестве объяснения многие традиционно сетуют на недостаточное количество льда.

— Но ведь профессиональному фигуристу действительно нужно много льда, — возразила я тренеру. Николаев хмыкнул в давно уже привычной мне манере:

— Давайте приведу простой жизненный пример: вы проснулись утром и захотели приготовить себе на завтрак яичницу с ветчиной и сыром и свежевыжатый апельсиновый сок. Открыли холодильник и обнаружили, что там нет ничего, кроме маленького кусочка хлеба. Каковы будут ваши действия — откажетесь от завтрака вообще, или все-таки съедите этот кусочек? Так и здесь. Нужно использовать то, что есть, но постараться распорядиться этим максимально эффективно. А для этого человек должен понимать конечную цель, которую он способен реализовать в настоящее время. Что, в квартире нельзя найти место, чтобы сделать колесо или два кувырка вперед-назад, а потом встать в позицию равновесия? Или прыгнуть тур и постараться не упасть? Понятное дело, что собственный дом дает человеку больше возможностей, а небольшая квартира — это тот самый кусочек хлеба в холодильнике. Ну так либо съешь его, получив какое-то количество энергии, либо протяни ноги. Не существует никакого оправдания тому, чтобы бездельничать и ждать, что кто-то решит за тебя все проблемы!

Заканчивая телефонный разговор, специалист заметил:

— Вообще-то нынешняя ситуация — это прежде всего проблема тренеров.  

* * *

Парадокс, но было очень похоже, что внезапный форс-мажор в виде запрета на тренировки, а также необходимость поддерживать спортивную форму, оставаясь дома, наиболее сильно ударил по тем, кто совсем недавно казался неуязвимым - по группе Тутберидзе.  Одной из причин виделась сложившаяся в школе традиция отдавать на откуп родителям все то, что происходит за пределами катка. К тому же сама Этери успела улететь в Америку к дочери и пережидала затянувшийся карантин там. 

А в первых числах мая полыхнуло: об уходе из группы объявила Александра Трусова.

В аббревиатуре ТЩК в силу порядка букв спортсменке отводилась главенствующая позиция, и вряд ли это было случайностью: в октябре 2019, когда Саша встряхнула мир победой на Japan Open при четырех удачных четверных, выполненных в одной программе, казалось, что в мире не существует фигуристки, способной перебить заявленную россиянкой сложность каким-либо иным набором качеств.

Но вышло совсем иначе. Все, чем могла похвастаться дебютантка взрослого сезона на момент его завершения — это тремя бронзовыми наградами, завоеванными в финале Гран-при, на чемпионате России и чемпионате Европы. Иначе говоря, козыри, имеющиеся на руках самой уникальной  фигуристки мира, не сыграли ни разу.

В таких ситуациях не нужно быть пророком, чтобы понять, что спортсменка, как и ее родители, с очень большой вероятностью задумаются  о смене тренера. Так и произошло: в последних числах апреля источник, близкий к группе Этери Тутберидзе сообщил о том, что Саша уже известила о своем решении своего прежнего наставника, что она уходит из группы с одним из тренеров, с которым намерена продолжать сотрудничать, но кроме этого будет искать более именитого специалиста, чтобы тот согласился бы взять спортсменку под свое покровительство: так уж повелось в фигурном катании, что с не слишком известным тренером у борта завоевывать авторитет в глазах судей иногда становится проблематично.

Официально информация о переходе ничем не подтверждалась, переход Трусовой к другому наставнику мог считаться оформленным только после того, как сама Александра или её представитель, обладающий соответствующим правом, передаст Федерации фигурного катания России необходимые документы о смене. Поскольку события пришлись на майские праздники, да еще совпали с приостановкой деятельности большинством государственных структур,  процедура оформления обещала получиться небыстрой.
Колесо, тем не менее, завертелось. Уже на следующий день после утечки информации о возможном переходе олимпийский чемпион Турина Евгений Плющенко подтвердил: да, Александра действительно начала процесс смены тренера и готовит соответствующие документы, чтобы предоставить их в ФФККР. Впору было запасаться попкорном, заняв места в зрительном зале.

Переход спортсменки такого уровня — это всегда почти детективная история. Не прошло и суток, как мне стало известно, что в качестве нового тренера  (того самого, кто мог бы стать основным), семья Трусовых рассматривала три кандидатуры, одна из которых отпала уже на первоначальной стадии переговоров — получивший предложение специалист, ошалев от количества выдвинутых «под Трусову» финансовых требований, ответил семье отказом. Второй кандидатурой, по слухам, был Рафаэль Арутюнян. Однако наставник действующего чемпиона мира Нейтана Чена категорически опроверг информацию о том, что вёл какие бы то ни было переговоры со спортсменкой или ее представителями.

Пока история развивалась, я частенько думала о том, что ситуация с Трусовой отчасти  напоминает ту, что за несколько лет до этого имела место с Юлией Липницкой. Применительно к героине Игр в Сочи тогда ведь очень быстро выяснилось, что наставников, готовых взять к себе сильно сдавшую позиции фигуристку, можно пересчитать по пальцам. И что никто из них не горит желанием приобретать «кота в мешке». Один из наиболее опытных и заслуженных специалистов отказал Юле сразу, наиболее оптимальным с точки зрения технического развития спортсменки  казался переезд за океан к Брайану Орсеру или Рафаэлю Арутюняну, но вставала та же самая проблема, что впоследствии возникла у Трусовой: несовершеннолетняя фигуристка не могла отправиться в США или Канаду одна, поскольку не имела водительских прав и банально не смогла бы передвигаться. Вот и вышло, что единственной реальной кандидатурой на роль тренера Липницкой тогда остался Алексей Урманов — человек, прекрасно знающий технику прыжков и умеющий этому научить.
Плющенко выглядел в истории с Трусовой точно такой же единственно реальной кандидатурой, тем более что в  его частном клубе продолжал работать предыдущий тренер спортсменки Александр Волков.

Отправить юную Сашу за океан к Арутюняну представлялось не слишком вероятным не только потому, что Калифорния - наиболее дорогой для проживания штат, а Арутюнян ­— один из наиболее дорогих тренеров, но и с тем, что у Трусовой, в силу ее возраста потенциально могло оказаться слишком много «багажа» — кто-то ведь должен был решать бытовые вопросы, выполнять функции менеджера, переводчика и так далее. С аналогичными проблемами сталкивалась после переезда в Канаду двукратная чемпионка мира и вице-чемпионка Игр в Пхенчхане Евгения Медведева, но она, несмотря на драматизм ухода, обладала гораздо более громким, нежели у Трусовой, послужным списком, более мощной спонсорской поддержкой и многочисленными рекламными контрактами. Да и время было гораздо более благоприятным, нежели весной-2020-го, когда под угрозой ликвидации оказались все значимые мировые шоу, а само фигурное катание того и гляди могло рухнуть из-за коронавируса, как бизнес.

* * *

Комментируя уход талантливой ученицы от тренера, специалисты были не слишком комплиментарны.

«Из всей троицы Трусова нравится мне меньше всего, — говорила известная наставница питерских спортивных пар Людмила Великова. —  Пока она относительно плохо катается, но очень хорошо прыгает».  

Схожее мнение выражал патриарх тренерского цеха Виктор Кудрявцев.  

«Одними прыжками Саше не добиться побед на крупных стартах — ее техника пока оставляет желать лучшего. Так что Плющенко, если он настроен серьёзно, предстоит проделать огромный объём работы, чтобы она была конкурентоспособна на следующий год».

Все это звучало так, словно тренерскому штабу Тутберидзе, останься Трусова в группе, не пришлось бы решать ровно те же проблемы с катанием своей наиболее одаренной от природы подопечной.

Главный вопрос на самом деле заключался в другом: сумеет ли Трусова, независимо от того, кто именно станет заниматься ее дальнейшим развитием, подняться в свой второй сезон на новый для себя уровень?
Ответить «да» не поворачивался язык, и Плющенко был здесь совершенно не при чем. В школе Тутберидзе задолго до появления там Трусовой, Щербаковой и Косторной, сложилась достаточно ярко-выраженная специфика — примерно как в барселонской академии футбола, где игроки бывают прекрасно подготовлены для того, чтобы продолжить карьеру в том же клубе, но крайне болезненно приживаются в других командах, а то и не приживаются вовсе. После тех нагрузок и той конкуренции, через которую приходится пройти девочкам прежде чем оказаться на взрослом льду, у фигуристок почти не остается ресурса. И вряд ли кто не согласится с тем, что пик Сашиной карьеры её прежний тренерский штаб планировал не в каком-то обозримом будущем, а «здесь и сейчас» — на чемпионате мира-2020 в Монреале, отмененном из-за пандемии. Для того, чтобы продолжать выступать на прежнем уровне сложности, Саше требовалась уже совсем другая работа, которая позволила бы фигуристке выстроить новое тело, новую технику, новый стиль катания. Иначе говоря — начать всё с нуля. Но возможно ли это было в принципе?

Когда я задала тот же самый вопрос Арутюняну, он ответил:

— У Саши, кстати, неплохая техника. Не сказать, что всё прямо супер, но Саша вполне нормально выполняет сложные прыжки, видно, что с ней можно заниматься, видно, что она сама по себе очень работоспособный человек, очень мотивирована, хочет много прыгать.  Её мотивация видна невооруженным глазом: она хотела делать пять четверных прыжков в программе, и сделала это. В принципе, Нейтан в свое время вел себя точно так же: я хочу — я буду! Я хоть и пытался как-то сдерживать совсем неоправданный риск, но понимал, что прогресс есть прогресс, и ничего против этого не поделаешь. Такой спорттсмен — это очень благодатная почва для тренера.  Другой вопрос, что надо уметь всё взвешивать.  Тактику в нашем виде спорта никто не отменял, как и в футболе, где все так или иначе умеют играть на разных позициях, все хорошо бегают, но не все при этом идут в нападение. Если бы та же Трусова, или тот же Нейтан в своё время были более профессиональны, как атлеты, наверное, они согласились бы с тем, что в некоторых ситуациях следует использовать тактику: сегодня два прыжка, завтра три, и так далее. Но они оба просто супермотивированные люди, которые не оглядываясь прут вперед и ничего с этим не сделаешь. Значит, тренеру остается просто встать рядом и всеми силами помогать.

Можно ли переучить такую спортсменку? Это не быстрый процесс, — продолжал тренер. — Если на официальных тренировках главного старта люди делают по пятьдесят прыжков за сорок минут, значит, в обычных тренировках они прыгают намного больше, и мышечная память у них выработана гораздо сильнее, чем у тех, кто работает не столь интенсивно. Приведу простую статистику:  сто прыжков на одной тренировке — это двести прыжков в день, 1200 прыжков в неделю, почти 5000 в месяц и порядка 50 тысяч, а то и больше — в год. А все эти девочки катаются в таком режиме уже лет пять или шесть. Потом такая спортсменка приходит к тебе, ты начинаешь с ней работать, а со всех сторон несётся: ё-моё, она у тебя уже полгода катается, а ничего не изменилось. Ребята, за полгода ты можешь, условно говоря, только загрунтовать тот холст, на котором захочешь что-то написать. Поэтому, когда я говорю, что мне нужно два года на то, чтобы начать видеть в своем спортсмене хотя бы какие-то изменения, я не просто так называю эту цифру: два года уходит только на закладку новой мышечной памяти. И только потом можно начинать говорить о какой-то новой технике и стабильности.

* * *

Уход Трусовой из группы Тутберидзе сопровождался реакцией, которая воспринималась, как дежавю: спортсменку объявили предательницей, а один из тренеров-ассистентов договорился до того, что назвал решение фигуристки ударом ножом в спину, и пафосно заметил: «Когда человек предает, он перестает для нас существовать».

Узнав об этом, Арутюнян долго смеялся.

— Вот этого я вообще понять не могу. Почему же тогда никто из тренеров не сказал, что Трусова совершила предательство, когда ушла к Тутберидзе от своего предыдущего наставника Александра Волкова? Получается, что все те, кто приходит в группу от других специалистов, ни разу не предатели, но становятся таковыми, когда уходят? Это даже смешно. На мой взгляд, так нельзя. Берёте к себе спортсмена – скажите спасибо тому, кто его для вас подготовил. Уходят от вас — пожелайте удачи.

Почему же вы все-таки даже не попытались заполучить Сашу к себе, когда она приняла решение уйти от Тутберидзе? — поинтересовалась я, пользуясь благодушным настроением известного специалиста.

— Понимаете, — начал он, — любому тренеру было бы очень интересно поработать со спортсменом, который входит в первую десятку мира. Но нужно понимать, что все российские спортсмены, и речь здесь не только о Трусовой, не выросли сами по себе. В них вкладывали свой труд, свои финансы, определённые организации и определённые люди, поэтому любые переходы и уходы в России и воспринимаются настолько болезненно. Иностранные тренеры, как мне кажется, далеко не всегда это осознают. Думают: вот пришёл к ним спортсмен из России, они его могут взять и продолжать работать точно так же, как работают с любым другим фигуристом. Я, хоть и живу много лет в Америке и считаюсь американским тренером, понимаю российскую специфику очень хорошо. Потому и уверен, что любые переходы российских фигуристов должны прежде всего досконально согласовываться и с бывшими тренерами, и, тем более, с руководством национальной федерации фигурного катания. Нельзя просто так оторваться от прежней жизни и уйти в новую, это просто нереально. Это не та ситуация, когда спортсмен сам за себя много лет платил, сам выбирал себе тренера, параллельно нанимал других специалистов по своему усмотрению, которые тоже как-то принимали участие в тренировочном процессе, а потом вдруг решил все поменять — и поменял, нанял новых людей за свои деньги. В России так быть не может. Там до сих пор многое держится на принципах и понятиях, заложенных еще в советские времена. Вот когда наши спортсмены начнут сами за всё платить, тогда они и будут делать, что хотят...

— Получается, что Брайан Орсер совершает подвиг, работая с Евгенией Медведевой? —скорее в шутку, нежели всерьез спросила я Арутюняна.

— Конечно, — абсолютно серьезно ответил он. — Орсер совершил подвиг уже тогда, когда согласился её тренировать. Думаю, только он один и мог себе это позволить...

 

© Елена Вайцеховская, 2003
Размещение материалов на других сайтах возможно со ссылкой на авторство и www.velena.ru