|
|
|
|
|
||
Личное дело: Москвина Тамара Николаевна (девичья фамилия Братусь). Родилась 26 июня 1941 года. Фигурным катанием начала заниматься в 10 лет. Заслуженный мастер спорта СССР. Заслуженный тренер СССР. Заслуженный деятель искусств России. Закончила с серебряной медалью общеобразовательную школу и музыкальную школу по классу фортепиано. Диплом с отличием Государственного института физической культуры имени Лесгафта. Кандидат педагогических наук. Награждена орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы народов и «За заслуги перед Отечеством» III степени. Лауреат конкурса «Спортивная элита-98» в номинации «Лучший тренер России». На протяжении 12 лет (1953-1965) выступала в одиночном катании. Трехкратная чемпионка СССР. Чемпионка первой (1962) и второй (1966) зимних Спартакиад народов СССР. Участница четырех чемпионатов Европы (лучший результат – 14-е место в 1965 году в Москве). На чемпионате СССР 1965 года завоевала две золотые медали – в одиночном и парном катании. Тренер – Игорь Борисович Москвин. Первый партнер Александр Гаврилов. С 1967 года выступала с Алексеем Мишиным. Вместе с ним – серебряный призер чемпионата Европы-1968 и чемпионата мира-1969. Бронзовый призер чемпионата Европы-1969. 5 место на Олимпийских играх 1968 года в Гренобле. Ученики: Ирина Воробьева/Александр Власов, Ирина Воробьева/Игорь Лисовский, Елена Валова/Олег Васильев, Елена Бечке/Денис Петров, Наталья Мишкутенок/Артур Дмитриев, Оксана Казакова/Артур Дмитриев, Елена Бережная/Антон Сихарулидзе, Юко Кавагути/Александр Смирнов. На чемпионатах мира, Европы и Олимпийских играх учениками Москвиной завоеваны 22 золотые медали. Мишин Алексей Николаевич. Родился 8 марта 1941 года. Фигурным катанием начал заниматься в 15 лет. Заслуженный мастер спорта СССР. Заслуженный тренер СССР. Окончил Ленинградский электротехнический институт имени В.И. Ульянова-Ленина. Заведующий кафедрой конькобежного спорта Академии физической культуры имени Лесгафта. Кандидат педагогических наук, профессор. Автор ряда фундаментальных монографий и учебников по фигурному катанию. В одиночном катании – бронзовый призер чемпионата СССР (1964). Участник зимней Спартакиады народов СССР (1966). Тренер - Майя Петровна Беленькая. В парном катании выступал с Тамарой Москвиной. Тренер - Игорь Борисович Москвин. Ученики: Марина Кульбицкая,Виталий Егоров, Татьяна Оленева, Леонид Казнаков, Марина Серова, Юрий Овчинников, Алексей Урманов, Алексей Ягудин, Евгений Плющенко. Награжден орденом Дружбы народов. Известную в конце 60-х годов прошлого века спортивную пару Тамара Москвина - Алексей Мишин, ставшую в 1969-м вице-чемпионами мира, в силу возраста я помнила смутно. В памяти застряла лишь музыка одний из их программ - популярный шлягер про хромого вояку-короля, который до сих пор нет-нет, да и запустят по радио: «Тирьям-тирья-рям, трам-тирьям…». Много лет спустя, уже став журналистом и освоившись в среде фигурного катания, я как-то спросила уже ставшего выдающимся тренером Алексея Мишина, почему все без исключения его ученики развивают на льду преимущественно классические темы, в то время, как он сам катался под «тирьям-тирьям». Не знаю, обидела ли я его тогда этим вопросом. Позже мне неоднократно доводилось слышать, что Мишин не очень любил стиль, предложенный ему Игорем Борисовичем Москвиным. Мол, всегда считал себя достаточно импозантным мужчиной, нравился женщинам, они с удовольствием приходили на каток – смотреть выступления предмета своего обожания, а на льду был «тирьям-тирьям» и большей частью шутовские роли. Публика визжала от восторга, а фигурист мучался и переживал. Впрочем, если это и было так, в том давнем разговоре со мной Мишин ничем этого не проявил. Сказал: - Тот стиль сложился исключительно благодаря мудрости нашего тренера - Игоря Москвина. Классика предоставляет фигуристу неограниченные возможности. Но в те времена, что мы выступали вместе с Тамарой, нам было абсолютно бессмысленно конкурировать с Людмилой Белоусовой и Олегом Протопоповым в классическом катании, красоте линий, отточенности движений, поз. Эта ниша была ими прочно занята. Москвин и догадался предложить тему, в которой мы бы выглядели наиболее эффектно. Те программы полностью соответствовали нашим физическим данным, а главное - были абсолютно непохожими ни на чьи другие. И воспринимались, что немаловажно, как определенный авангард. Некоторые номера и сейчас, согласитесь, прозвучали бы нормально. - А повторить какую-либо из программ сейчас вы смогли бы? – шутливо спросила я тренера. - Зачем? – Мишин пожал плечами. - Если вы к тому, помню ли я их, то прекрасно помню. Но, откровенно говоря, не люблю вспоминать свои прошлые успехи - отношусь к той категории людей, которым, конечно же, важно, кем ты был раньше, но еще важнее, кем стал сегодня. Однажды я встретил одного бывшего фигуриста, с которым выступал сам, и он вдруг меня спросил: «Ну, как я выгляжу на льду? Как делаю перебежки?» Мне это показалось диким: в возрасте, когда логичнее рассказывать, как живет семья, дети, внуки, как, в конце концов, делают перебежки сыновья, ученики, его по-прежнему больше всего заботит собственная персона. Поэтому, ностальгических ноток от меня не ждите. * * * Вспоминая историю появления одной из программ Москвиной и Мишина (той самой, что принесла его ученикам серебро мирового первенства), Игорь Борисович Москвин был более ироничен: - В том, что касается стиля катания, у нас просто не нашлось другого выхода. Леша был невидным парнем, маленьким. Тамара тоже. То есть никаких преимуществ – таких, чтобы можно было ими выиграть или хотя бы выйти на конкурентоспособный уровень, я в этой паре не видел. Пока не додумался до музыки. Это получилось случайно. В 1968-м, когда у нас уже началась подготовка к чемпионату мира в Колорадо-Спрингс, мы с Тамарой и Лешей проводили летний сбор где-то на юге Украины и как-то отправились обедать в ресторан. Там играли три еврея на скрипочках. Я их и попросил наиграть нам несколько мотивчиков. И прямо в ресторане мы эту музыку и записали. Для произвольной темы взяли популярный тогда «матчиш». У нас еще на его мотив не очень приличную песенку пели: «Была я балерина, слыла звездою… » Короткую программу мы тоже сделали на аналогичную комедийно-гротесковую музыку. Кто-то из доброхотов, конечно, тут же сообщил в спорткомитет, что у Мишина с Москвиной совершенно похабная музыка, кататься под которую за границей для советских спортсменов просто недопустимо. Меня, естественно, тут же вызвали в Спорткомитет – давать объяснения. Я спросил: «А слова этой песни вы знаете, чтобы так считать? А знаете, например, какие стихотворные вариации существуют на музыку песни «Варяг»? Так что теперь, и эту песню запретить?» Начальником управления зимних видов спорта был тогда отличный мужик – не помню, к сожалению, его имени. Он после долгих совещаний со своими коллегами и нашими критиками и дал «добро». * * * - Когда ваша супруга каталась у вас с Алексеем Мишиным, было легко или тяжело с ней работать? - В лице Мишина я всегда имел союзника. В Тамаре же очень сильно развито желание лидерствовать. Поэтому когда она чрезмерно увлекалась какими-то идеями, приходилось объяснять, что она видит происходящее с позиции своей партии, но не воспринимает программу, как цельное зрелище. Раньше ведь к каждому элементу относились очень придирчиво – чтобы он со всех сторон выглядел «лицом». Со льда это видно далеко не всегда. - Вы помните, как Тамара появилась в вашей группе? - Она пришла от Ивана Ивановича Богоявленского. Каталась у него на маленьком каточке, где приходилось самостоятельно заливать лед. А у нас был нормальный большой каток, большая группа, в которой уже катались Юра Овчинников, Игорь Бобрин. Позже пришел Мишин. Тамара тоже начинала, как одиночница – пять раз становилась чемпионкой страны и даже четыре раза выступала на чемпионатах Европы. В 1965-м в Москве была 14-й. Но проблема заключалась в том, что ведущим женским тренером в те годы была Татьяна Гранаткина-Толмачева, которая работала в Москве на стадионе Юных пионеров и вела группу девочек одного возраста. А во главе федерации фигурного катания стоял ее муж Александр Толмачев. При том, что Тамара была не из московской школы, да еще и старше толмачевских девочек на три или четыре года, у нее не было никаких шансов удержаться в сборной. Вот она совершенно правильно и рассудила, что никакого смысла продолжать карьеру одиночницы просто нет. Да и в художественном плане она проигрывала той же Тане Немцовой. Таня неважно видела, поэтому не очень хорошо делала обязательные фигуры, но и Тамара была в них не идеальна, мягко говоря. - А что было ее сильной стороной? - То же самое, что и сейчас. Характер. Упертость. - Когда Тамара решила закончить спортивную карьеру, это было ее решением, или вашим? - Ну, мы вообще-то предполагали, что рано или поздно у нас появится ребенок, хотели этого. Так что все получилось очень кстати. В 1969-м Тамара с Мишиным выиграли серебро на чемпионате мира, а в 1970-м у нас родилась Ольга. Леша, правда, остался не у дел. Работы на тот момент не было, вакансий тоже. Стипендию тогда снимали, как только человек заканчивал выступать. В 1956-м точно так же сняли со стипендии меня – времена были в этом отношении жесткими. Вот Мишин и попал на кафедру велосипеда и коньков – младшим научным сотрудником. Без звания, без степени, на 90 рублей в месяц – как молодой специалист. Вполне допускаю, что он был сильно тогда на нас с Тамарой обижен, хотя внешне у нас всегда были нормальные отношения. * * * Мишин действительно был тогда сильно обижен на тренера. Настолько, что эта давняя и, казалось бы, давно забытая обида вновь полыхнула в глазах, когда в одной из бесед я спросила: - Когда вы начали работать тренером, для вас была важна оценка или помощь Москвина? - В начале моей работы он меня совершенно не поддерживал, - был ответ. – А ведь очень трудно, закончив со спортом, начинать самостоятельную тренерскую работу. Перед тобой множество дорожек и ты понятия не имеешь, какая из них главная. К моменту когда сам Москвин начал тренировать нас с Тамарой, он уже очень хорошо это себе представлял благодаря сотрудничеству с Белоусовой и Протопоповым. Сам я лишь со временем понял, что сильный тренер - не тот, кто обладает очень сильными сторонами, а тот, кто не имеет слабых. Если в подготовке спортсмена где-то зияет дыра, то в экстремальной ситуации все наработанное годами может в эту дыру запросто ухнуть. Примеры я видел много раз. Когда сам начинал работать, то самым трудным было взвесить пропорциональную важность разных составляющих: сколько должно быть поддержек, шагов, вращений. Сколько внимания уделять чистоте реберного катания в обязательных фигурах, а сколько - геометрии самих фигур. Найти этот баланс не так просто. Знаменитый теннисный тренер Боб Бретт, который работал с Борисом Беккером, Гораном Иванишевичем, Михаэлем Штихом, а в том числе тренировал и двух моих сыновей, считал, что если спортсмен не ушел с тренировки полумертвым, значит, тренировка проведена зря. Москвин никогда не был сторонником такого подхода. У него вообще никогда не проявлялось стремления «загнать» человека, выжать из него все силы. Он всегда старался решить ту или иную проблему за минимальное время, но с максимальным успехом. Старался вычленить элемент, в котором видел ошибку, и работать только над ним. Собственно, и все мои сильнейшие спортсмены – Алексей Урманов, Алексей Ягудин, Евгений Плющенко – выросли в режиме двухразовых тренировок на льду по 45 минут каждая. Москвину не было свойственно упрекать. Он, безусловно, мог высказаться в скептическом или ироничном ключе по отношению ко мне или Тамаре, но никогда не был злым. Из себя его можно было вывести разве что тупостью. На каком-то этапе своей тренерской карьеры он, безусловно, боролся за результат. Но даже в этом, если сравнить его и Тамару, очень хорошо заметна разница в самом подходе к тренировке. Что бы Тамара ни делала со своими парами, со стороны всегда видно, что это – гонка за результатом. Москвин же просто работал, получая огромное удовольствие от самого процесса. Он был человеком с очень художественным видением мира. Иногда шел в тренерском поиске достаточно витиеватым путем. У него были разные спортсмены: талантливые, бездарные, среднего таланта, но он умел построить работу так, что в группе прогрессировали все без исключения. Кстати, если говорить о моем тренерском опыте, наибольшую роль в выработке тех или иных методик сыграли занятия с бездарными учениками, с которыми я занимался в Америке или Италии исключительно с целью заработка. Когда ученик не блещет талантом, приходится постоянно что-то придумывать. * * * В одном из самых первых наших интервью Алексей Мишин сказал: «Мужским составом своей группы я мог бы успешно соревноваться хоть против сборной Америки, хоть против сборной мира». Действительно, питерскому тренеру на тот момент принадлежал своего рода мировой рекорд - никому и никогда не удавалось одновременно работать с таким количеством звезд, попеременно выводя их в чемпионы. Много лет спустя я поняла: как бы ни старался Мишин отрицать влияние Москвина на свою собственную карьеру (а это действительно порой проявлялось довольно сильно), его тренерские наработки то и дело перекликались с тем, через что проходил он сам в прежней, спортивной жизни. В той самой, где ему однозначно повезло с наставником. По поводу карьеры я однажды спросила Мишина: чего было больше - везения, удачного стечения обстоятельств, или же он просто знает рецепт успеха? - В спорте всегда присутствует доля случая, - ответил тренер. - Если бы трехкратная олимпийская чемпионка Ирина Роднина родилась не в Москве, а, скажем, в Сыктывкаре или Улан-Удэ, если бы она не встретилась со своим тренером - Станиславом Жуком, мир имел бы такую фигуристку? Если ты родился там, где можно плыть, бежать или стрелять, это уже удача. То же самое касается и тренеров. Кем бы я стал, если бы родился в Магадане? Уж никак не тренером по фигурному катанию. А дальше надо просто работать. Можно не быть знаменитым - люди интуитивно чувствуют, если в тренере есть искра божья. Ученики начинают «подплывать» сами. И только потом в этом перенасыщенном ученическом растворе неизбежно начинают появляться кристаллы и кристаллики. - Звучит, действительно, как готовый рецепт. А как было в жизни? - Я довольно рано почувствовал, что мне интересно тренировать. Во всяком случае, уже с конца своей спортивной карьеры приобрел киноаппарат, стал снимать, сам проявлял пленку, сам клеил, рассматривал по фазам, как человек движется. Делал все то же самое, что до меня делали Москвин, Жук, Эдуард Плинер. Снимал я везде, где только мог, переписывал старые пленки, которые удавалось достать, а потом на сборах мои ученики все лучшее копировали на льду. Кинотека у меня была одна из самых больших в мире. Такая же, знаю, была у Жука, и Москвина. Придумать в фигурном катании что-то новое довольно сложно. Для этого нужен большой исходный материал, опыт. Как чужой, так и свой собственный. Кстати, иногда ловлю себя на мысли, что раньше все мы не считали зазорным снимать, записывать. А сейчас большинство наших тренеров лишь скептически наблюдают за тем, что происходит на льду и практически не пользуются тем, что приходит в фигурное катание с Запада, от других специалистов. В какой-то степени идут по нашим стопам. Заимствуют расположение элементов, подбор музыки, хореографии… - То есть, творчество превращается в ремесло? - Это, кстати, не самое плохое понятие. Искусство - и есть ремесло, доведенное до высшей степени совершенства. Сравните, к примеру, мою работу и работу Тамары Москвиной. На первый взгляд, у нас все различно, но на самом деле, очень много общего. Она разработала свою систему построения программ, чередования элементов - и я тоже. Правила сейчас таковы, что, например, в короткой программе как не старайся, ничего принципиально нового не создашь. Даже в расположении элементов. Многое предопределено физиологическими особенностями человеческого организма. Нельзя, например, самый сложный элемент оставлять на конец программы - спортсмен, скорее всего, с ним не справится. Существуют и другие законы. В театре артист никогда не стоит в углу сцены. Если стоит -значит, задумано что-то с этим связанное. Финальная часть спектакля - тоже всегда в центре. Черные козни - возле кулис. Это не что иное, как закон зрительского восприятия. И, думаю, именно потому в искусстве ему следуют повсеместно. Еще один секрет успеха заключается в обстановке, в которой растет спортсмен. Помню, когда Олег Протопопов только начинал кататься в Ленинграде, он написал заявление с просьбой перевести его из Дворца пионеров в «Динамо» - на более крупный каток. Мол, на него должно смотреть больше зрителей. Он уже тогда чувствовал свою исключительность. Так и должно быть. Один из моих первых учеников Виталий Егоров в свое время соревновался со знаменитым японским фигуристом Игараши. Однажды на каких-то соревнованиях Егоров сказал: «Я сделаю тройной лутц, а Игараши увидит - и наверняка свалится», Так, кстати, и произошло. Подобное ощущение внутренней силы всегда отличало и Урманова, и Ягудина, и Плющенко. Работать в одном коллективе им было очень трудно. Но, мне кажется, ребята интуитивно чувствовали, что все их результаты - следствие необычайно высокой конкуренции в группе. Сама тренировочная атмосфера двигала их так, что другим и не снилось. - В ком из спортсменов вы впервые увидели возможность реализовать свои тренерские амбиции? - Первой наиболее перспективной ученицей была моя жена - Таня Оленева. Она стала чемпионкой Советского Союза. Сам я был чемпионом страны лишь однажды и, естественно, победу Татьяны считал очень высоким показателем. Потом у меня каталась Наташа Стрелкова. Анна Антонова перешла ко мне из группы жены. У нее же начинали тренироваться Марина Серова, Таня Андреева - обе, как и Антонова, становились призерами юношеского первенства мира. Очень способным фигуристом был Виталий Егоров, позже пришел Юрий Овчинников, которого до этого много лет тренировал Москвин. А в 1976-м все амбиции были пресечены в корне - меня сделали невыездным. - Чем вы так провинились? - У меня на этот счет есть лишь подозрения. Видимо, кому-то мы с Овчинниковым очень мешали. Случилось это как раз перед выездом на Олимпийские игры в Инсбрук. Я даже получил тогда олимпийскую форму, помните - роскошные у олимпийцев были шубы. И когда мы все в этих шубах, с гвоздиками шли по Красной площади к Мавзолею, один из руководителей команды - покойный ныне Валентин Сыч - вполголоса мне и сказал: «Ты не едешь». - И началась черная полоса в жизни? - Сейчас я уже не считаю ее черной. Как говорится, нет худа без добра. Я погрузился в науку, написал диссертацию, посвященную прыжкам в фигурном катании, получил ученую степень, - в общем, старался находить какие-то преимущества в навязанном мне образе жизни. Закончилось все это очень странно. Я периодически пробовал обращаться в разные инстанции и однажды решился поехать в Москву в ЦК КПСС и к председателю Спорткомитета СССР Сергею Павловичу Павлову. Павлов принял меня рано утром, еще до начала рабочего дня, выслушал, потом снял трубку какого-то своего телефона, попросил, чтобы его соединили с первым секретарем ленинградского обкома партии Борисом Ивановичем Аристовым и говорит: «Боря? Это Сережа. У меня тут Мишин Алексей Николаевич сидит…». Потом он попросил меня выйти, так что содержание самого разговора я не слышал. Распрощались мы тепло, я сразу же направился в ЦК, но не успел войти в кабинет, как услышал: «Что вы ерунду говорите? У вас абсолютно все в порядке». Я вернулся домой и к полному своему изумлению обнаружил, что все действительно в порядке - я выездной. Та история очень здорово меня закалила. Хотя с точки зрения тренерской работы, меня остановили на три года: кто же отдаст невыездному тренеру хорошего ученика? * * * Главное отличие Мишина от своего тренера заключалось, пожалуй, в том, что для него, как и для Тамары, цель стать лучшим во чтобы то ни стало, затмевала все. Возможно сказывалось то, что они сами, будучи спортсменами, хоть и не достигли больших высот, но слишком близко к ним подобрались. Успели вдохнуть этого победного воздуха до такой степени, что отравились им на всю жизнь. - Когда тренер говорит, что считает главным - воплотить на льду музыку, то для меня это, простите, детский лепет на лужайке. Не об этом надо думать. А о том, чтобы завоевать медаль и победить всех соперников, - говорил мне Мишин. - Надо видеть конечную задачу - «goal», - как говорят американцы. А она в спорте одна - выиграть. Вот и я прежде всего думаю, что во-первых, моя программа должна быть безупречной технически, чтобы спортсмен мог с ней победить. Во-вторых, она должна быть предельно удобной для фигуриста, чтобы он мог ее выполнить так, чтобы победить. В третьих, программа должна понравиться судьям, чтобы они оценили ее максимально высоко и ты, опять же, мог бы победить. Когда я однажды попросила Москвина дать оценку тренерской деятельности своего ученика, Игорь Борисович сказал: - В спорте ведь результат говорит сам за себя. Если он есть, значит тренер работает правильно. Мишин встал на ноги во многом благодаря своей диссертации, которую защитил, когда работал на кафедре велосипеда и коньков в институте Лесгафта. Взял тему биомеханики – этой областью в те годы вообще занимались немногие. Правда потом, когда Мишин отправился получать отзыв о своей научной работе на кафедру теоретической механики в институт Ульянова-Ленина, человек, к которому его направили, оказался моим приятелем по яхтенным делам. Он долго меня тогда поддевал. Мол, прочитал диссертацию моего ученика и еще раз утвердился во мнении, что спортивной науки не существует. Безусловный плюс Мишина заключается в том, что он хорошо умеет использовать людей. Привлекает к работе самых разных хореографов, других специалистов. У Тамары таких специалистов всегда было значительно меньше. Хотя она тоже, как и Мишин, никогда не спрашивала моих советов. Возможно, мне просто не удалось сформировать ее как тренера. А может наоборот – сформировал слишком самостоятельную личность... Иногда противоречия между нами во взгляде на фигурное катание становились столь велики, что я даже шел на хитрости. Помню, когда Тамара ставила короткую программу для Юко Кавагути и Александра Смирнова под «Лебедя» Сен-Санса, ей в процессе работы попалось это же произведение, но с голосом. И она решила поставить этот музыкальный кусок в той части программы, где были запланированы шаги. Шаги – это такая вещь, которую нужно обязательно оттенить. Я сам иногда вообще брал для шаговой комбинации другое произведение - чтобы сменой музыки подчеркнуть особенность этой части программы. Тамара же никак не могла решить, куда этот вокализ воткнуть. Зная, что меня она не послушает, я стал действовать через Артура Дмитриева. Попросил его подсказать Тамаре передвинуть вокализ на самое начало шаговой дорожки, но после маленькой паузы. Чтобы зрители получили возможность осмыслить, что под новую музыкальную тему начинается новый элемент. Когда в итоге Тамара сделала именно этот вариант, я даже похвалил ее за то, что она сообразила так поступить. Она смешная всегда была в этом плане. Когда мы жили в Америке и иногда ходили за покупками, то постоянно спорили: мне нравилось одно, ей другое. Один раз я ее просто надул. Повел в обувной магазин, где мне понравилась пара, сделанная словно специально под Тамарину ногу. Взял ботинок в руку и стал ругаться, на чем свет стоит. Мол, и кожа не та, и колодка, и фасон. В итоге именно эту пару она и купила. - Странно. Она ведь признает, что вы больше знаете, лучше разбираетесь в парном катании, в музыке... Откуда столько противодействия? - Такой характер. - Что же вас настолько привлекло, что вы предложили Тамаре выйти за вас замуж? - Как тут ответишь? Не знаю. Хорошая семья, хорошая девочка. Наверное, иногда просто судьба сводит людей вместе. * * * Подозреваю, что Москвин сумел воспитать в любимой ученице главное: умение неизменно сохранять свежий взгляд на то дело, которым занимаешься уже несколько десятилетий и полное отсутствие страха сделать какую-либо ошибку. Собственно, нескончаемые домашние творческие споры стали для Тамары той самой питательной средой, в которой она продолжала расти, как профессионал. Плюс – неистребимое желание объять необъятное. Тамара сказала мне как-то: - Я – счастливый человек. У меня вся тренерская жизнь прошла с удовольствием. Были сложные характеры, ситуации, но интерес всегда оказывался выше. Безусловно, я хотела бы «развести» у себя на катке несколько пар и таким образом создать более мощную конкуренцию. Хотелось бы, чтобы в парном катании со мной работало как можно больше молодых специалистов. Но пока не складывается. Это тоже нормальное явление. Тренерская профессия – специфическое занятие. Хотя процент тех, кто в свое время у меня катался, а сейчас прекрасно работает со спортсменами, довольно высок. Это Ира Воробьева и Александр Власов, Лена Комарова – моя спортсменка из самого первого поколения, Лена Валова, Олег Васильев, Наташа Мишкутенок, Лена Бечке, Денис Петров, Казакова… Со всеми я поддерживаю отношения, в курсе их жизни, их проблем. Мы периодически перезваниваемся, поздравляем друг друга с праздниками. Незадолго до Олимпийских игр в Ванкувере, когда все, кому не лень, предрекали фигуристам провал, я спросила Тамару: - Вам не кажется абсурдным, что в нынешней ситуации с фигурным катанием в России, когда налицо некий кризис вида спорта в целом, все те, кто мог бы способствовать изменению этого положения – консультанты сборной, тренеры, президент федерации – все в том или ином качестве участвуют в телевизионных шоу? - Эти проекты имеют ведь и положительную сторону, - ответила Москвина. - Если эти шоу заставляют родителей с детьми сидеть перед телевизорами и с интересом смотреть музыкально-спортивные программы, это уже неплохо. Популярность фигурного катания в стране безусловно увеличилась. Я это вижу по тому, сколько родителей привозят детей на катки, как увеличилось количество занимающихся. Это действительно факт. - Вы сами подобные шоу смотрите? - Да. Мне нравится наблюдать, чем берет та или иная пара, каким образом она старается скрыть недостатки, нравятся работы постановщиков, их идеи, умение обыграть сильные стороны каждого из партнеров. В том числе – с помощью костюмов, грима. Как профессионалу, мне это очень интересно. В шоу реализуется множество идей, которые можно позаимствовать и развить. Это касается и музыкального сопровождения, и стиля. Иногда я даже испытываю зависть, наблюдая за тем, как люди тратят меньше недели на подготовку новых номеров, но исполняют их так, словно катаются вместе давным давно. Я, профессионал, работаю со спортсменами по два раза в день и не могу добиться от них такой стабильности и артистичности.Хочется же понять: почему? Ясно, что в спорте и сложность несопоставимая, и задачи. Тем не менее я постоянно размышляю на тему, что и как нужно сделать, чтобы готовый продукт появился как можно быстрее. Апофеозом одного из ледовых шоу стал гала-концерт, в котором Москвиной предложили cнова, как много лет назад, выйти на лед с Алексеем Мишиным. Вспоминая об этом неожиданном опыте, она с иронией сказала: - Так как в тренировках я постоянно работаю на льду на коньках, физически мне не было сложно прокататься несколько минут без перерыва. Но нужно было как следует вспомнить наш старый номер. Для этого мы с Мишиным провели в Питере несколько тренировок, на которые наши ученики смотрели с большим интересом. Правда почти сразу мы столкнулись с целым рядом проблем. Выяснилось, что у моего партнера побаливают шея и спина и из-за этого ряд движений он делать не может. У меня болела рука, соответственно, какие-то вещи – например, тодес - не могла сделать я. Вот и получилось, что ни одного из элементов, которые мы в свое время делали в нашей программе, исполнить толком не удалось. Я было предложила восстановить хотя бы концовку – где я забираюсь к Мишину на спину и там кричу «Ура». Но очень быстро выяснилось, что ему не присесть так низко, а мне – не запрыгнуть так высоко…
|
Игорь и Тамара Москвины: «Лед для двоих» 
