Поговорить о личном с Тамарой Москвиной можно, наверное, лишь на необитаемом острове. Где никто не отвлекает и совершенно некуда спешить. Во всех остальных случаях Тамара – сгусток какой-то сумасшедшей энергии: весь день расписан по минутам и в этот распорядок каким-то непостижимым образом втискиваются незапланированные встречи, интервью, визиты...

Как-то, уже после многих лет нашего знакомства, она сильно удивила меня. Я приехала тогда в Санкт-Петербург делать интервью с Евгением Плющенко. Встретиться мы договорились на катке «Юбилейный» и, приехав на тренировку, я увидела у борта Тамару. Первым моим чувством, пока я шла к ней вдоль льда чтобы поздороваться, была дикая и, наверное, неизменная в таких случаях неловкость - оттого, что профессиональный интерес направлен уже на другого человека. Тем более, что все без исключения тренеры, а особенно выдающиеся – крайне ревнивый в этом отношении народ.

У Москвиной тогда начинали кататься в паре никому не известные Вика Борзенкова и Андрей Чувиляев. Мы перекинулись с тренером парочкой общих фраз, и я уже совсем было собралась уходить, как Тамара вдруг удержала меня за руку и негромко сказала:

- Спасибо, что вы к нам подошли. Прекрасно понимаю, что вы приехали не ко мне, и что ни я, ни мои ученики не представляем сейчас для вас никакого интереса. Просто имейте в виду: если вдруг когда-нибудь у вас возникнут в Питере какие-либо проблемы, мой телефонный номер вам известен. И я всегда с удовольствием приглашу вас к себе в гости выпить по чашечке кофе, независимо от того, пишете вы о моих спортсменах, или нет.

Такие слова стоили дорого. Позже, приезжая в Питер по делам и привычно пересекаясь с Москвиной на катке «Юбилейного», я не раз подсаживалась к ней в машину, понимая, что салон автомобиля в условиях городских пробок – и есть тот самый необитаемый остров, где можно поговорить о чем угодно.

Однажды я спросила Тамару, не напрягает ли ее супруга тот факт, что основным добытчиком в семье много лет является женщина. Она спокойно ответила:

- У нас всегда был общий бюджет. Не существовало никакого разделения, чей именно заработок более весом. Тем более что очень долгий период в нашей совместной жизни семья всецело была на плечах Игоря. Он мне дал все, что я имею: и семью, и профессию.

- Со стороны вашей свекрови не было недовольства, что вы до такой степени увлечены спортом, вместо того, чтобы сидеть дома, ухаживать за мужем и растить детей?

- Нет. Хотя когда у нас с Игорем родилась вторая дочка, мама Игоря не подходила к ней в течение полугода. Обиделась, что мы не спросили совета, прежде чем еще одного ребенка заводить. Так мы и про первого не спрашивали. Но ничего, справились и с этим. Иногда с детьми помогала моя мама, а через полгода и свекровь «оттаяла».

Она была очень красивой женщиной. Прекрасно образованной, с прекрасным русским языком, очень хорошо разбиралась в искусстве. Но с тяжелым характером. Очень властная. С постоянно меняющимся настроением. Если, например, она просила вымыть пол или обращалась с какой-либо иной бытовой просьбой, совершенно невозможно было ответить «Сделаю позже». Она требовала, чтобы все ее рекомендации выполнялись немедленно.

Естественно, между нами случались мелкие стычки, но нечасто. Все-таки наше поколение было воспитано в привычке беспрекословно слушать родителей и подчиняться им. Приходилось подстраиваться: «Слушаю, мама. Хорошо, мама. Как скажете, мама...». Не хотелось портить отношения, раз уж мы живем вместе, не хотелось расстраивать Игоря. Хотя каждый раз, когда к нам в гости приезжали даже не мои, а ее родственники, они спрашивали меня, уезжая: «Как ты с ней живешь?»

- Вы сами выросли на Украине?

- Родилась в Ленинграде на четвертый день войны - 26 июня 1941 года. Почти сразу нас эвакуировали на Урал. В Лысьву. Там жили мамины родственники. В ее семье было 16 детей, но выжили только трое. А вот вся папина родня - из-под Киева. У отца тоже была большая семья. В деревне, где они жили, до сих пор есть даже Братусевская улица, названная в честь моего двоюродного дяди, героя Советского Союза Ивана Ивановича Братуся. Братусей на Украине насчитывалось очень много. В начале 70-х был даже такой министр здравоохранения - Братусь.

Родных братьев у папы было трое. Один пропал без вести во время Великой Отечественной войны. Отец же незадолго до моего рождения поступил в Ленинграде в военно-воздушную академию имени Можайского. Потом воевал. И доучивался уже после того, как война закончилась.

- Вы помните хоть что-то об эвакуации?

- Только чужие рассказы. Например, о том, как в трехлетнем возрасте я украла у двоюродной сестры кусок хлеба - весь ее дневной рацион. Нашла этот кусок случайно, надкусила и уже не могла остановиться, пока не съела его полностью. Попало мне тогда за это страшно.

Жили мы в Лысьве в огромном коммунальном доме, в котором когда-то родилась мама. В доме вместе с нами жило много татарских семей и мама научилась у них превосходно готовить блюда татарской кухни – беляши, пельмени...

Родная мамина сестра Нина была замужем за каким-то высокопоставленным партийным работником. Вместе с ним уехала с Урала в Москву. Потом мужа репрессировали, и он погиб где-то в тюрьмах. Хотя позже был полностью реабилитирован.

Сразу после того, как война закончилась, папу отправили служить в Хабаровск, и мы с мамой, естественно, поехали вместе с ним. Обе мои сестры родились уже там.

Потом мы вновь вернулись в Питер, папа восстановился в военно-воздушной Академии, закончил ее и стал работать на засекреченном военном заводе. Параллельно закончил аспирантуру. А в 47 лет умер. Совершенно внезапно. До этого даже не болел ничем ни разу.

Для мамы его смерть стала колоссальным ударом. Год она вообще не могла прийти в себя. Потом потихоньку отошла, устроилась на работу в институт связи – секретарем. Вот и получилось, что своих сестер по большому счету вырастила я. Хотя была всего на пять лет старше Татьяны и на шесть – Ольги. Благодаря этому мы очень тесно связаны по жизни. Сестры всегда очень мне помогали.

Оля была очень плаксивой в детстве. Своими капризами она так досаждала отцу, что он в шутку иногда говорил: «Выброшу в окно!» Потом, когда все мы подросли, сестра часто в разговорах со мной и Татьяной припоминала с обидой: мол, мы у родителей любимицами были, а ее то и дело грозились в окно выбросить.

В 1962-м, когда отца не стало, я училась в университете, а Татьяна с Ольгой – в школе. Жили мы тогда на те деньги, что я зарабатывала фигурным катанием, нельзя сказать, чтобы их хватало с избытком, возможно поэтому Ольга решила поступать в торговый техникум - чтобы быстрее начать работать.

После техникума она устроилась продавцом в одну из крупных гостиниц. В те времена было принято иметь при гостиницах специальные валютные отделы для иностранцев – «Березки». Со временем Ольга стала заведующей, ну а потом «Березки» все позакрывались.

Когда случилась перестройка, обе остались практически без средств к существованию, несмотря на то, что Ольга была знакома с бухгалтерским учетом, знала английский и французский языки, а Татьяна имела ученую степень кандидата биологических наук и работала в ленинградской Академии наук. Но даже там в те годы были свернуты все проекты, и она осталась не у дел. Я не задумываясь предложила Татьяне работать на меня, как и Ольге.

В тот период я сама слишком сильно начала чувствовать, что просто не успеваю справляться со всеми необходимыми делами. Приходилось помимо тренерской работы решать кучу организационных и финансовых проблем, так что согласие Ольги и Татьяны мне помогать, на самом деле было спасением: какой наемный работник будет безропотно решать все задачи, мириться с ненормированным и совершенно непредсказуемым рабочим днем? Сестер же я могла попросить о чем угодно, вплоть до того, чтобы собрать чемодан для той или иной поездки, а по возвращении разобрать его и привести в порядок вещи. К тому же они обе были очень пунктуальны и ответственны – это у нас, видимо, семейное, впитанное в детстве от родителей.

Игорь Борисович порой на меня ворчал – мол, эксплуатирую чужой труд, заставляю близких людей работать, я же прекрасно понимала, что в лице Татьяны и Ольги получила людей, которые не просто обладают занниями и способностями, которых лишена я сама, но на которых я могу во всем положиться.

В человеческом плане Ольга всегда была в нашей семье центром равновесия и психологического спокойствия. Муж в этом плане мне всегда ее в пример приводил. Абсолютно все мы – и мои дочки и даже Игорь – привыкли делиться с ней какими-то своими тайнами, сомнениями. Чуть что – бежали к Лелику. Такое ласкательное имя всегда было у Ольги в нашей семье.

Мужа сестры поначалу очень боялись. Им казалось, что Игорь слишком суров. А потом вышло так, что они втроем как бы объединились в противовес мне. И всегда очень поддерживали друг друга.

* * *

С Татьяной – второй сестрой Тамары Москвиной – я заочно познакомилась в начале 2000-х. Набрав однажды по какому-то поводу питерский номер Москвиных и услышав в трубке знакомый голос, я, было, начала беседу, но собеседница неожиданно меня прервала: «Это не Тамара Николаевна, а ее сестра. Тамара со своими спортсменами сейчас находится на соревнованиях в Пекине. В ближайшую пятницу она прилетает в Москву на бал олимпийцев. Потом сразу возвращается домой. Интервью? Какого числа вы будете в Питере? Я обязательно передам, и она с вами свяжется».

Тогда я еще не знала, что Татьяна – это человек, который полностью координирует жизнь старшей сестры, решает великое множество самых разных проблем и что нет, пожалуй, такой задачи, с которой она не сумела бы справиться. Лишившись в перестроечные годы в весьма солидном возрасте престижной работы в Академии наук, она освоила компьютер, села за руль, причем, когда как-то начала вспоминать об этом, по выражению лица, было нетрудно понять: автомобиль и компьютер – далеко не самое сложное, с чем приходилось сталкиваться в жизни.

- Я просто понимала, что и то и другое – это инструмент для работы, - рассказывала мне Татьяна, когда однажды мы вдвоем коротали время дома у Москвиных в ожидании возвращения хозяев. – В молодости я, как и Тамара, каталась на коньках, причем была способнее, чем она, и по физическим данным, и по музыкальности. Правда стремления добиться результата у меня, в отличие от нее, никогда не было. Наверное, потому, что все очень легко давалось. Вообще очень легко шла по жизни. Настолько легко, что иногда думала: так не бывает. Должно непременно что-то произойти. К сожалению гром грянул, когда я сама в силу возраста могла изменить уже немногое. До сих пор моя пенсия при всех степенях и научных званиях составляет очень смешные деньги.

Наша семья с украинской стороны всегда имела клановый аспект. Отец первым вышел из села, выучился, выучил всех своих детей, все уехали в город. Но когда мы с Ольгой потеряли работу, все родственники старались помогать.

По украинской ветви нашего семейства, кстати, неплохо прослеживается история России. Сгинувших во время ежовщины не меньше, чем тех, кто погиб во время войны. Много раскулаченных и убитых, причем неизвестно, где могилы. Да и среди тех, кто тогда уцелел, многие хорошо походили по Сибири босиком. Кое-кто из родственников по бабушкиной линии осел в Коми.

А вот родственников по маминой линии я, помню, не любила. Когда они приезжали к нам в Ленинград в гости, мне всегда было жалко отца. У него имелась толстая тетрадь, где было выписано время работы всех музеев, репертуары театров. Он готов был бесконечно водить маминых родственников по городу, постоянно покупал билеты на всевозможные спектакли, а им были интересны только магазины…

Ну а в 1990-х, когда многие государственные конторы просто ликвидировали.

Тамара в прямом смысле спасла нас с сестрой от нищенства: собрала на семейный совет и не долго думая загрузила всевозможными обязанностями.

Моя работа – это прежде всего четкая организация всего, что так или иначе связано с работой Тамары. Проверка и составление разного рода договоров, а каждый из них – это от десяти-двенадцати до двадцати пяти страниц текста, оформление виз, билетов…

Тамара и сама - прекрасный организатор. Помимо работы со спортсменами занимается их финансовыми делами, постоянно помогает, организовывает их жизнь во всех смыслах этого понятия. Взваливает на себя очень много самых разных обязанностей и прекрасно с ними справляется.

Помню, в свое время я была чрезвычайно удивлена, узнав, что Тамара при всей своей загруженности регулярно пишет родственникам письма. Она действительно все успевает. Любимые слова - «надо» и «заодно». Я, например, совершенно не умею одновременно делать несколько дел, а для Тамары это нормальное состояние. Она очень часто руководствуется интуицией - методом тыка. И если правильно попадает, то в каком-то смысле выигрывает стратегически – получает преимущество во времени. Мне же надо сначала собрать всю информацию, а уже потом принять решение.

Что касается Игоря Борисовича, я всегда им восхищалась, хотя, если честно, не очень люблю славословия. Обожала бывать на его тренировках. Могла сидеть на них часами и смотреть, как на моих глазах из ничего возникает что-то. Словами это не объяснить.

Еще он поразительно молод и эмоционален – этому можно только позавидовать. Когда Игорю было уже под 70, он блестяще выучил английский язык. Профессиональными терминами в каком-то объеме он, как любой тренер, естественно, владел и раньше. Но знанием языка это назвать было трудно.

С этим достаточно ограниченным запасом слов Игорь в конце 90-х поехал в Колорадо Спрингс, а когда вернулся оттуда, я обалдела. Он говорил по- английски совершенно свободно. Речь лилась. Его все понимали, он всех понимал. Делал массу мелких ошибок, но это совершенно его не смущало. Я ловила себя на том, что хоть в свое время и учила язык очень серьезно, но мне нужна определенная адаптация, прежде чем начать говорить. Он же заговорил без труда.

У Игоря потрясающие руки, он умеет все. Мне однажды из какой-то парусины даже джинсы сшил. Мужчина – одно слово. В нашей семье это особенно чувствуется, потому что он – единственный мужчина. Я разведена, Оля – вдова, вот мы и держимся вокруг Игоря. Он, безусловно, обласкан нашим вниманием, как и вниманием двух дочек, при этом держит дистанцию, и мы с Ольгой эту дистанцию не нарушаем. Достаточно сказать, что я с ним до сих пор на «вы».

Человек он интеллигентный – в истинном понимании этого слова, добрый, любящий порядок и это – главный камень преткновения в его отношениях с Тамарой. От ее любимого слова «заодно» он просто беленеет. В его понимании все должно быть разложено по полочкам и в прямом и в переносном смысле этих слов.

Тамара тоже любит порядок, но ей для того, чтобы его навести, нужно все выкинуть. Чтобы ничего лишнего под руками не было.

Когда сестра с Игорем уехали работать в Америку, я через некоторое время приехала к ним - помогать. Жили мы в одной квартире, так что отношения были достаточно тесными. Однажды Игорь стал искать свою рубашку и спросил Тамару, где она. Я с интересом стала наблюдать за развитием ситуации, поскольку, зная сестру, прекрасно понимала, что никакой рубашки уже нет.

Тамара сначала как-то отговаривалась, пыталась убедить мужа в том, что искать рубашку совершенно необязательно, потому что она и старая, и немодная, но Игорь упорно требовал именно эту рубашку. Она, как выяснилось, была у него любимой.

В итоге Тамара была вынуждена признаться, что рубашку выбросила. Нельзя сказать, что дело закончилось ссорой, но было видно, что Игорь очень недоволен.

Через две недели история повторилась. Правда уже с другой рубашкой.

Я тогда, помню, спросила: «Тамара, тебе это надо?» Но она не может иначе.

Несмотря на то, что сестра и ее муж – абсолютные противоположности, они прекрасно живут вместе много лет. Могут пошуметь, но это ничего не значит. На бытовом уровне мелкие стычки возникали между ними постоянно, но отношения всегда оставались очень бережными и уважительными. Да и потом Тамара многим обязана Игорю. Всем обязана, что имеет. И прекрасно понимает это.

- А между вами и Игорем стычки случались?

- Мы с детства были воспитаны так, что надо очень хорошо постараться, чтобы вывести кого-то нас из себя. В родительской семье вообще не было принято ругаться. Помню, однажды отец пришел домой выпивши, и я услышала, как мама сказала ему на кухне: «Ты мне – не друг!» Это было самое грубое, что я когда-либо слышала от нее в адрес отца. Поэтому и говорю, что вывести нас из равновесия очень тяжело. Так что у Тамары в доме никогда не было никаких истерик.

- Игорь Борисович когда-нибудь проявлял ревность к тренерским успехам Тамары?

- Может быть и случалось, когда у них были отдельные пары. Игорь никогда не занимался организацией жизни своих спортсменов так, как это делала Тамара. Только тренировал. И поэтому, как мне кажется, в свое время проиграл. Ну а когда страна начала разваливаться, он вообще перестал понимать, что происходит. Помню, я как-то везла его из аэропорта, он причитал всю дорогу: «Что это за жизнь? Почему я должен постоянно менять деньги? Мы никогда их не меняли...»

Я ему постоянно на это говорила: «Игорь Борисович, слава богу, что у нас есть, что менять». Но он категорически не принимал эту реальность. Привык зарабатывать с детства, но что такое деньги никогда толком не знал. Точно так же не знает и никогда не знал, где какое учреждение находится. Организационной и финансовой стороной в семье всегда заправляли женщины. Так повелось еще от бабушки и мамы. Игорь на моей памяти никогда ничего не покупал. Даже если приглашен к своим друзьям на какой-либо праздник, то подарки для этих случаев покупает всегда Тамара.

В последние годы он много помогал Тамаре в работе с ее парами, но в ту же Америку выезжать уже не может – не рекомендуют врачи. Хотя для него ужасно, когда нет работы. Он по прежнему приходит на каток, но то, что делает на льду, не затрагивает его душу. Это видно.

* * *

- Кататься на коньках я начала в Питере, в десятилетнем возрасте, - рассказывала Тамара во время нашего очередного автомобильного вояжа по городу. - Тогда спорт был очень доступен. Даже такой, как фигурное катание. Да и не только спорт. Например, у нас в семье работал только отец, но при этом мы имели автомобиль «Победа». Естественно, нам сильно облегчало жизнь и то, что дедушка с бабушкой по отцовской линии жили на Украине. У них имелось 60 соток земли, на которых были пасека, сад, огород. Еще они держали корову и свинью. Выращивали все, что можно, многое продавали, что-то передавали нам и семьям двух других сыновей. А семьи-то были большими: когда мы собирались все вместе, одних детей за столом было восемь человек. И столько же взрослых. Один из папиных братьев был дипломатом. Он работал в Бирме, и когда уезжал туда, то старшего сына оставлял у нас в Питере – в Бирме на тот момент не было школы, куда его можно было бы отдать.

Маму мою, кстати, папина родня поначалу не очень радушно приняла. Они-то всегда считались зажиточными. А она – нищая, да еще и «кацапка» - русская. Но потом потеплели, прикипели душой, причем, искренне. Помню, каждый раз, когда мы с Украины домой уезжали, нас буквально заваливали подарками. Кто-то нес лук, чеснок, кто-то – мешочек бобов, кто-то семечки...

Не скажу, что мы жили как-то особенно хорошо, но ни в чем не нуждались. Пока не было собственного жилья, мы снимали комнату у стрелочницы трамвайного депо. И жили там впятером. А вот когда получили квартиру, папа первым делом купил беккеровский рояль – чтобы все было «как у людей». Представляете? Комната в 12 квадратных метров, две лежанки, два письменных стола, выход на балкон, а посередине – рояль!

Правда через некоторое время папа понял, что дал маху. Поэтому рояль мы продали, а взамен купили пианино. И мы с сестрами стали ходить в вечернюю музыкальную школу.

- А как пришли в спорт?

- Папа, еще когда был студентом, дважды в неделю ходил на занятия физкультурой и всегда брал нас с собой. В школе я была отличницей и как-то однажды ко мне за парту посадили девочку, которая, как тогда говорили, «не отличалась образцовым поведением». Это заключалось в том, что на уроках эта девочка постоянно писала записочки мальчику, который ей нравился. Вот ее и посадили ко мне – перевоспитываться.

От нее я узнала, что она занимается фигурным катанием у Ивана Ивановича Богоявленского - на стадионе «Искра». И решила тоже пойти туда кататься. У меня были тогда только хоккейные конечки. Ни о каких чехлах мы не знали и в помине, поэтому дома я надела коньки и прямо в них на цыпочках пошла на каток. Благо стадион недалеко был – только мостик перейти.

Потом эта девочка, кстати, стала моей главной конкуренткой. Но она была красивая, яркая, а я – серая, дальше некуда...

Ну а в 1957-м я стала тренироваться у Игоря.

Наши отношения развивались достаточно медленно. Когда я пришла в группу, мне было всего 16 лет. Поначалу было вообще странно думать о том, что тренер обратит на меня внимание. Он был красивый, высокий, в модном пальто с меховым воротником. И я – маленькая, в черной цигейковой шубке и войлочных ботах «Прощай молодость». Почти все ведь так после войны ходили.

- Со стороны родственников Игоря не было попыток отговорить его от женитьбы на вас?

- Нет. Даже мой папа спокойно к этому отнесся, несмотря на то, что Игорь был значительно старше меня. Когда он пришел к нам домой - разговаривать с моими родителями, папа потом сказал: «Пусть... Игорь – хороший и порядочный человек».

Отец, кстати, был знаком с Игорем довольно хорошо. Он всегда приходил со мной на каток, спрашивал, есть ли у тренера замечания. Интересовался, что нужно сделать, чтобы исправить ошибки.

До того, как мы познакомились, Игорь жил в гражданском браке со своей партнершей Майей Беленькой. Расстались они без моего участия, и я ни разу в жизни не слышала, чтобы Игорь вообще что-то говорил о том периоде своей жизни. Сама же никогда не спрашивала.

- А ваш партнер Алексей Мишин не пытался за вами ухаживать?

- Он пришел в группу к Игорю позже, когда мы уже были год женаты. А через год женился сам. Да и потом мне до такой степени повезло с мужем, что я подспудно как бы «примеряла» к нему всех знакомых мужчин. И никогда это сравнение не складывалось не в пользу Игоря.

Ездили мы всегда вместе – не расставались. Так что с семейной жизнью было все в порядке. С Мишиным же у нас были совершенно потрясающие дружеские отношения. Мы очень доверяли друг к другу. Не знаю уж, ревновал ли меня Игорь. Наверное, да. Но не к Мишину, а к тому, что я всегда очень легко находила с окружающими общий язык. И круг моего общения всегда был необыкновенно широким.

У Игоря же были его яхты, которым он посвящал летом все свободное время. Я довольно часто приходила в яхтклуб, но кататься мне никогда не нравилось. Честно говоря, было жаль тратить на это время. Нужно было писать диссертацию, заниматься какими-то другими делами. На научную деятельность меня сподвиг мой институтский руководитель – Александр Борисович Гандельсман. Он был профессором, доктором медицинских наук, а в институте физкультуры возглавлял кафедру физиологии. И кстати, одно время был тренером Игоря вместе со своей женой Раисой Николаевной. Гандельсман постоянно говорил мне, что нельзя допустить, чтобы знания уходили никуда. Мол, надо обязательно оставить что-то после себя, помимо катания.

Я проводила под его руководством какие-то исследования, причем по-настоящему была увлечена этим. Изучала тактильную чувствительность, работу вестибулярного аппарата, читала много всевозможной литературы. Игорь всегда очень уважал Гандельсманов. Хотя сам никогда не писал никаких работ или учебников. Только преподавал в школе тренеров. Зато многие из тех, кто сейчас работает в фигурном катании – это люди, которых он воспитал.

• Перейти к следующей главе
• Вернуться к оглавлению раздела