Глава 4. ЛЮБОВЬ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ |
Личное дело: Белоусова Людмила Евгеньевна. Родилась 22 ноября 1935 года. Фигурным катанием начала заниматься в 16 лет. Заслуженный мастер спорта СССР. Специализация – парное катание. Первый партнер Кирилл Гуляев. Образование – Ленинградский институт железнодорожного транспорта.
Протопопов Олег Алексеевич. Родился 16 июля 1932 года. Фигурным катанием начал заниматься в 15 лет. Заслуженный мастер спорта СССР. Специализация – парное катание. Первая партнерша Маргарита Богоявленская. Образование – Ленинградский институт иностранных языков (преподаватель).
Вместе начали выступать в в 1954 году. На своем первом чемпионате Европы в Братиславе (1958) заняли 10-е место. В том же году стали 13-ми на чемпионате мира в Париже.
Двукратные олимпийские чемпионы (1964, 1968). Четырехкратные чемпионы мира и Европы (1965-68). Трехкратные вице-чемпионы мира и Европы (1962-64). Бронзовые призеры чемпионатов мира и Европы (1969). За спортивные достижения награждены двумя орденами Трудового Красного Знамени.
Тренеры – Петр Петрович Орлов, Игорь Борисович Москвин.
В 1957 году поженились. Завершили спортивную карьеру в любительском спорте 1971-м. В течение последующих четырех лет - солисты Ленинградского балета на льду.
Чемпионы мира среди профессионалов (1973, 1983, 1985). Серебряные призеры этих соревнований в 1984 году и бронзовые – в 1986-м. Завершили соревновательную карьеру в профессиональном спорте в 1987-м.
С 1979-го и по настоящее время постоянно проживают в Швейцарии.
Факт довольно продолжительной работы Москвина с Белоусовой и Протопоповым – не только самым легендарным, но и самым эгоистичным и самым изысканно-артистичным дуэтом мирового парного катания – в свое время стал для меня откровением. С фигуристами я была знакома много лет, мы не раз встречались и беседовали на тех или иных соревнованиях, но ни Мила, ни Олег никогда не упоминали о том, что их достижения в спорте – заслуга кого-то, кроме них самих. Что касается Москвина, он вообще никогда не был склонен афишировать собственные тренерские успехи.
Алексей Мишин заметил однажды на этот счет:
- Работа Москвина с Белоусовой и Протопоповым очень неправильно оценивалась Олегом. Он искренне полагал, что сам себя тренирует. Помню его высказывания, достаточно оскорбительные для Игоря Борисовича, где он говорил, что основную помощь ему оказывает заливщик на катке. Москвин очень много с ними работал. Другое дело, что многому в этой работе учился сам, ведь Протопопов являл собой апофеоз художественного взгляда на фигурное катание с очень высокими требованиями к спортивной стороне.
Наташа Бестемьянова высказалась немного иначе:
- Игоря Борисовича всегда отличало совершенно потрясающее качество. Работая со спортсменом, он умел настолько хорошо научить его, «вытащить» из человека все, на что тот был способен, что его собственная тренерская роль как бы уходила на второй план. Окружающие только ахали: «Какой гениальный Овчинников! Какой гениальный Бобрин!» И как-то повелось считать, что у Москвина одни только гении и катаются».
* * *
Белоусова и Протопопов (официально Людмила носила фамилию мужа, но выступала под своей девичьей фамилией) безусловно были гениями. Сам Москвин говорил о них так:
- Если бы в начале своей тренерской карьеры я не пересекся с Протопоповыми, меня, возможно, вообще не потянуло бы в сторону творчества. Работал бы так, как Станислав Жук, у которого вся работа велась, словно на передовой линии. Он был тренер-деспот. Никогда не объяснял, почему нужно выполнить то или иное задание. Просто приказывал. Как в армии. Но главное – его методика давала результат. Поэтому основной тезис Жука заключался в том, что от добра добра не надо искать. Если стиль востребован и дает результат, значит это прогрессивный стиль.
Мы со Стасом всегда были дружны. Более того, в определенном смысле я очень Жуку завидовал: за него всегда стояла горой вся всесоюзная федерация фигурного катания. В парном катании тогда работало не так много тренеров. Очень много сделал в свое время Игорь Борисович Ксенофонтов. Он был гениальным организатором. Говорил прибаутками, но делал дело. Все свердловские пары были либо его, либо от него.
Мне нравилось, как он работал. Как организовал свою школу, своих тренеров. Тренер ведь – это не только тот, кто диктует. А тот, кто умеет создать обстановку, в которой другие тренеры развиваются как бы сами собой. Но Ксенофонтов жил в Свердловске. Естественно, из его группы постоянно шел большой отток спортсменов в Москву – в группу Жука. Отказаться было невозможно: в определенный момент партнера просто призывали в армию, и выбор сводился к минимуму: либо в часть, либо в ЦСКА – в спортивное общежитие. Единственным чужеродным исключением из этой схемы был Саша Зайцев – его Жук целенаправленно привез из Ленинграда в пару к Ирине Родниной.
Позиция руководства федерации тоже была проста: были нужны медали, Жук их поставлял, поэтому ему и создавались наиболее благоприятные условия.
У меня же было два часа льда днем – на пары, и два часа вечером - на одиночников. Все остальное время лед был занят хоккеистами. Работать, естественно, было неудобно, но никакой другой возможности кататься просто не было. Спасало то, что мы довольно много времени проводили на сборах.
У Стаса в Москве тогда каталась Танечка Жук – его сестра - и Саша Гаврилов. Эту пару Жук выпестовал от начала и до конца. Это чисто его работа. В 1963 году я даже присматривал за этой парой на чемпионате мира в Кортина д’Ампеццо в Италии. Стас в те годы еще выступал в балете на льду и так получилось, что из-за собственных гастролей не смог поехать в Италию. И тренером на те соревнования послали меня, поскольку у меня за сборную страны катались еще две девочки - Галина Гржибовская и Елена Щеглова. И Олег с Милой.
Выступать в Кортина д’Ампеццо пришлось на открытом катке, который был залит в середине большого пятиярусного открытого стадиона с деревянными трибунами. Жук и Гаврилов стали там третьими. Белоусова и Протопопов – вторыми.
Если говорить о моей работе с Протопоповыми откровенно, я не могу похвастаться, что сделал эту пару подобно тому, как Жук сделал свою. Мила с Олегом сделали себя сами. Я, скорее, на определенном этапе просто развил их катание в нужном направлении. И сам под влиянием Милы и Олега оформился, как тренер.
- Это правда, что Протопоповы постоянно ссорились на тренировках вплоть до рукоприкладства? – решила я уточнить у тренера расхожую в фигурных кругах сплетню.
- Боже упаси, - ответил Москвин. - Мне вообще никогда не попадались ученики, которые были бы чрезмерно агрессивны по отношению друг к другу. Та же Тамара в тренировках могла завестись, разозлиться, но все всплески ее активности тут же гасил Леша Мишин. Очень спокойно ей говорил: «Тамарочка, не надо пытаться поставить себя на место Игоря Борисовича. Поставь себя на свое место и продолжай работать. Даже если Игорь Борисович будет говорить абсолютную чушь, а мы будем слаженно ее исполнять, это будет лучше, чем то, что предлагаешь ты».
Обычно этого было достаточно, чтобы Тамара остыла.
Что касается Милы и Олега, на тренировках они могли бесконечно о чем-то спорить. Но дома – никогда. Мила в этом плане была, как домашняя фея…
* * *
«Они были страшными индивидуалистами, - рассказывал мне о Протопоповых Алексей Мишин - Но в то же время постоянно нуждались в свите. У них такая свита была всегда: кто-то носил коньки, кто-то - аппаратуру, кто-то просто говорил комплименты».
В спортивном смысле фигуристы, безусловно, стали первопроходцами. Они трижды – начиная с 1962 года – завоевывали серебро мировых первенств, затем четыре раза подряд становились чемпионами. Стали первой парой в истории мирового фигурного катания, кому удалось дважды одержать победу на Олимпийских играх, к тому же их первое олимпийское золото стало первым для всей советской страны. Из восьми чемпионатов Европы, на которых выступали Мила с Олегом, они выиграли четыре. Но всего через год после олимпийского триумфа в Гренобле в 1968-м пару начали открыто «убирать», принудительно освобождая дорогу тем, кто моложе.
В 1969-м - Белоусова и Протопопов проиграли и чемпионат Европы и чемпионат мира. Несмотря на это спрос на них за рубежом оставался предельно высоким. Так продолжалось на протяжении доброго десятка лет. Но заключить контракт с профессиональным шоу и надолго уехать за границу для советских спортсменов тогда было совершенно невозможно.
Это стало одной из основных причин, по которой в 1979-м фигуристы решили не возвращаться в Союз после показательных выступлений в Швейцарии. И само сочетание их имен в СССР надолго стало ругательным.
Помню разгромную статью, подписанную олимпийским чемпионом Саппоро Алексеем Улановым, в которой тот жестоко унижал былых партнеров по команде. Из этой публикации почему-то более всего запомнилась фраза: «Распродав в Питере все, что можно, Белоусова и Протопопов ухитрились вывезти в Швейцарию даже старенькую швейную машинку».
В 1995-м на чемпионате Европы в Дортмунде я встретилась с Белоусовой и Протопоповым впервые.
* * *
«Ни в коем случае не заводи разговор о том периоде, когда Белоусова и Протопопов решили уехать, и не вспоминай о дрязгах, сопровождавших их отъезд. Иначе беседы не получится: тебе придется в одностороннем порядке выслушивать былые обиды. Постарайся понять, что для этих людей всегда существовало только фигурное катание и ничего больше. Зато о фигурном катании тебе расскажут так, как это не сможет сделать никто», - напутствовал меня коллега в пресс-центре.
Совет никак не ущемлял мои интересы. На дворе был 1995-й год, и это делало вопрос о месте жительства и гражданстве, мягко говоря, второстепенным.
Мы разговаривали c фигуристами на одном из торжественных приемов. Людмила почти ничего не говорила. Просто стояла рядом с мужем, изредка кивая головой: маленькая, воздушная - сорок с небольшим килограммов веса, в черной вязаной кофточке, с фиолетовым бантиком на светлых, убранных в хвостик волосах. Девочка, тогдашний паспортный возраст которой (почти 60!) с трудом укладывался в голове. На вопрос, как мне обращаться к ней, коротко ответила: «Мила».
Тогда в Дортмунде мне показалось, что Протопопова я нечаянно обидела. Он долго рассказывал, что давно не выступает с женой в том графике, в котором приходилось работать, например, в американском шоу Ice Capades, где было по четыреста спектаклей в году, но что учит прыжки и намерен подготовиться к Олимпиаде… Я автоматически вставила встречный вопрос: «Среди ветеранов?»
Ответом был взгляд, каким смотрят на безнадежно дебильного ребенка. А может, мне просто показалось. Во всяком случае, после паузы последовал ответ:
- Вам никогда не приходило в голову, что в Швейцарии практически нет парного катания и, значит, место в команде вакантно? Да и Международный союз конькобежцев пока не придумал правил, ограничивающих возраст спортсменов. Я не говорю, что мы выступим. Но мы готовимся. Максимальная цель всегда дисциплинирует, помогает сохранить свежей психику. К тому же я всегда был склонен считать, что лучше умереть на льду, нежели в клинике для престарелых. Нам не важен результат. Все возможные медали у нас есть - двадцать два килограмма. Лежат дома в коробке. Если нам захочется иметь еще столько же золота, я могу позволить себе пойти в банк и купить его. Но нам это не нужно.
Та встреча оставила у меня сложное впечатление. На протяжении чемпионата Протопопов давал очень четкие оценки тому, как катались участники, говоря о гипотетическом участии в Играх-98, подчеркивал: «Мы слишком много знаем о том, как надо готовиться к соревнованиям и как надо выступать» - и тут же говорил:
- Мы не можем позволить себе заниматься тренерством. Слишком много сил уходит даже на консультации. А мы хотим кататься сами и тратить свои силы только на себя.
Еще больше меня зацепило другое высказывание некогда великого фигуриста:
- Пару лет назад мы получили предложение выступить в американском шоу, куда приглашают исключительно олимпийских чемпионов разных лет. Предложили десять тысяч долларов за выход. Когда я отказался, сумму тут же увеличили вдвое, посетовав, что остальные русские катаются за такие деньги с большим удовольствием. Я же ответил, что русские согласились бы кататься и за 500 долларов. Но мы, увы, не русские.
На мой вопрос: «Вы действительно так считаете?» - Протопопов ответил: «Я просто знаю себе цену».
* * *
Тесное сотрудничество Протопоповых с Москвиным началось в 1962-м. Игорь Борисович тогда активно работал с одиночниками – тем более что как раз тогда у претендентов в сборную началась подготовка к Олимпийским играм 1964 года.
- Мы периодически разговаривали о парном катании, и в один из дней Олег неожиданно сказал: «Мы с Милой посоветовались и решили, что у тебя есть разумные мысли относительно недостатков нашего катания. И что ты можешь нам помочь».
Я был крайне удивлен тем, что такая фраза вообще прозвучала. Потому что Протопопов вообще никогда не употреблял слово «недостаток» применительно к своему катанию. Наоборот, при каждой удобной возможности подчеркивал, что они с Милой – самые лучшие, самые правильные, все умеют и все знают.
Для меня такая работа была честью, хотя я сразу честно предупредил Олега о том, что свою работу с одиночниками ради них не оставлю. У меня уже подавал определенные надежды Юра Овчинников, было немало других способных фигуристов.
Вот так в 62-м мы начали работать, а в 1965-м Мила и Олег выиграли свой первый чемпионат мира в Колорадо-Спрингс.
- С ними было легко работать?
- Мне было интересно. Я ведь никогда не был тренером-деспотом. Мила к тому же всегда меня поддерживала. Она была идеальной фигуристкой: легкая, красивая, хороший исполнитель. Ее не нужно было в чем-то убеждать, заставлять пробовать какие-то вещи. Предлагаешь что-либо новое – она тут же идет делать. Олегу, напротив, постоянно нужно было что-то доказывать. Но в целом мы ладили.
- Олимпийские игры 1964 года вы помните?
- Конечно. Меня взяли в Инсбрук в последний момент. Как-то очень быстро выдали форму и так же быстро отправили на Олимпиаду. Ничего страшного там на первый взгляд не было. Но и людей, которые знают английский или немецкий язык, тоже не было. Кроме одной-единственной переводчицы -Александры Федоровны Ивушкиной. Очаровательная женщина! Но она же не могла за всеми следить и решать все чужие проблемы?
В парном катании было заявлено 13 пар. Тогда еще не было никакого разграничения по группам, как это происходит сейчас. Была первая половина участников и вторая половина. А первый стартовый номер достался главным фаворитам Игр – немцам Марике Килиус и Хансу-Юргену Боймлеру.
Протопопов тогда совершенно жутко нервничал, сказал, что у него трясутся руки, что он не может в таком состоянии идти и вытаскивать номер и попросил меня это сделать. Жеребьевку тогда проводили бочоночками от игры в лото. Номера были на этих бочоночках выдавлены, и я, опустив руку в мешок, начал судорожно эти бочоночки прощупывать, пытаясь понять, одна цифра у меня под пальцами, или две. И вытащил 13-й номер.
Накануне финала организаторы вдруг почему-то поменяли регламент: вместо того, чтобы выпустить на лед первую группу, а потом – после разминки - вторую, они провели по отдельности обе разминки, а потом отправили на лед всю группу из 13-ти пар.
Мы долго рассчитывали, во сколько нужно прийти на стадион, чтобы оказаться там к окончанию выступлений первой группы, но когда пришли, то с ужасом поняли, что никакой разминки больше не будет. А нужно выходить и кататься.
Я поставил в каком-то коридоре скамейки, перегородил все таким образом, чтобы никто к нам с Милой и Олегом не мог подойти, принес маленький тренировочный магнитофон и сказал: «Ребята, забудьте о том, что вы не разминались. Постарайтесь мысленно «прокатать» программу под музыку, вспоминая все нюансы. Вплоть до того, в какой момент куда вы должны посмотреть.
Полчаса или чуть больше Олег с Милой ходили по коридору, раз за разом прогоняя в голове всю программу. И откатались в результате без ошибок. Потому что голова у них была настроена не на элементы, а на свой собственный ритм катания.
А вот Килиус и Боймлера тогда дисквалифицировали. Как выяснилось, еще до начала Игр в Инсбруке была выпущена открытка с их изображением, где было написано: «Олимпийские чемпионы». В Международном союзе конькобежцев сочли это заранее оплаченной рекламой и выгнали немцев из любительского спорта.
- Свои ощущения от победы вы помните?
- Не могу сказать, что был в каком-то экстазе. Искренне полагал, что раз работал много и правильно, то и результат должен оказаться достойным. Водку мы по этому поводу не пили. На следующий день пошли все вместе в городскую сауну. Показали на входе свои олимпийские аккредитации, нас пропустили. После того, как попарились, снова пошли на каток – смотреть финальный хоккейный матч. Турнирная ситуация там сложилась таким образом, что от того, как мы сыграем в финале, результат не зависел. Он рассчитывался по очкам и решающим фактором должен был стать итог матча с участием шведской сборной. Шведы выиграли и благодаря их победе наши ребята стали олимпийскими чемпионами.
Помню, в нашем пятиэтажном домике в олимпийской деревне хоккеисты еще долго праздновали свою победу. Сначала - вместе со шведами, а потом ни с того ни с сего начали их бить. Кого-то даже столкнули со второго этажа, но обошлось без серьезных травм.
Ну а потом фигуристов отправили куда-то на показательные выступления, в деревне я остался один и, поскольку победа Олега и Милы была воспринята, как грандиозная сенсация, мне, как их тренеру, вручили государственный флаг, чтобы я нес его на церемонии закрытия.
Я почему-то страшно боялся, что сделаю что-то не так и меня арестуют. Это ж какое доверие было – советский флаг на Олимпийских играх нести!
- К следующей Олимпиаде вы по-прежнему продолжали тренировать Белоусову и Протопопова?
- Да. Олег, естественно, везде подчеркивал, что они с Милой тренируются самостоятельно, но я на это не обижался. Просто знал, что он – такой. В 1968-м мы продолжали работать вместе, хотя у меня уже на довольно высоком уровне катались Москвина и Мишин. Со стороны Олега и Милы никакой ревности не было. Да и не могло быть: они слишком высоко себя ставили, чтобы воспринимать кого-то еще, как соперников. Хотя как раз Тамара с Лешей могли выступить на Играх в Гренобле хорошо. За год до этого они выиграли предолимпийскую неделю. Причем выиграли разгромно. Белоусовой и Протопопова там не было, но были очень сильные немцы.
А вот на Олимпийских играх Тамара сорвала прыжок в либелу, который в фигурном катании всегда считался «детским» элементом. И вместо того, чтобы завоевать медаль...
Тогда уже было довольно много шума на тему – кто унаследует славу олимпийских чемпионов. Считалось, что Мила с Олегом в солидном возрасте и должны освободить дорогу Ирине Родниной и Алексею Уланову. Во всяком случае общественное мнение уже было против них. К тому же Олег вел себя слишком независимо и самостоятельно: не перед кем не лебезил, не пресмыкался, кому-то просто хамил, демонстративно подчеркивая, что ставит себя выше всех и федерации в том числе. Просто до 1968-го у них с Милой было невозможно выиграть. Лучше их никого не было.
* * *
Уехав из России в Швейцарию в 1979-м, Белоусова и Протопопов обрубили себе дорогу назад. В единственную страну, где тысячи людей, несмотря на опалу фигуристов, восхищались ими по-прежнему. В швейцарии 44-летняя (на момент отъезда) Людмила и 47-летний Олег могли только продолжать кататься. Ничем другим они просто не заработали бы на дальнейшую жизнь.
- Пока Мила и Олег у меня катались, мы были довольно дружны, - рассказывал Москвин. - Вместе ездили отдыхать, вместе жили на сборах в гостинице в Воскресенске, там Мила в своем номере постоянно готовила для всех блинчики на электрической плитке, которую постоянно возила с собой. Мы часто выбирались в лыжные походы, то есть отношения были гораздо более близкими, нежели служебные.
Потом, когда они уже ушли из спорта, я слышал, что у них был конфликт с руководством ледового балета, где они тогда катались. Но никогда не думал, что развязка может оказаться именно такой.
В Ленинграде они жили неподалеку от нас с Тамарой, и я, честно признаться, был тронут, когда получил по почте толстенный конверт с фотографиями. Туда же было вложено письмо: «Дорогие Игорь и Тамара! Не поминайте лихом. Надеемся – до встречи»
Там были собраны все фотографии, где мы с Протопоповыми были запечатлены вместе или в одной компании. То есть они не хотели, чтобы их отъезд создал хоть какие-то сложности тем людям, кто их знал и с кем они на том или ином жизненном этапе были близки.
Они тогда оставили в Ленинграде все – квартиру, мебель… Взяли с собой только швейную машинку. Насколько помню, их отъезд у нас не особо обсуждался. Вслух говорили, естественно, что, мол, нехорошо Белоусова и Протопопов поступили.
С другой стороны, их можно было понять. После того, как Милу и Олега перестали включать в сборную, тренироваться они могли только на маленькой площадке. Другими словами, им не давали никакой возможности делать свои программы. В балете это тоже было невозможно, потому что и там лед маленький.
То, что они никогда и нигде не упоминали мою фамилию, как человека, который их тренировал, меня не задевало. Да и поступок их я не осуждал. Это было не моим делом. Все мое время в тот период было занято работой с одиночниками, набирали силу Юра Овчинников, Володя Куренбин, то есть в жизни не было пустоты, которая позволяла бы думать о посторонних вещах.
- Вы потом как-то поддерживали с ними отношения?
- Нет. Встретились очень много лет спустя, когда они приехали в Питер в 2003-м.
* * *
На льду я видела Белоусову и Протопопова лишь однажды - на чемпионате Европы-1996 в Софии. На протяжении предыдущего года фигуристы пару раз выступали в благотворительных шоу, а в Софию организаторы соревнований пригласили Протопоповых не только в качестве почетных гостей, но и с тем, чтобы легендарные фигуристы приняли участие в церемонии открытия соревнований. Тренировались Олег и Мила по ночам: дневной лед был отдан участникам, а поздно вечером начинались репетиции открытия.
И именно к ночи трибуны активно заполнялись зрителями.
Первое мое впечатление от катания Белоусовой и Протопопова было сильным. Ни прыжков, ни поддержек, ни выбросов двукратные олимпийские чемпионы не делали, да, наверное, и не могли. Но со льда веяло какой-то особой магией абсолютного единства движений, жестов, чувств. Коньки скользили по льду без единого шороха. При этом меня не покидало чувство, что это катание не предназначено для зрителей: оно было слишком интимным. Видимо, то же самое чувствовали трибуны, оцепеневшие в каком-то немом восхищении.
После тренировки я спустилась в раздевалку к Миле. Подождала, пока та снимет коньки, накинет на трико любимую вязаную кофточку. Потом мы шли к автобусу и Протопопов, как бы мимоходом подчеркнув, что после смерти Сергея Гринькова они с Милой остались единственными олимпийскими чемпионами в парном катании, кто продолжает кататься вместе, рассказывал, почему считает невозможным для себя приехать в когда-то родной Питер на празднование столетнего юбилея фигурного катания.
- Мы получили факс, подписанный мэром города Анатолием Собчаком, в котором сообщалось, что нас приглашают на юбилей. Соответственно, отправили ответный, где написали, что если нас приглашают в качестве участников показательных выступлений (из приглашения было не очень понятно, в качестве кого нас хотели бы видеть в Питере), то просим компенсировать тренировочные расходы. Для нас подобное выступление слишком серьезно, чтобы приезжать неподготовленными. В Швейцарии мы тренируемся на общественном катке в городском парке. Когда погода солнечная и морозная, швейцарцы уезжают за город кататься на лыжах, и каток пустеет. В такие дни мы тренируемся более интенсивно, но, тем не менее, не можем кататься под свою музыку. А главное, должны постоянно приспосабливаться к очень маленькому пространству. Чтобы подготовить серьезную программу, надо арендовать лед. Это стоит 155 швейцарских франков в час.
- Ответ из Питера мы получили только через месяц, - продолжал Протопопов. - Сначала нам позвонил какой-то человек, а еще через неделю пришел факс, в котором говорилось: «Позвольте пригласить вас в Санкт-Петербург для участия в показательных выступлениях. Условия выступления - согласно предложенным по телефону нашим представителем».
Возможно, со своей стороны организаторы считали такую форму отношений нормальной, но нам это показалось дикостью: в конце концов мы понятия не имели, с кем разговаривали по телефону и какие условия конкретно имелись в виду. Кстати, вся переписка у нас с собой…
В Софию Белоусова и Протопопов приезжали бесплатно. Их выступлению на церемонии открытия организаторы отвели полторы минуты и чуть меньше половины катка (на остальной площади льда стояли участники праздничной массовки).
После я не раз жалела, что видела это. Протопопов вышел на лед в соломенного цвета парике (под софитами искусственные волосы казались рыжими), лицо было покрыто толстым слоем грима с нарисованным на нем румянцем, подведенными глазами и губами. Его партнерша была в коротеньком красном платьишке («Мы до сих пор влезаем в костюмы, в которых катались в 1968 году») с красным бантиком в волосах.
Контраст с ночными тренировками был разителен: там на льду были мастера, для которых кататься было так же естественно, как дышать. Здесь - двое немолодых людей, отчаянно, но тщетно пытающихся скрыть свой возраст. Эти попытки - нелепые, а главное, абсолютно ненужные - напрочь заслоняли катание пары и заставляли вспомнить высказывание выдающегося русского хореографа Игоря Моисеева: «Танцевать можно и в тридцать лет и в шестьдесят. Но в шестьдесят на это не надо смотреть».
* * *
Несколько лет спустя я спросила Москвина, какие чувства у него вызывает тот факт, что бывшие ученики, которым уже за 70, продолжают выходить на лед перед публикой.
- Если человек действительно это любит, почему нет? – спокойно ответил тренер. – Возьмите меня. Если бы я сейчас вдруг вздумал вспомнить молодость и снова начал ходить на яхте, кто мог бы меня осудить за это? Что касается Протопоповых, я испытываю определенное уважение к тому, что люди настолько преданы фигурному катанию.
В каком-то смысле они напоминают мне математика, который доказал гипотезу Пуанкаре, но отказался от крупной премии. Не поехал ее получать лишь по той причине, что пожалел тратить время на поездку, отвлекаясь от своей работы. Олег в этом отношении – нормальный человек. Он всегда с удовольствием принимал все, что ему положено. Но любил фигурное катание как никто другой.
У них с Милой было прекрасное скольжение, хотя дело даже не в этом. А в том, что это скольжение было осмысленным. Наполненным. В том числе и технически. Это - большая редкость.
- Они могли бы выиграть третью Олимпиаду?
- Думаю, да. В 1972-м Мила с Олегом были очень хорошо готовы. Прекрасно прокатались на отборочных предолимпийских соревнованиях. Но в сборную их не взяли. Помню, было собрание – тренерский совет, на котором присутствовал председатель спорткомитета Сергей Павлов. На место в сборной тогда претендовали Роднина/Уланов, Людмила Смирнова/Андрей Сурайкин, а вот в пользу кандидатуры Протопопова не высказался никто.
- А вы?
- Я уже не был их тренером. Разошлись. В 1968-м после чемпионата мира в Женеве я предложил Белоусовой и Протопопову закончить выступления. Как раз в то время в Ленинграде открылся «Юбилейный», вот и я предложил Олегу работать вместе. Мол, сам буду заниматься одиночниками, а он возьмет пары. А он мне неожиданно ответил: «Ты предлагаешь мне это лишь потому, что хочешь освободить место в сборной для своей жены».
Я психанул и сказал, что не намерен выслушивать такие глупости. И если он действительно так считает, пусть тренируется дальше сам – без моей помощи. Нельзя сказать, чтобы это было ссорой, но моя позиция на этот счет была предельно жесткой.
Так что в 1969-м я уже не имел никакого отношения к выступлениям Милы и Олега. Их взяла в свою группу Елена Чайковская и на чемпионате мира 1969 года в Колорадо-Спрингс они остались третьими – проиграли не только Родниной с Улановым, но и Москвиной с Мишиным.
* * *
Вспоминая о фигуристах тех времен, выдающийся тренер Татьяна Тарасова сказала мне однажды:
- Именно Москвин познакомил весь мир с драматургией фигурного катания. Открыл новую эру в нашем виде спорта. Поставил его вплотную к театру. А как он сделал из Москвиной и Мишина вторую пару мира? Сейчас даже сам Мишин любит говорить, мол, из «неликвидов» результат сделали. И это - при наличии совершенно потрясающих пар, что были кругом в изобилии. Те годы ведь вовсе не были годами провала в парном катании. Напротив, они были расцветом...
|