|
|
|
|
|
||
В 1995-м я в очередной раз лежал в больнице, на обследовании. В один из дней ко мне приехал Лев Борисович Кофман. Поинтересовался самочувствием, планами. И между делом говорит: - Знаю, что у вас сейчас непростые времена, но может быть какой-нибудь совместный проектик сделаем? Так был сделан первый шаг к созданию группа «Вело-98 Плюс». К тому времени мы уже успели провести в Москве Тур де Франс и я мечтал о том, чтобы создать в стране собственную профессиональную команду, которая могла бы принимать участие в крупнейших велогонках под флагом нашей страны. Кофман дал помещение, которое располагалось на набережной возле Лужников. Небольшое, но уютное, а главное - с телефоном. Мы организовали группу (как раз тогда я познакомился с Александром Полинским, а впоследствии сдружился с ним) и начали работать. Нашим спонсором стал Национальный фонд спорта. Я не случайно в свое время вывозил на Тур де Франс Борю Федорова, Шамиля и кого-то еще из их компании, чтобы они своими глазами увидели на Елисейских полях финиш гонки, увидели, какой политический народ там собирается. Был абсолютно уверен, что заразил их своей идеей насчет профессиональной команды. Во всяком случае Федоров, как президент НФС дал согласие на то, что фонд будет эту команду финансировать, и даже предложил, чтобы президентом команды стал я. Но я отказался. И президентом стал Полинский – я уже тогда видел в нем очень контактного и одновременно с этим очень делового человека, способного решать задачи любой сложности. Что, собственно, и подтвердила вся дальнейшая работа Полинского, когда он возглавил Дирекцию по проведению спортивно-зрелищных мероприятий. Думаю, что толчком к созданию такой организации стал наш с Полинским совместный выезд на Тур де Франс, когда Саша увидел, какую махину являет собой организационный комитет гонки. ДСЗМ в его нынешнем виде – ярчайший пример равнозначности сторон в треугольнике «Спортсмен – Тренер – Администратор». Полинский никогда не был большим спортсменом, но досконально знает спорт, любит его и готов часами напролет о нем говорить. А кроме того, его концепция организации спорта полностью совпадала с моей собственной – наверное поэтому нам всегда было легко работать вместе. Когда мы вникали в то, как устроен Тур де Франс, то смотрели и на другие схожие примеры: изучали организационную сторону итальянской Джиро Д’Италия, испанской «Вуэльты», я рассказывал про велогонку Мира. И оба сходились в том, до какой степени не хватает нашей стране механизма, способного «запустить» спорт на новую орбиту. Заниматься с ним не с позиции «Провели турнир, подписали бухгалтерскую ведомость и разошлись по домам», а разрабатывать стратегию, придумывать новые формы, поднимать организацию турниров на международный уровень, понимая, что это уже не только бизнес, но и имидж страны. Точно таким же имиджевым проектом нам представлялось в те годы создание собственной профессиональной велосипедной команды. * * * Пока шло обсуждение идеи ее создания, Боря упорно уговаривал меня возглавить лотерейный бизнес в стране. Я знал, что Смирнов на протяжении нескольких лет везде, где только мог, и Федорову – в том числе, твердил о том, что что Олимпийский комитет Италии имеет свою лотерею, за счет которой итальянский спорт, собственно, и живет. И что достаточно сделать то же самое у нас в стране, как жизнь заиграет совершенно иными красками. На позицию руководителя Федорову нужен был во-первых, тот, кого он знает, а, во-вторых, он полагал, что раз я – человек динамовской системы, значит, правоохранительные органы не начнут ставить нам палки в колеса. По сути это конечно же была сделка: я давал согласие, взамен получал гарантию финансирования команды. Не сказать, что я был готов к тому, чтобы возглавить лотерейный бизнес, скорее, в общих чертах понимал, о чем идет речь. У нас в стране на тот момент было «Спортлото», да и по велосипедной линии тема была не нова: в Тур де Франс гонялась бельгийская команда «Лотто», австрийский велоспорт тоже базировался на игорном бизнесе. Собственного игорного опыта было у меня немного. Весь он начинался и заканчивался единственным посещением казино в Манчестере, когда я был там в составе инспекционной комиссии. Попал я туда с целью посмотреть, что же такое игровые автоматы и рулетка – до этого только в кино все это видел. Вот мы и поехали на экскурсию. Как новичка, меня, разумеется, немедленно стали провоцировать на то, чтобы сделать ставку. Я сначала отнекивался: мол, не охотник и не игрок – даже в карты, не говоря уже о более азартных играх. Но соблазн же! В общем, поставил пятьдесят фунтов на какое-то число, и совершенно неожиданно выиграл 100. Забрал их, с большим, надо сказать, удовольствием, в бумажник спрятал, на этом с рулеткой и закончил. О своем официальном назначении я узнал достаточно курьезным образом. Одно из совещаний по линии международной федерации велоспорта проводилось в Швейцарии, куда к тому времени переехала штаб-квартира UCI. В тот год российское посольство готовилось отметить двухсотлетний юбилей перехода Суворова через Альпы и наш посол – замечательный совершенно дядька Андрей Иванович Степанов попросил меня помочь: передать Ельцину записку с просьбой выделить посольству хоть какие-то деньги – чтобы была возможность привести в порядок суворовский мемориал на перевале Андерматт. Тех денег, что были заложены на эти цели в посольском бюджете, хватало лишь на то, чтобы покупать цветы и раз в год возлагать их к выдолбленному в скале обелиску. Мы составили записку, которую подписали Тарпищев, министр обороны Павел Грачев, министр иностранных дел Андрей Козырев. Я даже успел организовать Степанову группу строителей-гранитчиков во главе со своим другом Юрием Павловичем Рахманиновым. Сам должен был улетать в Москву, но рано утром мне позвонил Степанов. - Слушай, нам тут из Москвы шифровка пришла. Тебя назначили директором комиссии лотерейного и игорного бизнеса. Потом, когда я уже вернулся в Москву, выяснились подробности: после того, как все бумаги на мое назначение были поданы на подпись президенту, кто-то из юристов или советников Ельцина сказал: - А почему речь идет только о лотерейном бизнесе? Завтра ведь наверняка придете комиссию по игорному бизнесу создавать? Давайте уже сразу, одним ударом вопрос решим. Надо же наводить в стране порядок? * * * Сейчас, оглядываясь на тот период, я понимаю, что нам просто повезло, что комиссию закрыли через год. По тем временам, игорный бизнес постоянно сопровождался стрельбой: одни приходят играть, другие у них выигранные деньги отбирают, и так далее. Профессиональных специалистов по игорному делу, которые знали бы, что такое крупье, как их готовить, как работать с клиентами, в стране не было. Новые игровые автоматы никто не покупал – завозили купленных за бесценок «одноруких бандитов», давно выработавших свой ресурс. Химичили с рулетками, обвешивая их магнитами. Если крупье уличали в нарушениях в одном городе, он тут же переезжал куда-то еще. Не было ни учета, ни контроля, ни аттестации. Одним из моих хороших приятелей был тот самый Юрий Павлович Рахманинов, к сожалению уже ушедший из жизни, который помогал реставрировать суворовский мемориал на перевале Андерматт. Он был внучатым племянником композитора Рахманинова, но сам не имел к музыке никакого отношения - всю жизнь работал в строительстве, получил звание героя Соцтруда, как метростроевец-тоннельщик. У него имелась любимая присказка на все случаи жизни. Каждый раз, когда возникала какая-то сложная проблема и к нему обращались за помощью, он отвечал: «Надо сесть за стол, как следует надраться, и сразу же на трезвую голову принять решение» Мы в те годы много общались, вместе выезжали в Ивановку на «Рахманиновские вечера», причем саму усадьбу, в которой располагался рахманиновский музей, Юра восстановил за свой счет. В Москве за кинотеатром «Россия» он поставил своему знаменитому деду памятник. В силу режимности своего предприятия выехать за границу он в те годы не мог, поэтому когда узнал, что я по каким-то делам собираюсь в Нью-Йорк, попросил найти возможность выбраться на могилу Сергея Васильевича в Валгаллу. Я съездил, это где-то два с лишним часа от Нью-Йорка, нашел могилу, сфотографировал ее. Тогда Юра сильно помог мне тем, что пролоббировал для нашей комиссии режимное помещение, куда было невозможно просто так зайти с улицы. Как-то мне из кадрового аппарата Белого дома прислали заместителя – совсем молодого парня. Он приходит утром на работу, хвастается: вчера, мол, так классно с ребятами погуляли... Я напрягся: - Где погуляли? - Да тут рядом, после работы в «Метелицу» зашли, я представился, удостоверение показал Нас и приняли как надо, и накормили бесплатно. Я аж зарычал: - Ты понимаешь, идиот, что нас в любой момент могут прийти и всех расстрелять? Ты, может быть, и денег у них взаймы попросил? Чтобы в два часа твоей ноги здесь больше не было! Лотерейного реестра в стране тоже не существовало. При этом свои лотереи имелись у кого ни попадя. Одна из таких лотерей была валютной , причем разрешение на нее было получено абсолютно официально. Распоряжались всем этим два человека: один сидел в Нью-Йорке, второй в Москве. Когда я попытался в этом разобраться, мне было сказано: - Вы можете с нами судиться, молодой человек, но только в Стокгольмском суде. У вас есть деньги на судопроизводство? Была лотерея Союза полярников, Я как-то позвонил Чилингарову: - Артур Николаевич, на Кольском полуострове не нашли города, где зарегистрирована ваша лотерея. Разберитесь, ради Бога. Был еще более скандальный случай. В Нижнем Новгороде зарегистрировали лотерею Союза пионерских организаций России. Однажды ко мне в Москву приехал ее представитель, записался на прием. Я вызвал секретаря, понимая, что сам могу сейчас просто сорваться, прошу ее: - Лилия Яковлевна, вы взрослый человек, сами подумайте: нам нужны эти неприятности? Я же сейчас мало того, что матом кричать буду, вообще могу убить этого ходока ненароком. Вы ему передайте: когда пионерскую организацию восстановят, тогда пусть и приезжает... Самое смешное, что с этим человеком много лет спустя мы совершенно случайно встретились на отдыхе. Он уже стал к тому времени большим политиком, даже медалью меня как-то награждал в связи с юбилеем Минатома. Но то было в официальной обстановке, а тут сели вместе чайку попить, пообщаться. Я ему и говорю: спасибо, мол, еще раз за медаль, а кроме этого извиниться хотел. Я вас, оказывается, не принял, когда за лотереи в стране отвечал... Ну, посмеялись вместе, на этом все закончилось. Хотя я тогда много думал о превратностях жизни: политический потенциал у человека был громадным, а жизнь заставила лотереями заниматься, чтобы банально выживать. Тем более, Нижний Новгород – не Москва. Ну, какие там могли быть махинации? * * * В чем заключается принципиальное различие между лотерейным и игорным бизнесом, я понял достаточно быстро: В лотереи играют бедные, а игорный бизнес – исключительно для богатых. Соответственно и схемы там совершенно разные. Попытка механически перенести лотерейную философию на игорный бизнес не просто не имела шансов прижиться, но была утопической. Государство может распоряжаться лотереями, но ни при каких обстоятельствах не должно впрямую брать деньги с игорного стола. Для этого существует другой сегмент: аттестация крупье, причем крупье за свое обучение и лицензию платит сам, сертификация оборудования, чтобы в те же казино завозились не давно списанные рулетки и столы, а те, что соответствуют профессиональным требованиям. Я тогда поднял много литературы, изучил все, что только сумел найти: всю историю лотерей в мире, где, когда, как и с чего все это начиналось. Встречался с Чаком Норрисом, когда тот приезжал в Москву. Чак уже в те годы активно занимался игорным бизнесом в Америке, так что применительно к нашей стране с ним тоже было, что обсудить. На основании всего опыта, что мне удалось тогда набрать, я составил докладную записку и направил ее Ельцину – «О состоянии игорного бизнеса в стране». Изложил там все свои предложения по созданию общероссийского Лас-Вегаса: внутри одна правоохранительная система, снаружи - другая система, и так далее. На мой взгляд, казино и игровые автоматы, которыми были набиты едва ли не все московские подвалы, давно уже следовало начать убирать из города. Резолюция была положительной, и моя записка ушла по инстанциям - в различные Министерства, в правоохранительные органы. Аппаратом Президента тогда руководил Анатолий Чубайс, он, собственно, этот процесс и контролировал. Пока записка ходила по инстанциям, Борис Николаевич назначил Чубайса вице-премьером. Но мой вопрос по казино все не решался и не решался. В принципе я и сам прекрасно понимал: раз противостояние до такой степени велико, значит, существуют достаточно влиятельные люди в интересы которых совершенно не входит наводить в этой сфере порядок. Я же своими действиями невольно влезаю в чужие деньги и в связи с этим пора, наверное, уносить из этой сферы ноги, если не хочу, чтобы вперед ногами вынесли меня самого. В это самое время Борис Федоров распорядился прекратить финансирование велосипедной команды «Рослотто». * * * Когда мы брались за создание команды, я исходил из того, что свою профессиональную команду такой стране, как наша, конечно же нужно иметь. Просто прежде чем ее создавать, нужно было четко разобраться с задачами: ты видишь через нее исключительно собственный бизнес, или имиджевую политику и подтягивание российского бизнеса через спорт на международный уровень? У нас, если разобраться, производится не так много спортивных товаров, которые способны заинтересовать Запад. Хотя современными технологиями в этом отношении наша страна обладает. Много лет назад, когда на рынке появились дисковые колеса, наши умельцы их делали. У нас есть металл. Тот же «Металлинвест» Алишера Усманова вполне мог бы производить полозья для бобслея и санного спорта, для коньков всех мастей - от хоккея до фигурного катания, фехтовальное оружие. То, что «Металлинвест» всем этим не занимается - другой вопрос. Но в мировом бизнесе неоднократно опробована схема, когда через какой-то один продукт компания выходит на рынок мировой спортивной индустрии и столбит за собой определенную нишу. Вот в такой вариации велокоманды – это классика рекламного бизнеса. Тем более что на тот период времени «Тур де Франс» стоял на третьих-четвертых позициях в мировом телевизионном рейтинге. Кто в мире мог найти на карте Астану, до того, как у казахов не появилась одноименная профессиональная велосипедная команда? Это ведь был гениальный политический ход – дать такое название. А тогда еще у «Астаны» пошли успехи, выигрыши, и прочее. Когда Абрамович купил «Челси», его у нас в стране не критиковал только ленивый. Он, кстати говоря, на том этапе очень много занимался развитием футбола и в России, постоянно давал деньги на детский футбол. Просто об этом не писали. С покупкой «Чесли» он всем продемонстрировал, что профессиональный спорт – это бизнес. Кто бы пустил Абрамовича в деловые круги Великобритании, если бы он не открыл эту форточку, купив клуб? Благодаря этому он вошел в английские футбольные круги, его приняли в деловом мире. При этом в первые пять лет Абрамович потратил на клуб огромные суммы, свыше 150-ти миллионов фунтов ежегодно. А в прошлому году доход «Челси» за счет трансферной политики составил 450 миллионов. По большому счету Абрамович с той своей сделкой стал первым, кто показал всем нашим олигархам, как можно организовывать работу в спорте с точки зрения бизнеса. Усманов, приобретя акции «Арсенала», стал вторым. Тем жде путем сейчас идут китайцы, развивая у себя футбол. Но тогда это был классический пример, когда человек пришел с деньгами и не пожадничал, в стремлении как можно быстрее получить прыбыль, а сознательно вложился в достаточно затратный проект. Федоров был из того же поколения бизнесменов, что Абрамович, Борис Березовский, но относился к собственному бизнесу совершенно с других позиций. Может быть ему не хватило провидения в этом вопросе, может, не ощущал достаточной поддержки. Но скорее всего сама ситуация с очень быстрым и легким заработком за счет льготного ввоза в страну водки и сигарет, заслонила все остальное. Когда пошли такие деньги, стало уже не до спорта. * * * Если говорить о «Рослотто», это была, конечно же, трагическая история. Я ведь не случайно стремился заручиться гарантиями, когда мы только начинали все это создавать. Когда брался за лотерейный бизнес в том числе. Энтузиазм при создании команды у всех был большим. В качестве генерального менеджера мы привлекли Морено Аржентина, лучшего из итальянских гонщиков того времени. Среди спортсменов были достаточно сильные иностранцы, плюс - наши гонщики. Тренировал команду Николай Горелов. В общем, все начиналось просто замечательно. Но очень быстро в федоровском кругу начались разговоры, что велосипедная команда только и делает, что расходует деньги, ничего не давая взамен. Я, как мог, тогда объяснял, как устроен мировой велосипедный бизнес. Что в первые три-четыре года ни одна команда не может стать прибыльной. Сначала она должна занять определенное место в рейтинге, чем выше это место окажется, тем активнее начнут подтягиваться спонсоры, и можно будет начинать вести речь о компенсировании затрат. Федорову я говорил напрямую: «Боря, если ты ставишь вопрос о немедленной доходности команды – это не для меня. Если же речь идет о стабилизации наших позиций на международной арене, значит нужно просто потерпеть – не такие уж большие деньги поставлены на кон. Проблема была и в том, что вокруг Национального фонда спорта безостановочно паслись и крутились многие, кто хотел получить деньги на какие-то свои проекты. Знаю, что и к Тарпищеву, и к Прохорову постоянно обращался Александр Гомельский. В каждый свой визит он постоянно заводил одну и ту же тему: «Дайте денег на баскетбол, на велосипед ведь даете?». С профессиональной точки зрения вся эта ситуация была для меня достаточно оскорбительна – все моральные обязательства перед гонщиками, перед UCI я тогда взял на себя. Соответственно когда все начало рушиться, под удар попал и мой международный авторитет. Затевать подобный проект чтобы потом вот так позорить собственную страну не стоило точно. Но деваться уже было некуда. Когда команду закрыли и начались судебные процессы по поводу невыплат гонщикам и персоналу, газета «Коммерсант» посвятила команде целую статью. В ней было написано: «Финансовый крах, постигший в 1997 году российскую профессиональную велокоманду «Рослотто» по вине ее учредителя Национального фонда спорта, по мнению многих спортивных специалистов, нанес больший вред российскому спорту, нежели неучастие в лос-анджелесской Олимпиаде-84. Шлейф той в целом позорной для отечественного спорта истории тянется до сих пор, грозя перерасти в новый грандиозный скандал и привести к отлучению российских велосипедистов от сиднейской Олимпиады. Свою кампанию против российского велоспорта в целом Международный союз велосипедистов (UCI) начал в августе, в ультимативной форме поставив участие сборной России в двух октябрьских чемпионатах мира (шоссейном и трековом) в прямую зависимость от того, будет ли к октябрю российской стороной выплачен оставшийся долг гонщикам «Рослотто». А это ни много ни мало $250 тыс. Учредители «Рослотто» — НФС, которому принадлежала команда, а также контролируемая им компания «Российские лотереи», чье название носила велогруппа, фактически перестали существовать и полностью отстранились от разрешения данного кризиса. Поэтому крайней в сложившейся ситуации оказалась Федерация велоспорта России (ФВСР)…» * * * В попытках погасить скандал я тогда обращался за помощью к Смирнову, к Васину, который занимал в Национальном фонде спорта не последнюю должность. У Федорова в приемной я ежедневно просиживал по два-три часа, в ожидании, когда у него найдется на меня время. Уговаривал, просил: «Спасите!» Для того, чтобы погасить все долги, нужно было всего три миллиона долларов. Потом что-то выплатили людям по судебным издержкам, что-то компенсировала итальянская сторона. Аржентину вся та история полностью отравила как тренерскую, так и менеджерскую дальнейшую жизнь в велоспорте. Меня тоже тряхануло прилично: я попал в больницу, лежал там, наверное, дней десять. Ребята приезжали навещать, и было очень горько понимать, что я старался сделать для них все, что мог, но ничего по большому счету сделать не сумел.
|
Валерий Сысоев «Групповая гонка» 
