|
|
|
|
|
||
В самом конце 1970-х, работая в Спорткомитете СССР в отделе велосипедного спорта, я довольно близко познакомился с Леонидом Васильевичем Тягачевым. Он тогда только-только закончил горнолыжную карьеру, привез из-за границы призовой «Ситроен», расписанный в цвета всех возможных рекламных брендов и просил содействия Сергея Павловича Павлова в оформлении машины в ГАИ, поскольку по тем временам это была та еще кутерьма. Когда в 2001-м Виталий Георгиевич Смирнов передавал Тягачеву бразды правления в Олимпийском комитете России, ему в узком, разумеется, кругу был задан вопрос: «Почему Тягачев?» Это действительно было так и остается по нынешнюю пору. Леонид Васильевич всегда был феноменально контактным человеком, умел мгновенно завязывать и выстраивать отношения на любом из этажей власти, одновременно вовлекая в свой вид спорта самых различных людей вплоть, как известно, до президента нашей страны. У нас с Тягачевым был один общий друг Алексей Алексеевич Лихачев, начальником которого в Московском обкоме партии был управляющий делами Вадим Григорьевич Чубаров. С ним в свою очередь дружил Петр Степанович Богданов. Леня сумел всех их активно вовлечь в горнолыжный спорт: вытаскивал к себе в Деденево, откуда он родом и где впоследствии создал свою горнолыжную школу, поил, кормил, экипировал, ставил на склон, учил кататься, в общем, в любой компании все крутилось вокруг него. В 1983-м, когда Тягачев занимал пост главного тренера советской горнолыжной сборной и был настолько успешен, что признавался лучшим тренером мира, с ним как-то случилась большая неприятность. После одной из поездок команды за рубеж в Спорткомитет пришла официальная бумага о том, что Тягачев нарушил таможенный режим. Что именно там на таможне произошло, я, честно признаться, не знаю по сей день. Подозреваю, что была какая-то ерунда типа лишней пары джинсов или чего-то еще. Но по всем тогдашним понятиям Тягачева конечно же должны были достаточно сурово наказать – вплоть до того, что снять со всех занимаемых постов и сделать невыездным. Председателем Спорткомитета тогда уже был Марат Владимирович Грамов, у которого я работал заместителем, он пригласил меня в свой кабинет и спросил: - Что будем делать с Тягачевым? В то время у нас только-только сменилась спортивная власть в Узбекистане, к руководству тамошним Спорткомитетом пришел хороший специалист и совершенно замечательный человек – Мирзаолим Ибрагимов. Как раз в то время он приехал в командировку в Москву по каким-то своим делам, мы встретились, обсудили в числе прочего ситуацию с Тягачевым. Заодно выяснилось, что второй секретарь ЦК компартии Узбекистана Леонид Иванович Греков прекрасно Тягачева знал - катался одно время у него на горных лыжах. Желание вытащить Леню из той истории было у нас очень сильным: все понимали, что дело не стоит выеденного яйца, но жизнь человеку эта ерунда может сломать навсегда. Грамову я тогда сказал: - Давайте отправим Тягачева в Узбекистан? Выделим ставку, пусть поработает тренером годик-другой. А в Москве за это время все утихнет. Грамов вытаращил глаза: - Тягачева? В Узбекистан? Там же горных лыж нет. Какие вообще там могут быть лыжи? Я же продолжал гнуть свою линию: - Вот и замечательно, что нет. Отправим Тягачева - горные лыжи появятся. Снег он где-нибудь в предгорьях найдет, подъемники поставит. Чтобы Леня – да не сделал? Так оно кстати потом и получилось. Я вызвал к себе Тягачева, объяснил ему ситуацию, и он поехал в Узбекистан. Потом эта вынужденная «ссылка» сослужила ему немалую службу. Благодаря горным лыжам он попал в тот самый мир Востока, куда очень неохотно во все времена впускали чужих: сначала стал тренером узбекской сборной, потом параллельно с этой работой занял пост советника по спорту, туризму и отдыху, а в 1985-м вернулся в Москву и сразу возглавил федерацию горнолыжного спорта. Он действительно был человеком горнолыжного полета – находился в гигантском слаломе и скоростном спуске одновременно. Особенно я зауважал Тягачева тогда, когда после проигранной в Ванкувере зимней Олимпиады Леонид Васильевич подал в отставку. В ноябре 2009-го когда уже вовсю шла подготовка к перевыборам президента ОКР, я, понимая, что переназначение на подобный пост должно быть согласовано на самых «верхах» российской власти, спросил Леню, получил ли он «добро». Он тогда сказал, что «добро» получил, но если результат Игр в Ванкувере окажется неудовлетворительным, тогда скорее всего пост придется оставить. Ванкувер мы, как известно, проиграли, после чего Тягачев сложил с себя полномочия президента ОКР, не дожидаясь, пока решение примет кто-то сверху и не рассчитывая на то, что может быть удастся уцелеть. Еще одним очень ценным качеством Леонида Васильевича было то, что находясь много лет на высшем руководящем посту в олимпийском комитете, он постоянно искал способы как-то продвинуть спорт, окружить его полезными для дела влиятельными людьми, при этом всегда помогал людям, когда имел такую возможность. И никогда не сделал никому ничего плохого. * * * Общаясь в те годы с Тягачевым я очень часто думал о том, что настоящая ценность товарищества заключается в умении протянуть человеку руку в тяжелый для него момент. Когда нужно всего лишь чуть-чуть поддержать, подставить плечо, не оставлять человека наедине с его проблемами. У меня в жизни было немало ситуаций, когда плечо подставлял я, возможно поэтому, когда поддержка понадобилась мне самому, рядом оказались люди, искренне готовые помочь. Себя я всегда считал достаточно устойчивым к жизненным невзгодам человеком. Возможно этому в немалой степени способствовало мое велосипедное прошлое. Много раз замечал: люди, которые выполняют большой объем физической работы, вкладывают в достижение результата больше труда, нежели остальные, более стойки внутренне, их не так просто выбить из жизненной колеи даже тогда, когда бьют с особой жестокостью. Я переживал такие ситуации трижды. Первый раз в 1992-м, когда разогнали «Динамо», а сам я в одночасье стал никем. Второй раз почву из под ног у меня вышиб уход из Спорткомитета в 1994-м и разрыв отношений со Смирновым и Тарпищевым. Третьим ударом стала история с «Рослотто». Никаких накоплений у меня не имелось. Была семья, которую я как-то должен был кормить. И я пошел по кругу своих знакомых – авторитетных деловых людей, с которыми по жизни у меня установились хорошие контакты, причем не по спортивной линии. По спортивной я мог разве что пойти обивать пороги олимпийского комитета, а учитывая наши отношения с Виталием Георгиевичем Смирновым понимал, что никакой взаимной «любви» у нас не получится, в каком бы качестве я под его началом ни работал. Mercedes-Benz стал первой иностранной автомобильной компанией, кому удалось открыть представительство в России. Произошло это не без участия бывшего министра обороны Павла Грачева, оттуда же пошло известное на всю страну прозвище «Паша-мерседес»: когда из Германии выводили наши войска, то личный «Мерседес» Грачева фирма перевезла в Россию своим самолетом. И как бы в благодарность «Мерседесу» разрешили открыть в Москве свое представительство. Мне же было предложено возглавить отдел по связям с общественностью. Для меня эта область деятельности была не совсем знакома, хотя в общих чертах суть работы я себе представлял. По тем временам в автомобильном бизнесе с российской стороны опосредованно участвовали очень серьезные люди, соответственно имелось большое количество негласных договоренностей и взаимных обязательств как с одной стороны, так и с другой. Я пришел на фирму в тот период, когда у немецкой стороны назрела необходимость попросить наших российских «товарищей» от этого бизнеса так сказать отойти. Ну а на момент первого моего визита в представительство мне было сказано: мол, в общих чертах вы нам подходите, но окончательное решение по поводу вашего трудоустройства будет принято после того, как вы пройдете собеседование в Германии. Условия, которые компания готова была мне предложить, меня устраивали. Определяющим фактором были не только деньги, но и то, что, что в «социальный пакет» помимо всего прочего входила хорошая медицинская страховка. И я полетел на встречу с генеральным директором фирмы Стором Йоханом. - Кем бы вы хотели у нас поработать? Я помню сильно удивился. Думаю: ему-то какое дело до этого? Настроения с кем-то разговаривать без особой на то нужды у меня вообще не было. Чувствовал только колоссальное напряжение от всей этой поездки. Возьмут? Не возьмут? Если не подойду, опять придется по знакомым мыкаться – работу искать. - Честно говоря, я вообще хотел бы ничего не делать. Но при этом много получать и желательно – в кассе. Вижу – водитель удивился. И снова задает вопрос. - А какое отношение вы вообще имеете к автомобильному бизнесу? Я продолжаю – в том же тоне: - Да я и сам не пойму, какое отношение имею. Наверное, никакого. Но поскольку мой отец погиб в Великой Отечественной войне, вы, немцы, по контрибуции обязаны кормить меня, поить и всячески обо мне заботиться. Смотрю, переводчица как то странно себя ведет. Моргает, страшные глаза делает. Но ничего не говорит при этом. Когда мы подъехали к гостинице, где по программе, как мне сообщили заранее, был запланирован ужин с руководителем фирмы, водитель выгрузил мой багаж и спрашивает: - Вы, кстати, на ужин что предпочитаете? Рыбу, или мясо? А я по-прежнему не могу понять, что ему за дело. Говорю с усмешкой: - Раз уж за мой ужин платит приглашающая сторона, выбирать, видимо, нужно то, что подороже? Короче, разместился, принял душ, переоделся, спускаюсь в ресторан - там за столиком вместе с переводчицей все тот же мужик сидит – только в костюме и галстуке. Переводчица представляет: «Знакомьтесь...» Я чуть было вслух не сказал, что о ней думаю: не могла сразу предупредить, что ли? Понимаю, что кранты мне – после всего, что я немцу по дороге из аэропорта наговорил. Не успел приехать - всю биографию себе испортил... В плане поездки, который мне прислали накануне, было написано, что ужин в день приезда - мероприятие не протокольное. Официальное собеседование было назначено на утро следующего дня, а еще через день я должен был возвращаться в Москву. Когда ужин был закончен, нам принесли кофе, потом Стор Йохан отправился в курительную комнату – выкурить сигару, еще через некоторое время ко мне подошла переводчица и говорит: - Завтра утром вы можете возвращаться домой – билет вам уже поменяли. Я постарался, естественно, ничем не выдать расстройства, сказал только: - Что ж, было приятно познакомиться. Жаль, что я не понравился вашему боссу. Она смотрит на меня, смеется: - Ну что вы, все совсем наоборот, вы ему очень понравились. Просто босс сказал, что ему совершенно не нужно еще раз с вами встречаться – можете возвращаться в Москву и с понедельника приступать к работе. Я потом долго прокручивал в голове ту нашу встречу. Возможно, в мою пользу сыграл один момент беседы, который случился за ужином, когда я уже понял, с кем имею дело, и разговор пошел более серьезный. Стор Йохан спросил меня, чем я, с моей точки зрения, могу помочь его фирме в Москве. Ну я и ответил: - Вы же читали мою биографию и в общих чертах наверняка понимаете, с кем имеете дело. Поэтому давайте сделаем так: вы скажете мне, чего бы хотели от человека на этой позиции, а я откровенно отвечу, способен ли это обеспечить. Вот так у нас отношения и сложились. Не исключено, что Стора Йохана, как человека с достаточно большим жизненным опытом, подкупило то, что я не пытаюсь как-то с ним играть, набивать себе цену, пытаться что-то выторговать в свою пользу. Потом мы довольно часто встречались в Москве. За все время моей работы случилась лишь одна ситуация, которую Стор Йохан рассчитывал решить с моей помощью, но я не взялся. Он тогда был в Москве, встречался с какими-то российскими партнерами, а после той встречи сказал мне: - Сделайте что-нибудь, чтобы эти люди оставили меня в покое. Я ответил: - Не могу. Если вы хотите, чтобы я занимался решением подобных вопросов, мне как минимум следует присутствовать вместе с вами на деловых встречах. Не потому, что мне хочется там бывать, а потому, что если я приду к вашим партнерам один, то никогда не буду точно знать, в чем на самом деле заключались те или иные договоренности и не смогу понять, говорят ли мне правду. Поэтому своей просьбой вы ставите меня в очень сложное положение. Стор меня понял. * * * В представительстве за мной даже закрепили небольшую разъездную машину. В один из дней по дороге на работу я встретил Виктора Васильевича Тихонова. Он меня увидел, замер: - Валерий Сергеевич, какими судьбами здесь? - Вот видите, - отвечаю, - жизнь иногда вот такими сторонами поворачивается. Если ради выживания семьи нужно будет мести улицы, значит, возьму в руки метлу. Тихонов был не единственным человеком из моей «прошлой» жизни, с которым мне тогда доводилось сталкиваться. На той позиции, что в компании занял я, до меня был тоже бывший велосипедист, заслуженный мастер спорта Анатолий Старков. Юра Романов, который был в представительстве начальником отдела продаж, до этого работал судьей международной категории по конному спорту. Но в целом народ был достаточно разношерстный и принял меня не сразу. Я же порой чувствовал себя так, словно у меня на спине написано: «Генерал КГБ». Одно дело, когда карьерный рост происходит в одной и той же среде, где люди знают тебя годами и не раз имели возможность понять, что ты за человек, и совсем другое – прийти туда, где тебя знают лишь по анкетным данным. Порой бывало сложно. Но изменить это отношение я мог только одним – работой. Поскольку располагалось представительство «Мерседес» на территории ЦСКА, многие армейцы считали его «своим». Миша Мамиашвили, который тогда возглавил клуб, так борцам порой и говорил: «Пойди на нашу станцию сходи?» На территории представительства был свой сертифицированный автосервис, и я часто наблюдал, как люди начинали качать права или чего-то требовать, размахивая спортивными или депутатскими удостоверениями. Приходилось приглашать в кабинет, разговаривать за жизнь, «приземлять» людей слегка. С «братвой» было несколько сложнее. Но это тоже стало колоссальным опытом, я бы сказал - большой жизненной школой. Сюда входили контакты с районными и городскими властями, с правоохранительными органами, с бандитами. Перед днем милиции мне как-то передали записку начальника районного отдела МВД: «Просим перечислить деньги для награждения личного состава». Я набрал номер этого начальника, спрашиваю: - Мальчик, ты часом не опупел? «Мерседес» - немецкая фирма. Какой личный состав? Ты хоть мозги включи – напиши, что деньги на детей просите – для подведомственного детского сада или чего-то в этом же роде. Многие знакомые стали было обращаться ко мне в надежде получить таким образом скидку на покупку машины. Таких ситуаций я старался избегать: понимал, что я, безусловно, могу пойти к начальству, походатайствовать за кого-то. Не исключено, что действительно добился бы какой-то скидки. Но где гарантия, что тот, кто обращается с просьбой, сочтет эту скидку достаточно хорошей? А если не сочтет – значит я тут же оказывался бы меж двух огней: с одной стороны, в фирме подставился, с другой – дружеские отношения под удар поставил. Ну и зачем? Помню, директор попросил меня пригласить на фирму кого-нибудь из государственных чиновников, если это возможно. Просто в представительских целях – познакомиться. Я пригласил. В десять утра приехал человек: Напыщенный, волосы тщательно уложены, в костюме от Кардена, в светлых ботинках ручной работы из крокодиловой кожи... Мне директор потом и говорит: - Это точно государственный человек? По-моему, вы кого-то не того к нам привезли. Я усмехнулся: - Того, того, не расстраивайся. Еще приходилось постоянно контролировать отношения с налоговой полицией: столь крупной иностранной компании, как наша, могли запросто в любой момент устроить «маски-шоу», причем как по поводу, так и без. «Мерседес» же! В налоговой тогда работал один бывший сотрудник милиции, офицер в достаточно высоком звании, который ездил на «Фольксвагене». Как же он меня доставал! Однажды приехал на машине, глаза мутные, речь невнятная - явно «после вчерашнего», и говорит мне, обращаясь на «ты»: - Вчера где-то колпаки потерял. Не знаешь, где можно взять? Я вежливо начинаю объяснять: - У нас здесь «Мерседес», а вам нужен «Фольксваген. - И чего теперь? Купить что ли нельзя? - Здесь – нельзя. У нас в салоне вообще нет такой продукции. - Ну так пошлите кого-нибудь, пусть купят! И там у вас это, бутерброды с икрой внизу. Можешь принести – к чаю? Другой приехал на прилично помятой машине. Спрашиваю его: - Где так угораздило-то? - Да вчера в гараж въезжал после ужина с друзьями, немного не вписался, пришлось проехать сквозь стенку. В общем, тогда я очень быстро почувствовал: когда спускаешься на подобный уровень после многих лет, проведенных на «верхнем» этаже, это отрезвляет очень сильно. * * * Автомобильный бизнес проходил в России все те же самые стадии, как и любой другой. Со всеми сопутствующими особенностями, так сказать. Помню, нам долго не удавалось собрать всю необходимую документацию на то, чтобы начать строительство нового здания, куда планировали перевести представительство. Устно такое разрешение давно уже было получено, но на каждом этапе оформления бумаг возникала какая-то закавыка. Когда строительство здания подходило к концу, я уже не работал в компании, но периодически меня по-прежнему просили помочь с решением тех или иных вопросов. Не хочу сказать, кстати, что все было так уж плохо: многие вопросы удавалось решать без какого бы то ни было ущерба для самолюбия. Например, когда на фирме в какой-то момент возникли проблемы с питанием, я попросил смету, чтобы получить представление, какие суммы фирма затрачивает на обеспечение сотрудников едой и нашел прекрасного шеф-повара. Как раз в то время в Россию вернулся мой хороший знакомый, который много лет работал шеф-поваром в российском посольстве в Женеве. Мало того, что человек прекрасно готовил, он был из числа умельцев, которые могут организовать поистине царский пир из «трех копеек». Продолжать серьезно работать в России он не собирался, поскольку уже вышел на пенсию, но к нам пойти согласился с радостью, чтобы совсем не «закиснуть», сидя дома. Тем более что жил по-соседству. Счастливы были все. В целом же я тогда часто вспоминал об известном постулате, что человека на протяжении его жизни надо периодически опускать на дно, для того чтобы выбираясь наверх, он был способен лучше понимать, что такое счастье, и ценить его. Наверное это мудрость – понимать, что все люди разные. Что самое бессмысленное – пытаться кого-то переломить «под себя». Но точно так же нельзя позволять, чтобы ломали тебя самого. Чем дольше я работал в автомобильном бизнесе, тем отчетливее понимал, что занимаюсь совершенно не своим делом – несмотря на то, что в целом справлялся со своими обязанностями неплохо. Класть на это остаток жизни, честно признаюсь, не хотелось. Все-таки мир, в котором я прожил много лет и в котором остались друзья, был несколько иным. Да и потенциал был накоплен иной. Продолжать делать вид, что в моей жизни все нормально, я тоже больше не мог. Видимо, наступил какой-то внутренний предел и нужно было просто выбирать: либо окончательно опускаться на уровень «подай – принеси», либо послать всю эту публику по известному адресу. Поэтому когда мне предложили войти в руководство ассоциации летних видов спорта России, я согласился сразу.
|
Валерий Сысоев «Групповая гонка» 
