Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В середине марта президент российской федерации борьбы и олимпийский чемпион Сеула Михаил Мамиашвили был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени. В спортивном мире людям не очень свойственно ставить награды общества выше тех, что вручают на спортивных коврах, однако три из пяти своих орденов Мамиашвили получил уже будучи чиновником. Жестким, успешным и очень хорошо понимающим: спортивная борьба – не просто вид спорта. Это вид, где предельно ясно, что такое победа. И что второе место – это всегда поражение.

– Когда вы всем борцовским миром вели поединок с бывшим президентом Международной федерации борьбы Рафаэлом Мартинетти, то как-то сказали, что руководители не должны так долго засиживаться в своих креслах. Сами же находитесь у руля отечественной борьбы уже почти 15 лет.

– Я говорил тогда о том, что Мартинетти, к сожалению, поставил общие интересы нашего вида спорта на службу личным. В этом и заключалась самая большая трагедия для борьбы. Не хочу корчить из себя святошу, все мы люди, а человеку свойственно ошибаться. Да и жизнь сегодня стала такой, что заставляет быть не то, чтобы циником, но практиком, скажем так. Однако переступать через все профессиональные и моральные границы, стоя во главе какого-то дела, извлекать из этого дивиденды я считаю просто непозволительным. Это прямой путь в пропасть.

– А соблазн велик, когда стоишь во главе?

– Соблазны в нашей жизни были и есть всегда. Понятно, что если я являюсь членом международной федерации, одна из моих основных задач заключается в том, чтобы любым способом защитить интересы страны, которую я представляю. Точно так же, как американец будет защищать американские интересы, швед – шведские. Было бы наивно считать, что этого не происходит. Но когда мы, преследуя свои интересы, совершаем какие-то шаги, рискуя потерять вообще все...

Я, кстати, до сих пор считаю, что с Мартинетти можно было договориться – если бы он проявил хоть какое-то желание нас услышать. Но на деле выходило так, что любая наша инициатива, о чем бы ни заходила речь, трактовалась как некая экспансия со стороны России – даже когда поднимались общие вопросы, касавшиеся развития спортивной борьбы, ее привлекательности, популяризации. Все эти страшилки преподносились людям, подавляющее большинство которых вообще не вникали в суть дела и понятное дело, воспринимали слова президента об агрессии со стороны России за чистую монету.
В итоге же вид спорта с колоссальным прошлым и колоссальными традициями во многом стараниями FILA оказался на грани исчезновения из олимпийской программы.

– До того, как предложение исключить борьбу было озвучено, со стороны Международного олимпийского комитета были какие-то сигналы, которые позволяли понять, что вы играете с огнем?

– В том-то и дело, что никакой «обратной связи» у федераций нет. Но расскажу случай, за который всегда буду благодарен Виталию Смирнову (почетный президент ОКР, член МОК с 1971 года. – Прим. Е.В.). Считаю его одним из самых профессиональных и самых авторитетных людей в мире спорта, причем его авторитет базируется прежде всего на том, что помимо глубочайших знаний Виталий Георгиевич всегда обладал умением работать с людьми, отстаивать интересы страны в любой ситуации. Как-то он сказал мне: «Миша, у меня есть кое-какие умозаключения, которые я не могу подтвердить какими-то точными фактами, но исходя из своего опыта, советовал бы прислушаться. По моим ощущениям, у вас в самое ближайшее время могут возникнуть очень серьезные проблемы. Вам нужно срочно начать решать те вопросы, которые накопились в вашем виде спорта. Понятно, что FILA – независимая международная организация, но жить исключительно по своим внутренним правилам, полностью игнорируя интересы МОК, она не может».

Я тут же связался с Мартинетти. Откровенно сказал ему, с кем консультировался. Он встретил мои слова в штыки. Мол, я снова пытаюсь на него давить, нагнетать ситуацию, ориентируясь на какие-то непонятные слухи. Я не выдержал тогда, заметил, что весь жизненный путь Смирнова говорит о том, что к его словам стоит прислушиваться. Считать его сплетником и базарным дядькой – очень большое заблуждение.

Потом мы общались с Мартинетти еще раз. Он уже на повышенных тонах заявил, что я пытаюсь начать против него кампанию.

– Как член бюро FILA вы должны быть заинтересованы в том, чтобы борьба развивалась в максимально возможном количестве стран, но ваш личный интерес наверняка заключается в том, чтобы на всех крупных турнирах максимально часто побеждали российские борцы. Это не создает внутреннего конфликта?

– Свою позицию я всегда озвучиваю открыто и очень четко. А, озвучив, стараюсь жестко этому следовать. Так вот, во-первых, давайте определимся с терминами. Это не мои личные интересы, а интересы моей страны. Которые прежде всего заключаются в том, чтобы команда, приезжающая на соревнования, была хорошо и удобно размещена и получала объективную оценку со стороны судей, обслуживающих чемпионат. Понятно, что среди арбитров есть и те, что представляют Россию. Я всегда предлагаю: если у кого-то возникнут хоть какие-то вопросы и претензии к работе наших специалистов, давайте создадим комиссию, разберем каждый конкретный случай и будем принимать решение.

– Хоть один прецедент был?

– Нет. Никто не хочет эту инициативу поддерживать. Потому что если мы такой прецедент создадим, то будет логично с этих же позиций рассматривать работу всех судей, так?

– Сколько вас знаю, вы всегда придерживались той точки зрения, что победа – это только золото. На последней же Олимпиаде, где Билял Махов в вольной борьбе проиграл схватку за выход в финал и в досаде чуть было не выкинул в урну свою бронзу, вы сказали, что любая медаль – это большое достижение.

– Я сейчас уже не помню, что и как там происходило, но не собираюсь лукавить: конечно, для меня существует большая разница между золотом и всем остальным. Но разница есть и в том, чего стоила спортсмену та или иная медаль. Тот же Махов, например, не стал чемпионом мира в Ташкенте, где выступал уже в греко-римской борьбе, но для меня он однозначно был победителем. Надо было видеть, как он боролся, как заводил и поддерживал ребят. Это именно то качество, которого не хватает очень многим лидерам. Сколько раз случалось: вроде бы и готов человек хорошо, и подведен к соревнованиям правильно, а где-то вдруг происходит сбой, в решающий момент чего-то не хватает.

В команде обязательно должен быть человек, о котором знают: в любом состоянии он выйдет на ковер и отдаст всего себя без остатка, чего бы это ему ни стоило. И если даже проиграет, а проиграть в спорте может любой, за него никогда не будет стыдно. За такими спортсменами всегда тянутся.

– Сейчас Махов продолжает готовиться к Играм?

– Если бы он хотя бы допустил мысль, что может уйти, мы были бы обязаны сделать все, чтобы сохранить такого человека в команде. К счастью, Билял знает, чего хочет, и работает, как одержимый. Единственное, что остается – уповать на врачей и молить господа, чтобы не было серьезных травм.

– Как вам удается на протяжении стольких лет сохранять в своем виде спорта высочайшую мотивацию?

– Сложно. Здесь скорее влияет атмосфера команды. И те тренеры, которые работают со спортсменами. Все они – одержимы своей профессией. Тренер с рыбьими глазами никогда не воспитает бойца.

Я очень много говорю спортсменам об ответственности. Многие, знаю, надо мной смеются: мол, к чему нам эти лозунги из прошлого века, коммунистическая идеология? Но любовь к Родине не коммунисты придумали. Когда спортсмен выступает на Олимпийских играх, за ним всегда стоит его страна, его народ, его родные, люди, которые учили его профессии. Ответственность, с моей точки зрения, это понимание: если ты выйдешь на ковер и смалодушничаешь, то дашь повод очень большому количеству людей ухмыльнуться в адрес страны, которую представляешь.

Постоянно пытаюсь внушить своим ребятам: они должны понимать, наследием чего они являются. Это не только борцовские традиции. У наших родителей сейчас не так много радостей в жизни. И, наверное, самое большое счастье – гордиться своими детьми. Видеть, что дети реализуют шанс на века вписать имя своей семьи в историю. Чтобы в честь нее поднимался флаг и звучал гимн. И чтобы это видел весь мир. И чтобы даже спустя очень много лет тебя вспоминали там, где ты родился.

Я могу многое понять и простить. Но если вижу, что спортсмен проиграл, а спустя несколько минут хохочет на трибуне, ковыряясь в мобильнике, для меня он перестает существовать. В нашем виде спорта он просто не выживет. И никогда не добьется результата – хоть ты сутками его тренируй.

– Я довольно часто думаю о том, что далеко не всем спортсменам, обладающим от природы великим, выдающимся талантом, удается полностью этот талант реализовать. В борьбе я бы назвала таким спортсменом Хасана Бароева.

– Давайте все-таки сначала скажем о том, что сделал Хасан немало. Ведь выиграть Олимпийские игры доводится не каждому.

– Но ведь он реально мог выиграть не одну, а три Олимпиады. Встать на один уровень с Карелиным.

– Честно говоря, я не думаю, что кому-нибудь вообще удастся встать в борьбе вровень с Сан Санычем. Такие спортсмены – это всегда явление. Карелин, Сайтиев. Трехкратным мог бы стать Арсен Фадзаев, если бы в 1984 году мы вместо Игр не поехали на «Дружбу».

– По-человечески вы понимали Бароева, когда после победы в Афинах он увлекся другой, уже не спортивной жизнью?

– Нет. Я столько ругал его тогда... Сейчас Хасан стал министром, и знаю, хочет многое сделать. Он – очень преданный спорту парень. И очень искренний. Но понять его я тем не менее не мог. Он так рано и так легко взошел на свою первую олимпийскую вершину – и точно так же легко от всего этого отказался… По крайней мере, так все выглядело со стороны. Меня всегда злило, что я не могу ему сказать все, что думаю. Потому что он младше.

– А если бы Хасан пришел к вам после выигранной в Афинах Олимпиады и сказал: «Извините, Михаил Геразиевич, не могу больше. «Пустой» стал. Поняли бы?

– Что значит – понял бы? Я сам закончил бороться именно так. Между нами говоря, я убежден, что прощание с большим ковром для Бароева стало трагедией. Точно так же, как в свое время для Карелина. Сан Саныч ведь прекрасно все понимал – и про возраст, и про последствия травмы, и про свою социальную занятость. Но все равно отрывал себя от ковра с кровью.

– Согласитесь, олимпийскому чемпиону далеко не всегда просто признаваться в таких вещах.

– Знаю. Как знаю и то, что выиграть Олимпиаду для Хасана было целью и смыслом жизни.

– Мне в какой-то момент показалось, что после своей олимпийской победы в Лондоне от спорта так же легко может отказаться и Наталья Воробьева.

– На недавнем Кубке мира она хоть и проиграла одну встречу, но со времени Игр-2012 я впервые увидел ту Наташу, которую хочу видеть на ковре. Когда человек очень легко восходит на свой первый Олимп, особенно если там еще все благоприятно складывается, вплоть до мелочей, ему невольно начинает казаться, что это действительно легко и просто. Но потом неизменно наступает состояние «А наутро мы проснулись». И начинает доходить, что соперницы настраиваются на тебя уже не как на вчерашнюю юниорку, а выходят на ковер рвать тебя в клочья. Кому ж не хочется «порвать» олимпийскую чемпионку? Да еще и красотку?

И Наташа, столкнувшись со всеми этими вызовами и жесткой агрессией по отношению к себе в каждой схватке, немножко растерялась.

– Спортсмену всегда нужно время, чтобы понять, что новый статус – не такая уж простая ноша. Жить с которой предстоит всю оставшуюся жизнь.

– Главная сложность не в том, чтобы понять и привыкнуть. А в том, чтобы, понимая все это, начать все сначала. Усиливать сильные стороны, устранять недостатки. Для этого тоже требуется большое мужество. Осознанное. Идти второй раз по одному и тому же пути намного сложнее. Но все возможности для этого у Наташи есть.

– Если нынешнее состояние всех трех сборных по борьбе сравнить с тем, что было за год до лондонских Игр, изменения велики?

– Не берусь сравнивать, но скажу, что в каждой весовой категории у нас есть хорошая конкуренция. Дается это непросто. Я постоянно пытаюсь анализировать на бумаге, что происходит в стране с борьбой, некоторые цифры, прямо скажу, удручают.

– Что вам дает этот анализ, кроме испорченного настроения?

– Становится проще разговаривать с людьми. А им становится сложнее разводить демагогию. Сегодня, к сожалению, достаточно многие позиции занимают именно демагоги. А в результате приводят то дело, которым занимаются, к краху, не неся за это абсолютно никакой ответственности.

Приведу маленький пример. Омская область в 1988 году дала шесть кандидатов в олимпийскую сборную и двух участников – Владимира Попова и Александра Игнатенко. Сегодня же из этой области на чемпионат России попадает один человек. Или возьмем Пермский край, где выросли и призер Игр в Атланте Александр Третьяков, и чемпион Европы Игорь Чучумов – тоже один человек на чемпионате России. И это при том, что руководители регионов – самозабвенно влюбленные в спорт люди, готовые помогать спорту всем, чем можно. Просто абсолютно бессмысленно помогать тому, кто не хочет и не умеет работать.

– Насколько жестко вы подходите к селекции тренеров для борцовских сборных?

– Знаете, мне очень нравится выражение Сан Саныча Карелина «продукт среды». В советские времена люди в спорте и интриговали, и гадости друг другу делали – все это было. Но в итоге среда все равно выталкивала наверх наиболее профессиональных и конкурентоспособных людей. За которыми стояли целые школы учеников и последователей. Сейчас такой конкурентной среды к сожалению нет. Мы просто собрали всех тех, кто хочет работать. Но дефицит испытываем страшный.

Хотя могу с определенной гордостью сказать: если те спортсмены, которые сейчас собраны в сборной, сумеют осознанно и требовательно по отношению к себе провести то время, что осталось до Олимпийских игр, мы будем способны бороться за медали в большинстве весовых категорий. У нас появилось сразу несколько совершенно уникальных спортсменов.

– В чем выражается эта уникальность?

– В том, какие у людей приоритеты, как они отдается работе, насколько уверены в своих силах и беспощадны к себе в тренировках. Все это и дает возможность побеждать. За всю свою жизнь в спорте я не знаю примеров, чтобы успеха добивались спортсмены, которых приходилось заставлять работать. Понятное дело, что периоды слабости или лени случаются у всех, но как раз в таких ситуациях и нужен тренер.

– А если тренер – либерал?

– Не бывает успешных главных тренеров – либералов. Как только главный тренер начинает устраивать всех, от него немедленно нужно избавляться. Когда же тренер – личность, его и любишь, и ненавидишь, и уважаешь, и боишься. Такими были тренеры, которые воспитывали нас. Думаете, мне доставляло много радости, когда на сборах в Кисловодске на высоте 1200 метров в шесть утра при температуре минус 10 нужно было делать зарядку или бегать на Большое Седло? Или может нашим тренерам доставляло удовольствие ходить по комнатам и вытряхивать нас чуть свет из-под одеяла? Конечно, нет. Понятно, что мы и злились на них, и ненавидели порой, но чувство благодарности осталось на всю жизнь. Потому что именно благодаря им мы стали теми, кем стали.