Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В средние века его, несомненно, попытались бы сжечь на костре. За колдовство. Иначе чем объяснить, что для всех без исключения мальчишек с того самого момента, как они впервые переступали порог его спортивного зала, переставали существовать всякие иные авторитеты, включая родителей: «Семеныч сказал…».

Именно ему, Семенычу (по-другому его, похоже, в борцовских кругах не величает никто), спортивный мир обязан появлением олимпийского чемпиона Михаила Мамиашвили. Клянусь, никогда бы в это не поверила (ну до какого уровня может довести малолетнего пацана детский тренер в Богом забытом Конотопе?), если бы не видела по-детски абсолютно счастливые глаза ныне главного тренера сборной Михаила Геразиевича, опоздавшего однажды на интервью: «Извините, машину тренеру покупал. В подарок».

Правда, увидев Семеныча «живьем», я слегка растерялась. Он же, видимо, почувствовав это, улыбнулся:

- Меня когда люди впервые видят, то, бывает, спрашивают: «Ты когда из зоны вышел?» А я там и не был никогда. Внешность хулиганская - так я хулиганом всегда и считался.

- Как же это сочетается: хулиган - и детский тренер с тридцатилетним стажем?

- Я, честно говоря, никогда не думал, что стану тренером. После войны, когда отец погиб, мама осталась с семью детьми, я - самый малыш, семи лет не было. Подрос - пошел работать. На стройке кирпичи таскал. А в школе рабочей молодежи выучился на слесаря. И мечтал стать слесарем шестого разряда.

- Почему шестого?

- В моем представлении тогда это означала верх материального благополучия.

- И как же в эту жизнь вписывался спорт?

- По-настоящему я стал заниматься борьбой в армии. Там же выполнил норматив мастера спорта. И, естественно, поступил в институт физкультуры.

- Никогда не жалели, что вместо слесаря из вас получился тренер?

- Когда я начала работать, то иногда думал о том, что на стройке - среди кирпичей и раствора - мне было гораздо легче и понятнее. Но вдруг увидел, что ребята, которые стали у меня заниматься, каждый раз приводят с собой новичков. А те, в свою очередь, других С первоклассниками какая работа? Приходил в зал и играл с ними в «Гуси-лебеди», сказки рассказывал, домой к себе водил - подкормить. Жена даже привыкла, что дома всегда по 15-20 малышей крутятся. И они мне верили настолько, что беспрекословно шли на любую нагрузку.

- Но это же безумно трудно - быть Богом и ежесекундно чувствовать, что не имеешь права ни на йоту отступить от того образа, который создался в умах ваших мальчишек!

- Я просто всегда был с ними честен. Ведь когда откровенность в отношениях доходит до того, что мальчишка-первоклассник начинает рассказывать, как и когда он пробовал курить, то очень хорошо понимаешь, что он станет таким, каким ты сам его воспитаешь. Человеком или мерзавцем. Каким бы парень ни был хулиганом, я всегда учу его чувствовать ту границу, за которую нельзя заступать. Но никогда не прощаю обмана. Даже нечаянного. Честь должна быть в человеке превыше всего. Только тогда он - человек.

- Да, но один из ваших учеников, показывая снимок молодежной сборной давних времен, комментировал его так: этот - убит, этот - тоже, этот - сидит в тюрьме. Страшная картина. Может, виновата борьба?

- За своих учеников - а у меня только мастеров спорта было более двухсот - я спокоен. Знаете, многие ведь до сих пор приезжают ко мне. Поговорить за жизнь, посоветоваться. Хотя после меня у них и тренеры, бывало, не раз менялись. Да и ко мне как к тренеру из руководства серьезно мало кто относился - инвалид, мол, да еще чего-то хочет.

- В начале семидесятых я болел очень - гнойный абсцесс головного и спинного мозга. Врач, который меня осматривал, родным сразу сказал, что можно сделать операцию, но надеяться на выздоровление бессмысленно. В лучшем случае один процент из ста. И что даже в случае удачного исхода операции я, скорее всего, останусь калекой с полной потерей памяти. Так оно и случилось. Операция шла 12 часов, а когда через несколько дней я пришел в себя, то не узнавал никого и ничего. Хлеб приносят - понимаю, что это еда, а как называется - вспомнить не могу. И так - почти месяц. А перед выпиской врач мне и говорит: может, стишок какой помнишь? Я вдруг ему и выдал частушку полуцензурную. Так меня и отпустили с инвалидностью второй группы и вердиктом: «говорить будет». А потом я узнал, что за это время меня с работы успели уволить якобы «по собственному желанию». Правда, в тот момент я о работе и не думал. С трехлетней дочкой буквы и цифры все заново учил, а ребята мои за меня контрольные институтские писали - мне и оставалось-то госэкзамены сдать.

- Но ведь это было абсолютно нереально!

- Как выяснилось, да. К экзамену по физиологии я смог выучить только один вопрос - кровообращение. Месяц сам себя натаскивал. Билет, естественно, попался совершенно другой, я его ладонью закрыл - и отвечать. Отбарабанил все, как стихотворение. Вот тут-то у меня билет и попросили. И влепили двойку. А когда я приехал домой, то вдруг совершенно ясно понял: я - нищий. И пошел в грузчики - дочку-то растить надо.

…Если и допустить, что в этой жизни есть счастливчики - от Бога - так Семеныча я, не задумываясь, причислила бы к их числу. Несмотря на то, что он сам в Бога-то и не верил никогда. Хоть малышом и бил поклоны по бабкиному настоянию, стоя на коленях на глиняном мазаном полу. Но чем, как не вмешательством свыше, объяснить то, что память к нему вернулась в одну ночь - таблицей умножения. И что незадолго до этого физрук одной из конотопских бурс доверил ему ключи от пустующего вечерами школьного зала, куда сразу же по старой памяти набежали не нужные никому мальчишки. И что именно в эту, первую группу попал Мамиашвили…

- У вас есть любимый ученик?

- Нет. И не будет, наверное, никогда. Они все - дети. Мои дети. А любовь чрезмерная - она очень легко человека испортить может. Эгоистом сделать, подлецом.

- Неужели вам никогда не было обидно, что вы находите парня, воспитываете его, учите бороться, побеждать, а он рано или поздно уезжает в город покрупнее, и вы остаетесь «всего-навсего» первым тренером. Даже за границу с ним ездят другие. Ведь того же Мамиашвили, насколько я знаю, вы сами отправили из Конотопа в Москву - учиться.

- Я же думал о нем, а не о себе. Когда Миша стал чемпионом Украины, я все пороги у спортивного начальства обил, просил: возьмите парня в Днепропетровск или еще куда. У нас-то условия какие? А мне ответили, что Миша, мол, не нужен. А через некоторое время я увидел в газете объявление, что в Москве «Трудовые резервы» объявляют набор в ПТУ борцов классического стиля. Я тут же билет купил, и мы вдвоем поехали. Приезжаем, а экзамены уже закончены - комиссия дверь на замок закрывает. У меня мысль одна только была - слезы сдержать, чтобы Мишка не увидел. И в этот момент вдруг одна из экзаменаторов ломает каблук.

- Могу представить, что при этом чувствует женщина.

- Я и сам увидел, что она растерялась, чуть не плачет, сапожок с нее сорвал, гвоздь прямо из оконной рамы выдрал, распрямил на подоконнике, приколотил этот каблук, как полагается. Тут она и спросила, что мы в пустом коридоре делаем. Короче, побежала, вернула какого-то преподавателя, борца нашли - мастера спорта и килограммов на пять тяжелее, чем мой Мишка. И говорят: удержит его Мишка на мосту минуту - считай, принят. Но я-то знаю, что сейчас этот бугай Мишку, как птенца, разделает. Стою и с ужасом чувствую, что у меня слезы-таки потекли. А Мишка мне: «Семеныч, удержу». Дальше что было - не помню. И вдруг, смотрю парень тот на «мосту» синеть начал. Дома-то, на Украине, у нас дважды было так, что от мишкиных захватов соперники начинали отключаться и засыпать. И все судьи знали, что в этом случае надо срочно останавливать схватку. А этим, видно, интересно стало, чем дело кончится. В общем, когда парня из-под Мишки вытащили, он и сам никак сообразить не мог, что с ним было. Сколько, спрашивает, я спал?

- Прямо сказка со счастливым концом!

- Это сейчас так все видится. А тогда я просто не знал, как Мишу убедить в Москве остаться. Чувствовал по письмам, что тяжело ему, рвался бросить все и домой уехать. А потом вдруг написал: «Семеныч, я из кожи лезть буду, но заставлю всех уважать тебя как тренера».

- Сколько же у вас должно быть завистников! Посмотреть со стороны - повезло человеку: попался среди мальчишек Мамиашвили - и вроде тренерской заслуги вашей лично в том никакой и нет. Ведь наверняка приходилось слышать и такое?

- Конечно. Чемпионом-то он уже в Москве стал. А потом вроде как вдруг стал мастером спорта международного класса его родной брат, Виктор. Выиграл чемпионат страны, Спартакиаду. А в 1991 году мастерами у меня стали сразу девять человек. Правда, я как получал 96 рублей в месяц, когда только работать начал, так и получал. Да еще Мише, когда тот учился, каждый месяц в Москву червонец высылал. И, не поверите, - первую премию за выигранный Мишкой чемпионат мира - 700 рублей - в руки взял, а заставить себя их потратить не могу: деньги-то совершенно невообразимые! Мишка, помню смеялся, когда я посетовал, что за границей ни раз не был: «Семеныч, ты - счастливый человек: даже не подозреваешь, насколько плохо мы живем».

- Ну а сейчас? Неужели вы никогда не задумываетесь о том, что в наше время есть множество гораздо более легких способов заработать деньги, нежели возиться с малышами, из которых, еще неизвестно, получатся чемпионы или нет.