Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Поражение в финале четвертых для себя Олимпийских игр от американца Рулона Гарднера Карелин воспринял настолько болезненно, что, скрывшись от любопытных и сочувствующих в олимпийской деревне, при первой оказии покинул и ее. Не мог заставить себя нести свою личную скорбь на общий российский праздник, бушевавший в расположении сборной в последние дни соревнований. Его, как героя, встретили дома, в Новосибирске, но и оттуда Карелин уехал при первой же возможности. В Омск. Официально - чтобы заняться подготовкой традиционного борцовского турнира своего имени. На самом деле - чтобы спрятаться от массового сочувствия земляков.

Борец не появился на правительственном приеме в Кремле. Его было невозможно разыскать ни по одному из множества московских и новосибирских телефонов. Страна уже оправилась от шока, вызванного его поражением, он же продолжал по-мужски, в одиночку переживать наиболее тяжелую из всех пережитых когда-либо жизненных ситуаций - всеобщее сострадание.

И вдруг - неожиданная встреча в Москве - на чествовании героев Сиднея в федеральной службе налоговой полиции России.

- Не думала, что увижу вас здесь.

- Я офицер, - пожал плечами Карелин. - Полковник. И когда меня приглашает к себе генерал, далек от мысли, что могу от такого приглашения отказаться.

На встрече, куда директор ФСН генерал-полковник Вячеслав Солтаганов пригласил всех олимпийцев, имеющих, по долгу службы, отношение к налоговой полиции, борец по обыкновению каламбурил, подшучивал над коллегами-спортсменами («Не ходите, ребята, на четвертую Олимпиаду...»), в общем, ничем не отличался от привычного Карелин. Но, услышав мою просьбу найти час для спокойного разговора, мгновенно напрягся: «Зачем?».

- А сами не догадываетесь?

Карелин молчал, думая о чем-то своем. И, наконец, кивнул головой:

- Поехали. Пообедаем и поговорим. Хотя я бы предпочел просто пообедать. Думаю, вы и сами это понимаете.

- Понимаю. Честно вам скажу, чувствую сейчас себя не лучшим образом, вынуждая вас говорить о поражении вслух. Извините. Но поймите и вы: по роду своей деятельности я обязана задать вам некоторые вопросы. В том числе и те, на которые сама знаю ответ.

- Поэтому я и считаю возможным для себя ответить вам - как профессионал профессионалу.

- Спасибо. Но ведь с точки зрения профессионала, вы давным давно должны были понять, что спорт есть спорт. Что случиться в нем может все, что угодно. И быть готовым.

- Я еще до Игр в Атланте понимал, что иду по очень тонкому лезвию. Что лидерство - весьма относительное понятие. К сожалению, я просто человек. Поэтому и не смог быть готовым ко всему. Тем более, к тому, что случилось в Сиднее.

- Насколько спокойно вы чувствовали себя перед финальной схваткой?

- Настолько спокойно, что проиграл. Предательская мыслишка, что это - последняя схватка в карьере, все-таки сыграла свою роль. Была какая-то пустота. Внутренняя. Полное отсутствие эмоций. За все соревнования ни разу не разозлился.

- Но ведь предварительные схватки проходили нормально?

- Без должного накала. Просто там ошибались соперники. А в финале ошибся я сам. И переломить ход поединка уже не смог. Хотя, поверьте, очень старался.

- А в чем вы ошиблись?

- Слишком легко подошел к финалу.

- И, видимо, недооценили соперника?

- Нет, к соперникам я как раз всегда отношусь с должным уважением. Вероломства такого не ожидал.

- От собственного организма. Ведь что бы сейчас не говорили, проиграл я сам, а не кто другой. Теоретически я мог разозлиться, что-то успеть сделать, но...не смог.

- Когда вы сами поняли, что схватка проиграна?

- Когда американцу руку подняли.

- Неправда. Вы перестали бороться секунд за пять до сирены. Или этот момент вы не помните?

- Я все моменты слишком хорошо помню.

- Можете попытаться сформулировать, что чувствовали, проиграв?

- Что я проиграл.

- Со стороны вы выглядели человеком, который в течение девяти минут проиграл не просто схватку, а всю жизнь. Поставил на карту все - и в одночасье всего лишился.

- А я так и сделал. Не только свое проиграл, но и ожидания болельщиков. Не знаю уж, тысяч или миллионов. Подвел. Чувство было одно: что я всех предал. Я же никогда в жизни не проигрывал иностранцу.

- Для вас на самом деле имело значение кому проиграть?

- Огромное. Мне было бы легче проиграть своему. Кому угодно. Но не американцу. Потому что считаю себя представителем самой сильной борцовской страны мира. Ну и честолюбие, соответственно...

- Думаете, у американцев честолюбия меньше?

- Не знаю. Никогда не был американцем. И говорю сейчас только то, что чувствую сам.

- По вашим ощущениям, судейство финальной схватки было справедливым?

- Какая сейчас разница, что справедливо, а что нет. Я не выиграл. Значит - проиграл. Ну, цеплял меня американец за ноги. Так что с того? Меня всю жизнь цепляли. Все эти разговоры о справедливости - в пользу бедных.

- Насколько случайными вообще могут быть с вашей точки зрения олимпийские победы или поражения?

- На Олимпиадах процент случайности крайне низок. Просто на любых других соревнованиях первостепенна готовность к выступлению. А на Играх появляется слишком много иных факторов. Даже нахождение в олимпийской деревне само по себе испытание.

- Получается, вы просто перегорели?

- Нет, я говорю сейчас в общем. Меня это в меньшей степени коснулось. Сильнее влияло на психику то, что вся российская команда начала Игры не лучшим образом. Это давило на каждого спортсмена, тренера, - на всех. Даже на тех, кто просто смотрел Игры, как зритель. Я, конечно, делал вид, что мне все равно, но легче от этого не становилось.

- Почему вы не пришли на пресс-конференцию после финала?

- Но есть ведь определенный протокол.

- Вот на это мне было тогда наплевать. Что я мог в тот момент? Сидеть рядом с чемпионом и плакать, как плакали рядом со мной Томас Юханссон в Барселоне и Мэтт Гаффари в Атланте? Нет уж, увольте. Мне было просто стыдно смотреть в глаза людям, которые в меня верили.

- Тренеры российской сборной что-нибудь говорили вам после схватки?

- Ничего. Только мой - Виктор Михайлович Кузнецов - пытался как-то утешить: мол, ну и слава Богу, что все закончилось. Никто не умер. А у самого руки - холодные, как лед...

- Мысль о том, что вы выступаете не только за себя, а как бы за всю страну и обязаны оправдать чьи-то ожидания, давила сильно?

- Давило другое. Когда уже в Москву вернулся и газеты почитал - что про меня пишут.

- Сами же знаете, всегда существуют люди, которые готовы искренне радоваться чужим неудачам.

- Думал я как раз не о них, а о тех, кто искренне переживал за меня. Очень реально ведь представляю, как многих огорчил на самом деле. Мне даже приятель сказал: «Ты, Саня, не спортсмен, а драматург - пол-России плакать заставил». Или скажете не так все было? Если бы поражение касалось одного меня - давно уже плюнул бы и из головы выбросил.

- Что вы собираетесь делать дальше?

- Бороться уже не буду.

- Это - окончательное решение?

- Да. Я слишком хорошо понял, что нельзя выступать на одной дисциплине, которая не подкреплена работой и, соответственно, уверенностью. Потому что есть команда. Я не имею права подводить людей, которые будут на меня рассчитывать.

- Но ведь теоретически рассуждая, вы продолжаете оставаться сильнейшим борцом России.

- Теоретически. Там, где больше всего было нужно это доказать, я не смог.

- Получается, поражение настолько подорвало вашу веру в себя?

- Дело не в этом. Просто я готовился к этой Олимпиаде, как к последней, зная, что после нее уйду из спорта совсем. И сейчас не вижу достаточных причин для того, чтобы поменять свое решение. Это - во-первых. А во-вторых, у нас сейчас нет проблем со скамейкой. Есть ребята, у которых на чемпионатах России я два года подряд выигрывал с большим трудом. Так что - все. Займусь парламентской деятельностью.

- Она вам по-прежнему интересна?

- Вы считаете, что с декабря мы стали жить лучше?

- А вы считаете, что можете что-то в этом изменить?

- О тренерской работе вы не помышляли?

- Чему я могу сейчас научить? Как проигрывать американцу на Олимпийских играх?

- Заставляете меня снова напомнить вам, что профессионал обязан отдавать себе отчет в том, что есть правила игры. Которые включают в себя и вероятность поражения. И воспринимать их философски.

- Уверяю вас, я так к этому и отношусь. И далек от мысли наложить на себя руки или уйти в монастырь.

- Чем сейчас занят ваш день?

- Пока трудно ответить. Я ведь довольно поздно прилетел из Австралии - была, к счастью, возможность остаться там на некоторое время - и не в деревне. Сейчас вот организацией турнира занимаюсь. Как говорится, промоушеном. Выступал в Омске перед тренерами, был на телевидении, на прямой линии в газете. Рассказывал о своем бездарном выступлении на Олимпийских играх...

- Может быть, довольно самобичевания?

- Не могу отделаться от ощущения, что подвел людей. Все ведь готовились встречать меня с золотом. А тут даже сын спросил: «Медаль белая? Белые нам не нужны...».

- Я заметила, кстати, что у многих проигравших в Сиднее, поражение вызвало дикое желание отыграться. Александр Попов сказал, что будет плавать еще два года, Андрей Чемеркин - что не уйдет из штанги, пока не возьмет 272,5 килограммов - тот самый вес, который не покорился ему в последней попытке...Может быть это только эмоции, но думаю и вы отдаете себе отчет в том, что при желании способны порвать всех соперников в мелкие клочья на ближайшем чемпионате мира.

- Что такое чемпионат мира в сравнении с Олимпиадой?

- Ну, в общем-то, несопоставимые соревнования.