|
|
|
|
|
|||
У меня всегда вызывала сомнение весьма распространенная аксиома нашей педагогики, которая гласит, что педагог, учитель, тренер и т.д. должен ко всем своим ученикам относиться одинаково. На такое, по-моему, способен только робот, полостью лишенный человеческих чувств и эмоций. Одинаковым может быть уровень требований - с этим я согласен. Более того, чем симпатичнее тебе человек, тем выше требования, которые ты к нему предъявляешь. К тому же нельзя забывать, что не только я влиял на своих подопечных, но и каждый из них оказывал воздействие на меня. Ведь все эти ребята для меня не только «объекты для воспитания», а партнеры, общаясь с которыми я сам все время изменялся. С одним я один, с другим - другой. Кого-то ты обязательно выделяешь из всей компании, кому-то больше доверяешь, кого-то больше любишь, с кем-то больше считаешься. Это происходит вне зависимости от моей воли, моих желаний... Уверен: если тренер способен внушить своим ученикам уважение и чувство привязанности, то они будут стараться попасть в число его «любимчиков», будут стараться развить в себе те качества, которые их наставник; ценит больше всего. Таким образом, у ребят появляется дополнительный мотив, заставляющий их целеустремлениее тренироваться, более четкими становятся нравственные ориентиры, в соответствии с которыми они определяют свое повседневное поведение. Поэтому мне, например, кажется вполне естественным то, что у руководителя команды есть «любимчики» - и среди тренеров, и среди спортсменов. И хотя я стремился всегда оставаться рассудительным и логичным, порой все же принимаю решения под влиянием чувства, под влиянием того, приятен ли мне тот или иной человек или нет. Разумеется, во всяком таком решении есть свои «за» и «против». Но я уверен, что «за» все-таки больше... В сборной команде хорошо знали, кто мои «любимчики» - это Лина Качюшите и Оля Клевакина, Андрей Крылов и Владимир Сальников... Среди них есть и выдающиеся спортсмены, и такие, которые никогда не побеждали ни на олимпиадах, ни на чемпионатах мира. Но все они отличаются высочайшей порядочностью, самоотверженностью в тренировках и такими ценнейшими достоинствами, как доброта, честность, искренность... Мое отношение к «любимчикам» не раз давало основания кое-кому утверждать, что я необъективно хорошо отношусь к такому-то и такому-то. В какой-то степени они правы. Я и в самом деле способен па необъективно хорошее отношение к людям, заставившим меня поверить в их высокую человеческую ценность. Но думаю, что с чистой совестью могу сказать: я никогда и ни к кому не относился необъективно плохо... Тренер, по-моему, имеет право не скрывать, что кого-то он ценит больше других, что кому-то он благодарен просто за то, что этот человек существует на свете. И здесь я хочу рассказать о спортсменке, которую считаю лучшей за всю историю нашего плавания и которая навсегда останется в числе моих «любимчиков», - о Лине Качюшите. Лина пришла в сборную команду в конце 1977 года. Тогда в нашем женском брассе сложилась трудная ситуация. Оставили большой спорт призеры Олимпийских игр в Монреале Марина Юрченя и Люба Русанова, завершила свою карьеру олимпийская чемпионка Марина Кошевая. В это время взошла звезда Юли Богдановой. Эта девочка выигрывала турнир за турниром, в 13 лет она стала заслуженным мастером спорта. Однако ее победы заставляли нас ощутить не только радость. Демонстративно ничего не делая на тренировках, Юля тем не менее легко побеждала всех за счет природного таланта. Нетрудно представить, как это действовало на ее подруг по сборной. Первым международным стартом Богдановой был чемпионат Европы 1977 года в Иёнчепинге (Швеция). Тогда Юля без всякого труда расправилась с лучшими брассистками Европы. Поражало не только время, по казанное ею на двухсотметровке, а то, как она все это проделала. После старта Богданова спокойно отпустила конкуренток больше чем на 6 метров, а затем на последней четверти дистанции играючи обошла их. Неуязвимость Богдановой снижала интерес к женскому брассу - ведь всем было ясно: раз в соревнованиях участвует Юля, значит, победит именно она. И однажды я сказал на тренерском совете: - До тех пор, пока мы не найдем соперницу Юле Богдановой, я не смогу спокойно спать. Надеюсь, что и вы, тренеры, тоже спать не будете. Через полтора месяца после этого звонит мне ночью Борис Зенов и спрашивает: - Сергей Михайлович, вы спите? - Я же сказал, что не могу спать, пока... - Так теперь вы можете спать спокойно. Я говорю: - Как же зовут мое спокойствие? - Ваше спокойствие, Сергей Михайлович, зовут Лина Качюшите. Ну я посмеялся, дескать, пошутил Боря. А через пару месяцев встретился с новой ученицей Зенова на каких-то соревнованиях. Да, действительно хорошая девочка, но ничего сверхъестественного. Подхожу к Зенову, спрашиваю: «Так ты, Боба, в самом деле пошутил тогда?» - «Нет», - говорит. Без тени улыбки. А это был 1978 год, мы должны были одновременно выставить две команды: одну - на юниорский чемпионат Европы, другую - на первенство мира среди взрослых. И я предложил: пусть на юниорский чемпионат едет Лина Качюшите, а на первенстве мира выступят Юля Богданова и Марина Кошевая. Не прошло и двадцати минут, как подходит ко мне Зенов и говорит: - Сергей Михайлович, переговорите, пожалуйста, сами с Качюшите. - А в чем дело? - Она мне сказала: «Я поеду на первенство мира, а на чемпионат Европы среди девушек пусть едет сам Сергей Михайлович». Я удивился, услышав такое. На Лину, очень выдержанную, воспитанную девочку, это было совершенно непохоже. Но раз она так заявляет, значит... Значит, мне есть надчем поразмыслить. - Ну, - говорю, - раз вы так ставите вопрос, давайте пошлем на юниорский чемпионат Светлану Варганову (она, кстати, и выиграла тогда этот турнир), а на первенство мира пусть едут Богданова и Качюшите. И Кошевую возьмем - запасной. В последний день перед отлетом Зенов подводит ко мне Качюшите и говорит: - Сергей Михайлович, я передаю вам Лину Качюшите, чемпионку мира 1978 года. Я, естественно, смотрю на него с недоумением. - И если вы не сделаете грубых ошибок, - продолжает Зенов, - она завоюет золотую медаль. - И это ты говоришь мне в присутствии живой Юли Богдановой? - Да. - Но ведь Богданова проплывет 200 метров за 2 минуты 32 секунды! - Тогда мы проплывем за 2.31,5, - произносит Зенов. - Да, Лина? - Да, Борис Дмитриевич. Приезжаем на первенство мира. И в предварительном заплыве Лина Качюшите - небывалый случай! - устанавливает мировой рекорд. А затем в финале превышает собственное достижение и выигрывает «золото». Богданова проплыла в финале за 2.32,69. Качюшите - за 2.31,42 - на 8 сотых секунды быстрее результата, который предсказал Зенов. А через год в Дрездене на матче СССР - ГДР Качюшите установила феноменальный мировой рекорд на этой дистанцни - 2.28,36! Это вызвало восторг у всех, кроме Зенова. Когда Лина вылезла из воды, Зенов отвел ее в сторону и начал ей выговаривать: «Как же так? Если бы ты проплыла первую сотню за 1.15, а вторую - за 1.13, это было бы хорошо, а ты проплыла первые сто метров за 1.11 а последующие - за 1.17. Какое же это плавание?» На Играх Олимпиады в Москве Юля Богданова выступала не лучшим образом, сумев занять на 200-метровой дистанции лишь третье место. А основная борьба здесь разгорелась между Линой Качюшите и Светланой Варгановой. От пловцов часто можно услышать, что главное в их любимом виде спорта - уметь терпеть. Так вот, Лина Качюшите - это чемпион терпения... Уже за два месяца до Игр Олимпиады в Москве было видно, что Светлана Варганова исключительно сильна. Ну а поскольку мы так же, как и Лину, настраивали ее на борьбу за первое место, то я не раз терпеливо объяснял Светлане: - Твоя главная конкурентка - Лина Качюшите. Ее достоинство в том, что на последних пятидесяти метрах она может сделать все, что угодно. Поэтому ты должна особое внимание обратить на эти полсотни. И помни: отличный финиш рождается не на водной дорожке, а в спортивном зале. Поэтому-то я и говорю тебе: когда ты пересиливаешь себя, заставляя себя заниматься силовой подготовкой на пределе возможного, ты работаешь на последний «полтинник». Но Варгановой было скучно заниматься в зале. И, помимо всего прочего, она была абсолютно уверена в своих силах... И вот финальный заплыв. Перед стартом Зенов сказал: - Лина, что бы ни делала Варганова, как бы ни уходила вперед, ты должна плыть в своем темпе. Первые полторы сотни ты обязана преодолеть за 1.53. Тогда ты будешь олимпийской чемпионкой. Если же не выдержишь и бросишься в погоню - ты проиграла. Скорость у Варгановой сейчас выше, чем у тебя, ты все равно ее не достанешь. Старт. Варганова сразу уходит далеко вперед. Позади три четверти дистанции. Светлана опережает Лину на 5 метров. Все вроде бы ясно, ни у кого нет никаких вопросов. В этот момент только три человека были убеждены: олимпийское «золото» достанется Лине Качюшите. Это была сама Лина, это был Зенов и я. Почему мы в нее верили? Потому что она проплыла 150 метров ровно за 1.53. И мы знали: сейчас она выполнит поворот и «нарисует» всем: «Счастливо оставаться!» Лина повернулась и устремилась к финишу. Варганова же, вместо того чтобы собраться, позволила себе чуть-чуть расслабиться, ощутив себя олимпийской чемпионкой. Это было видно по тому, как она плывет: вот, мол, смотрите, как финиширует победительница Олимпиады... И в последний, крошечный микромиг Качюшите ее обогнала. Уверен, если бы не было электронной аппаратуры, победу отдали бы Варгановой. Потому что внешне все это смотрелось как ее выигрыш. Она все время была впереди, она первой бросила руки на стенку бассейна, но Качюшите успела опередить ее в этом движении. Разница составила семь сотых секунды. Именно они определили, кто есть кто. Одна, Лина Качюшите - олимпийская чемпионка, другая, Светлана Варганова, - серебряный призер. Лина Качюшите - студентка Вильнюсского педагогического института, ее будущая профессия - учитель географии и физкультуры. Сразу же после Московских игр ей пришлось всерьез заняться учебой, чтобы наверстать упущенное во время подготовки к Олимпиаде. Мы решили, что в течение зимы она стартовать не будет, а летом выступит на Универсиаде в Румынии. Все так и произошло, и Лина одержала очередную победу. Вскоре Качюшите ушла от Зенова к другому тренеру, Марине Амировой. Я спросил Лину: - Почему ты так поступила? - Сергей Михайлович, у Зенова сейчас неважно со здоровьем. И больше всего в этом виновата я: сколько ему пришлось волноваться из-за меня на Олимпиаде! А если я и теперь буду тренироваться у Бориса Дмитриевича, но не смогу выполнить все, что он потребует, боюсь, доведу его до серьезной болезни... Я часто вспоминаю Лину Качюшите, вспоминаю, как она побеждает, как играет в футбол, как до изнеможения трудится на тренировках. Я не видел, как ее встречали в Вильнюсе после победы на чемпионате мира 1978 года, но представляю все так ярко, будто сам при этом присутствовал... Шел футбольный матч. В перерыве на беговую дорожку уложили ковер, и по нему совершила круг почета Лина Качюшите. Сорок тысяч зрителей бросали ей под ноги цветы, а сзади шел оркестр, и трубная медь плыла над стадионом... Когда я узнал об этом, я бросился к телефону и позвонил Зигмантасу Мотекайтису, председателю Спорткомитета Литвы, и сказал ему: - Не знаю, как вас благодарить. Я ваш должник всю жизнь. - А разве мы могли сделать иначе? - ответил он, Ведь Лина Качюшите - первая чемпионка мира по плаванию в Литве... Через два года эта девочка стала олимпийской чемпионкой, та самая Лина Качюшите, которая как-то сказала мне, что может плавать только в бассейне и никогда не купается в море, поскольку испытывает необъяснимый страх перед водой... Мои «любимчики» - это, как правило, спортсмены которых я бы назвал бойцами высшей, с моей точки зрения, эстафетной пробы. Выходя на старт, они не гадают, «светит им или не светит». С необычайной остротой ощущают себя частицей единого целого - они способны превзойти самих себя, способны вершить невозможное, сражаясь за общий успех, смотришь, на этих ребят и ощущаешь: близость товар многократно умножает их силы. Таких бойцов в команде немного. 3-4 человека это люди, которые своим исключительно развитым чувством товарищества, спортивного братства, на грани с героизмом, оказывают необычайно сильное влияние, моральный климат в команде и, в конечном счет боеспособность. Вспоминаю розыгрыш Кубка Европы 1977 когда Крылов уже выиграл одну золотую медаль, эстафета, а у Андрея вдруг совершенно неожиданно выявляется воспаление лимфатических узлов под мышкой. Я думаю, кого поставить вместо Крылова, а он подходит ко мне и говорит: - Не беспокоитесь, Сергей Михайлович, я поплыву завтра. - Ты что, с ума сошел? - Я не могу подвести ребят. - Но ведь должен же ты понимать, насколько это опасно для тебя... - Я понимаю. Но со мной они наверняка выиграют, а без меня могут остаться, без «золота». Поэтому я должен плыть. Андрей знал, что рискует собственным здоровьем. Но он думал только о товарищах, которые не жалели себя на тренировках, готовясь к этому старту, и которые своим талантом и трудолюбием заслужили право выступить здесь и бороться за первенство. И Крылов сделал то, что должен был сделать. Наша команда выиграла, и в этой победе была та справедливость трудного, очень трудного успеха, которая сообщает высокую нравственную красоту честному соперничеству атлетов... Крылов, по моему глубокому убеждению, - это необыкновенная личность. Рядом с ним ты и сам становишься другим, по-иному, то есть гораздо строже, оцениваешь свои поступки и свои слова. Монреаль. Последнее комсомольское собрание наших сборных команд, на котором присутствовало, наверное, не меньше шестисот человек... Накануне руководители делегации сказали мне: «Было бы неплохо, если бы и от пловцов кто-нибудь выступил», - «Хорошо, - ответил я. - Выступит наш капитан Андрей Крылов». После этого разговора я подошел к Крылову и попросил его зайти ко мне вечерком, чтобы обсудить его предстоящее выступление на комсомольском собрании. А он постоял несколько секунд молча и говорит мне: - Сергей Михайлович! А можно, я скажу то, что сам захочу сказать, без всякого предварительного обсуждения? - Конечно! И вот он вышел на трибуну и произнес свою памятную речь. Не помню ее дословно, а излагать словами не берусь. Но у меня навсегда осталось ощущение поразительной искренности, с которой он говорил. Андрей не давал громких обещаний разгромить соперников. От имени своих товарищей он дал клятву сохранить человеческое достоинство в борьбе, выступить с предельной самоотдачей, быть честным перед лицом своей совести... А потом ко мне подходили и подходили тренеры из других команд и с восторгом и завистью говорили: - Счастливый ты, Сергей Михайлович! Ну и капитан у тебя, ну и капитан... Крылов - это человек, на которого можно положиться всегда и во всем. Я уверен, что Андрей будет великолепным тренером, истинным воспитателем, а если жизнь от него потребует - проявит героизм в самом прямом смысле этого слова... В числе моих «любимчиков» и лучший спортсмен московской олимпиады Владимир Сальников. Да, он выдающийся, уникальный пловец, но меня трогают вовсе не его невероятные секунды. В каждом его поступке, в каждом слове - доброта. И не случайно все наши спортсменки считают его лучшим человеком на свете. Не потому, разумеется, что этот скромнейший человек покоритель женских сердец. Нет. Их, точно так же как и любого, кто знаком с Сальниковым, поражает в нем такое простое и такое драгоценное качество как внимание другому, ощущение человеческой ценностей каждого из нас... Помню, были мы на соревнованиях в Испании в Барселоне, и после соревнований зрительницы выстраивались в нескончаемую очередь, чтобы взять автограф и поцеловать Сальникова. И надо было видеть Сальникова в этот момент. Он готов был провалиться сквозь землю, и, по-моему, только привычка пловца терпеть и терпеть на дистанции, как бы трудна она ни была, помогла ему выдержать этот марафон восторгов и поздравлений... На Олимпиаде в Москве Игорь Кошкин лишь за пять минут до старта сообщил Сальникову график заплыва на дистанции 1500 метров вольным стилем. Только тогда Володя узнал, что финишировать он должен через 14 минут 57 секунд, побив мировой рекорд американца Брайана Гуделла. Гуделл установил свой рекорд - 15.02,40 - на Играх в Монреале. Сальников показал тогда пятый результат. Через два года Сальников завоевал две золотые медали на чемпионате мира в Западном Берлине, победив надистанциях 400 и 1500 метров. (Гуделл в этом первенстве не участвовал.) До начала Московской олимпиады Сальников трижды улучшал мировой рекорд на 400 метров и один раз - на восемьсот. И всякий раз после успеха советского пловца Гуделл присылал ему поздравительную телеграмму, делая одновременно заявление в прессе о том, что обязательно побьет рекорды Сальникова. Однако ему так и не удалось сдержать ни одного своего обещания. Трудно, конечно, гадать, как бы выступил Гуделл в Москве, прими американцы участие в Играх, однако за предолимпийское четырехлетие стайер из США не только не смог улучшить свое монреальское достижение, но ни разу даже не приблизился к нему. Другой лидер мирового плавания, бразилец Джон Мадруга, обещал выиграть у Сальникова очный спор в олимпийском бассейне и завоевать в Москве три золотые награды. Да и товарищи Сальникова по команде не собирались без борьбы отдавать ему первенство. Так что соперники у Сальникова были. Но только до старта. А один из главных претендентов на медали, Джон Мадруга, даже не попал в финал. Потом, после блистательной победы Сальникова в марафоне, все мы, и тренеры, и пловцы, задали ему десятки вопросов. Поэтому сегодня могу вмонтировать в свой рассказ о Сальникове отрывки из этих импровизированных интервью, которые он давал нам тогда. - Первую сотню я должен был проплыть за пятьдесят восемь с половиной секунд, чтобы, так сказать, раскрутиться, - вспоминал Сальников. - На этом отрезке каждый гребок чувствуется, каждый метр где-то внутри отдается... Потом я должен был чуть сбросить темп и проплыть четыре сотни по одной минуте и полсекунды. - Чаще всего я чувствую время, но иногда ощущения могут подвести. Поэтому после каждой сотни я, выходя из поворота, смотрел на секундомер. Это помогло мне выдержать ровный темп. - После тысячи метров я хотел начать ускоряться; как было предусмотрено графиком, - не получилось. Усталость... В глазах темно, все тело сдавило, а ноги просто отваливаются, как будто они свинцовые. В голове две мысли. Одна: «Выдержать это невозможно». И вторая: «Доплыву все-таки, еще чуть-чуть, скоро это кончится..» Я понял тогда, что могу упустить свой шанс, и заставил себя ускориться. Обычно четырнадцатая сотня бывает слабее предыдущих - какие-то силы оставляешь, чтобы сделать финиш. На этот раз я ничего на финиш не оставил, а финишировал трижды - на тринадцатой, на четырнадцатой и на пятнадцатой сотне. Как проплыл последнюю стометровку - не помню. Потом мне сказали: за пятьдесят восемь и двадцать семь, то есть быстрее, чем первую. Если бы мне пришлось проплыть еще пять метров, я наверное, утонул бы... (Это он сказал с улыбкой.) На тренировках он обычно что-нибудь напевает про себя. Иногда это современные мелодии, иногда старинные. Мне запомнились сказанные им однажды слова: «Когда удается представить себе, как звучит клавесин или орган, и поймать соответствие между собственным ритмом и музыкальным, - плыть намного легче...» - Скажи, пожалуйста, - спросил я однажды Сальникова, - чем ты недоволен в себе как в спортсмене? - Плохо прохожу повороты. Гуделл выполняет их лучше. Игорь Михайлович дает мне много специальных упражнений, однако до сих пор моя техника в этом движении оставляет желать лучшего. Может быть, потому я и не дотянул секунды до результата, который запланировал мой тренер. - Что хотелось бы преодолеть в себе как в человеке? - Скованность с незнакомыми людьми. - А какие достоинства ты в себе видишь? Сальников надолго задумался, а потом ответил, что, вряд ли обладает какими-то особыми достоинствами. Скромность Владимира нередко заставляет ошибаться в оценке его характера. Однажды, например, после психологического обследования пловцов сборной СССР специалисты, проводившие его, сделали относительно Сальникова такое заключение: «Требуется снизить робость и застенчивость, повысить решительность и смелость». Психологи опирались на чисто научные данные и в очередной раз заставили нас убедиться в том, что к «объективным» показателям следует относиться с большой осторожностью, поскольку невозможно с их помощью постичь всю сложность и неповторимость человеческого характера. Конечно же, этот вывод психологов, давших характеристику Сальникову, ни в малейшей степени не соответствует истине. Доказательство смелости и решительности, присущих Сальникову, - это то, что лучшие свои результаты он показывает только в турнирах самого высокого ранга. Слегка заниженная самооценка (ее-то порой и принимают за робость и застенчивость) требует от Сальникова постоянной компенсации в конкретных действиях В нем постоянно звучит - только не все могут это расслышать - мотив самоутверждения. Однако я уверен Сальников никогда не удовлетворится достигнутым, поскольку его самооценка растет медленнее, нежели его достижения и в спорте, и в овладении самыми разнообразными разными ценностями культуры. (Кстати сказать, настойчиво тренируясь, занимаясь в институте физкультуры Сальников ухитрился еще закончить двухгодичные курсы английского языка.) В неправдоподобной скромности Сальникова каждый из нас убеждался много раз. Приведу лишь один эпизод, рассказанный мне его близкими друзьями. Пловцы собрались на концерт. Купили билеты, но получилось так, что одного не хватило. - Мы пройдем по билетам, — обратились они к Сальникову, - а ты подойди к администратору и скажи, что ты олимпийский чемпион. Тебя пропустят. Сальников отказался. - Ну хорошо, ничего не говори. Мы все скажем за тебя. Учти, кстати, там будут исполняться произведения Баха и Вивальди. После этих слов Сальников согласился. Надвинул свою кепочку на лоб и сделал «значительное» лицо - Здравствуйте, - обратились к администратору его предприимчивые товарищи. - К нам в гости случайно приехал олимпийский чемпион Сальников. И надо же, его случайно заинтересовала программа вашего концерта... Разумеется, Сальникова тут же провели в зал. Но тот вечер не принес ему радости. «Все же было бы лучше, если бы я пришел туда в другой раз. По билету», - признался он потом. В начале двадцатых годов американский пловец Джонни Вейсмюллер впервые в мире «выплыл из минуты» на дистанции 100 метров вольным стилем. Результат Вейсмюллера называли фантастическим, а самого пловца - суперменом. Спустя несколько лет Вейсмюллер снялся в роли главного героя в многосерийном американском боевике «Тарзан», и миллионы кинозрителей готовы были поверить, что Вейсмюллер и в реальной жизни способен повторить свои экранные подвиги и ему, к примеру, ничего не стоит опередить крокодила на спринтерской дистанции. В 1980 году Владимир Сальников (рост 185 сантиметров, вес 71 килограмм) проплыл 15 стометровок подряд, затратив на каждую из них в среднем меньше минуты. Его рекорд, пожалуй, в большей степени, нежели достижение Вейсмюллера, достоин эпитета «фантастический». Однако никому из хорошо знающих Володю людей и в голову не придет назвать его суперменом. Игорь Михайлович Кошкин считает, что Сальников уступает своим конкурентам в двигательной одаренности, поскольку у него нет особой гибкости и природной быстроты. Зато есть другое: редкостная работоспособность, исполнительность, исключительная стойкость нервной системы. Сразу же после Московской олимпиады Кошкин заявил, что в ближайшие два года Сальников не раз улучшит свои результаты. И Володя подтвердил проницательность своего тренера, установив в 1982 году новые мировые рекорды на 400 (3.49,57), 800 (7.52,83) и 1500 (14.56,35) метров. ...Иногда мне кажется, что моральная несокрушимость Сальникова-спортсмена проистекает, как ни странно, из его уязвимости, даже ранимости, обостренного чувства человеческого достоинства, которое он обязан защищать и поддерживать, не давая себе ни малейшего послабления. Когда мы, тренеры, разговариваем между собой, то оценивая спортсмена, не перечисляем его антропометрические и физиологические достоинства. Мы понимаем, что все это второстепенное, главное же - его характер. Поэтому и основная наша задача состоит не в том, чтобы «сделать рекордсмена». Мы воспитываем характер. Именно поэтому наша работа и приобретает жизненную ценность. Разумеется, это вовсе не значит, что человек, который прошел через большой спорт, будет ох каким волевым, сознательным, дисциплинированным... Мы не можем дать таких гарантий. Но вот характер у него будет, потому что большой спорт воспитывает в человеке способность реально оценивать ситуацию, принимать самостоятельные решения и сражаться за то, чтобы превратить свою мысль в действие. В плавании нельзя добиться высокого результата, не работая, не делая на тренировках максимума того, на что ты способен. Поэтому тот, кто привык лишь создавать видимость кипучей деятельности, у нас не удержится. В секциях плавания происходит естественный отбор, становящийся все более жестким по мере роста мастерства спортсмена, отбор, с помощью которого мы избавляемся от лентяев. Поэтому в сборной команде страны остаются по-настоящему порядочные люди, те, кто хочет и умеет трудиться. И работать с такими людьми - великое счастье. Трудолюбие, воспитанное в них спортом, спасает этих ребят от ограниченности, которая, казалось бы, должна быть неизбежным следствием дефицита времени, который они испытывают. К тому же пловцы ведь страшно устают на тренировках. Поэтому, например, в те дни, когда у нас демонстрировался фильм, я предупреждал механика: «Между тем моментом, когда в зале погаснет свет, и появлением на экране первых кадров не должно быть ни малейшего разрыва - иначе ребята сразу уснут...» Так вот, все они учатся. И, как правило, очень хорошо. Разумеется, мы постарались создать им условия. Для пловцов-школьников мы в том городе, где проводим сбор, подыскивали с помощью гороно преподавателей, которые проводят регулярные занятия. К этим учителям мы предъявляли столь же высокие требования, как и к любому, кто трудился вместе с нами. И те из них, которые были готовы, как говорится, подмахнуть любую справку с оценками - мол, все равно эти спортсмены через две недели уедут и мы их никогда больше не увидим, - быстро понимали, что так работать в сборной команде нельзя. Мы объясняли этим педагогам, что своей безразличной снисходительностью они воспитывают в ребятах легкое, потребительское отношение к жизни, воспитывают уверенность в том, что многого можно добиться без труда и что нет ничего страшного, если чуть-чуть солжешь, чуть-чуть покривишь душой. Но ведь от маленькой лжи совсем недалеко до большой, от вроде бы без обидного компромисса с собственной совестью - до бесчестного поступка. Поэтому мы очень внимательно следили, чтобы и во время школьных занятий ребята трудились с той же самоотдачей, что и на тренировках... Спортсмены постарше учатся в институтах физкультуры. Почему именно в этих вузах? Видимо, потому, что сумели им привить любовь к спорту, к тренерской профессии, и любовь эта такова, что они не мыслят себе жизни без голубых водных дорожек... Со студентами занимаются преподаватели Центрального института физкультуры, которые читают лекции и принимают экзамены. Считаю большим своим достижением то, что мне удалось включить в тренерский состав штатного преподавателя английского языка. У всех наших подопечных самый серьезный интерес к изучению английского. Едва выпадут свободные полчаса, как уже кто-то бежит либо к преподавателю, либо ко мне - взять детектив на английском. (У меня большая библиотека приключенческой литературы.) По моему мнению, книги с острым сюжетом - великолепный отдых для пловца, который в течение дня выполняет огромный объем довольно монотонной работы... Наши преподаватели иностранного языка не уступали ребятам в энтузиазме, поэтому и результаты были отличные. Ежегодно 5 - 6 участников сборной заканчивали Государственные курсы английского языка, получая дипломы переводчиков. Итак, эти ребята умеют трудиться, умеют учиться, умеют отдыхать. По-моему, этого вполне достаточно, чтобы их родители были за них спокойны... Основа современного спорта - это психология. Вот, скажем, вышли в финал восемь отлично подготовленных мастеров. В принципе у всех восьмерых равные возможности. И то, что один из них может чуть сильнее сжать динамометр, а другой обладает несколько большей жизненной емкостью легких, нежели остальные, не имеет в общем-то никакого значения. Каждый из них тренировался 6 - 8 лет, каждый готовился именно к этому старту, каждый может выиграть, но выиграет лишь один. Тот, кто в данный момент оказался крепче духом, тот кто сохранил способность управлять собой в момент наивысшего нервного напряжения. Поэтому-то каждому тренеру - и главному, разумеется, тоже - приходится постоянно решать самые различные психологические задачи, чтобы помочь ученику накопить и сохранить нервную энергию... Как же это делается? Всякий раз по-разному. Иногда, чтобы достичь цели, приходится начинать издалека, действуя, так сказать, окольными путями... Вот, например, лежит на массажном столе тот самый спортсмен, в которого тренер должен вселить уверенность, а массажист, растирая его, вдруг говорит: - Вася, что там у тебя стряслось? Непорядки, что ли, какие в тренировке? - Какие непорядки? О чем вы говорите? - тревожится спортсмен. - Да не знаю. Я сегодня опоздал немножко на тренерский совет. Захожу, а там о тебе говорят. - Да? И что говорили? - Да чего-то Вайцеховский за тебя распинался Я и подумал: что это он так тебя защищает - может, тренеры тобой недовольны, очень уж он тебя расхваливал... - Надо же... Чем же это я ему так понравился? - Он сказал, что сейчас к тебе нет и не может быть никаких претензий, ты, говорит, растешь не по дням, а по часам. Это меня и насторожило: почему, думаю, разговор-то о тебе зашел? - Да... Ерунда, - успокаивается спортсмен, снисходительно поглядывая на массажиста, который не в состоянии постичь суть взаимоотношений между спортсменом и тренерами. - Все нормально... Потом он выходит из массажной и - конечно же совершенно случайно - сталкивается с кем-то из ветеранов команды, который, увидев его, восторженно и в то же время чуть осуждающе покачивает головой: - Ну, старик, ну ты и даешь... - А что случилось? - не понимает спортсмен. - Да сегодня не узнал тебя. Ты ж плывешь-то как! Надо же, все время ныл, ныл, а сам... Я вообще такого никогда не видел. По-моему, только Михеев в 1976 году так здорово плыл, быстро, технично - залюбоваться можно! - Да ну тебя... - Мне-то какой резон тебя обманывать? Я серьезно тебе говорю. Только знаешь, ты поберегись сейчас. Потому что примета есть: когда человек в хорошей форме, с ним обязательно что-нибудь случается. Поэтому будь внимателен, у тебя сейчас все здорово идет, прямо подозрительно здорово. Ты что, сейчас много силовой подготовкой занимаешься? - Да нет вроде... - Ну молодец. Как говорится, ни пуха тебе... И уходит человек, успокоенный, ободренный, так и не поняв, что все эти случайные встречи были заранее организованы и детально разработаны. Другой случай. Едет у меня спортсменка одна на сбор во Францию. Я говорю ей: - У меня к тебе большая просьба, можешь дать мне слово, что выполнишь ее? - Да. - Так вот, я напишу тебе письмо. И каждое утро во Франции должно у тебя начинаться с того, что ты будешь открывать его и читать вслух. Обещаешь? - Обещаю. - Встаешь, читаешь это письмо и идешь на тренировку. На следующий день - то же самое... И я пишу ей письмо такого примерно содержания: «Я самая красивая на всем белом свете. Я самая сильная. Я побью все рекорды, и никто меня не остановит. Потому что я самая способная и самая красивая». Некоторые мои коллеги, узнав об этом, вступали со мной в спор: дескать, это очень вредно, таким образом мы, мол, воспитываем в человеке зазнайство, самодовольство, неуважение к сопернику. Но те, кто упрекал меня во всех этих смертных грехах, не учитывали одного: я ведь не каждой спортсменке напишу такое письмо. Той, что на самом деле убеждена, что она самая красивая и самая сильная, я никогда не скажу ничего подобного. А девочке, которая уверена, что она и внешне собой ничего не представляет, да и как спортсменка не слишком хороша, словом, той, которая все время чувствует себя Золушкой, я обязательно постараюсь внушить: все это не так, она не хуже, а лучше многих. К тому же очень часто способные, талантливые люди подвержены чрезмерной мнительности, они нередко чересчур критически относятся к себе. И я считаю своим не только тренерским, чисто человеческим долгом помочь им избавиться от этого страшно мешающего им недостатка. Понятно, что я вовсе не выдаю все это за некое универсальное средство, пригодное на все случаи жизни. Отыскивая способ психологического воздействия на спортсмена, нередко приходится импровизировать. И порой именно эта импровизация приносит неожиданный успех... Я уже упоминал выше об Игоре Омельченко, спортсмене талантливом, но чрезвычайно неустойчивом, который мог потерять себя за несколько минут до старта. В 1976 году выступали мы в Италии, на Кубке Европы. Я знаю: Омельченко может проплыть отлично, но, когда я перед заплывом подхожу к нему, у него руки трясутся от волнения. Я начинаю о чем-то говорить, чтобы его отвлечь, а он смотрит сквозь меня и не слышит ни единого слова... Значит, первое, что надо сделать, - добиться, чтобы он начал хоть что-то воспринимать. Я тут же изображаю восторг по поводу необыкновенной красоты какой-то блондинки на трибуне. Смотрю, Омельченко чуть-чуть отвлекается от своих мыслей, дрожь уменьшается, и он начинает смотреть на меня более осмысленным взглядом. И в этот миг я обращаю внимание на операторов итальянского телевидения, которые готовятся к съемке. Во мне рождается план, и я тут же начинаю его осуществлять. - Да, кстати, - говорю я пловцу, - я хотел с тобой посоветоваться. Тут ко мне подходили представители итальянского телевидения - они уже беседовали с тренерами, ГДР, а теперь попросили меня порекомендовать им пловца, который мог бы продемонстрировать образцовую технику. Ну я, естественно, назвал тебя, ведь в технике с тобой из наших ребят никто не может сравниться. Результат твой нам абсолютно неважен - мы уже получили все запланированные очки и медали, так что не волнуйся и помни только одно: твоя задача показать не рекордные секунды, а техническое совершенство, красоту. Есть, в конце концов, задачи более высокие, нежели какой-то частный выигрыш. Главное, после первого гребка ты должен выйти повыше, голову чуть-чуть на себя и пошел ровным-ровным шагом, так, как ты обычно ходишь... - А почему это они именно меня будут снимать? - Послушай, ты же понимаешь, что я не мог принять такое решение, не посоветовавшись с другими тренерами. И все в один голос говорят: «Если необходимо показать эталон техники - нужно снимать Омельченко». Потом, уже уходя, я ему говорю (ведь ему еще три минуты ждать старта и он снова может замучить себя сомнениями): - Ты сейчас думай только об одном, повторяй про себя: «Только бы не прозевать команду стартера (с ним это бывало), сразу уйти под выстрел, и пусть телевизионщики меня снимают… Омельченко все сделал, как я ему говорил, и занял первое место, установив при этом рекорд Советского Союза. Во время Олимпийских игр в Москве мне тоже пришлось «заниматься психологией». Еще перед началом Олимпиады было ясно, что наибольшего успеха на ней в нашей сборной может добиться Владимир Сальников, который стартует на 400 и на 1500 метров. Но я чувствовал, что Сальникову по плечу не только это, он мог выиграть три золотые медали, а я жаждал, чтобы в на шей команде был трехкратный чемпион Олимпийских игр. И тогда я решаю поставить Сальникова еще и в эстафету 4х200. Тогда это решение не было столь очевидным, как сейчас, когда мы знаем: Сальников выиграл три золотые награды и стал лучшим пловцом года. На кануне старта его участие в эстафете вовсе не представлялось многим специалистам бесспорным. Потому что в течение всего сезона Сальников ни разу не плыл 200 метров, и у нас не было реальных ориентиров, по которым мы могли бы судить о его возможностях на этой дистанции. Я не мог проверить Сальникова в предварительном заплыве - на другой день он должен был плыть марафон, и мы обязаны были поберечь его силы. В предварительных соревнованиях в нашей команде выступал Сергей Русин. А в финале я поставил Сальникова... Все заканчивается прекрасно. Володя показывает блестящий результат, и команда выигрывает эстафету. Все подходят ко мне один за другим, поздравляют, теперь ни у кого нет никаких сомнений: «Конечно, надо было ставить Сальникова...» А что бы они сказали, если бы Сальников проплыл плохо и мы потеряли бы здесь золотую медаль? Это означало бы, что, навязав свою волю тренерскому совету, я лишил бы золотой медали сборную СССР, а трех наших спортсменов - звания олимпийского чемпиона... Сейчас я уже могу сказать, что незадолго до финала Сальников пришел ко мне и сказал: - Сергей Михайлович, я не поплыву в эстафете. - Почему? - Ребята мне не очень доверяют. - Убирайся вон отсюда, - со всей возможной грубостью, которую только мог проявить к интеллегентнейшему Сальникову, отрезал я. - Не думай, что ты или кто-нибудь другой сможет диктовать мне, кого ставить, а кого не ставить в эстафете! Почему я так грубо ему ответил? Потому что - я это мгновенно просчитал, - если бы я стал мягко обсуждать с ним все «за» и «против», Сальников стал бы доказывать, подбирая весьма обоснованные доводы, почему он не может плыть. И мне было бы трудно убедить его в своей правоте, потому что главным моим аргументом было чувство, а не логическое умозаключение. Поэтому я сразу же перекрыл ему все пути к отступлению. А заодно и себе тоже... Это решение было не то что на грани риска - на грани инфаркта. Стараясь укрепить дух спортсмена, его волю, мы стремимся учесть все, до самых вроде бы незначительных деталей. Помню, в 1978 году, едва закончился чемпионат США по плаванию, как мы сразу же вывесили у себя огромный плакат: «Внимание! На завершившемся первенстве Соединенных Штатов Надя Ставко могла бы занять второе место». Казалось бы, пустячок, но, видя каждый день этот плакат, Надя постоянно возвращалась к мысли: «Я действительно могла бы стать вторым призером в компании американок! А ведь всего год назад я не могла бы попасть даже в тридцатку сильнейших американских пловчих...» Разумеется, сознание этого прибавило ей столь драгоценной для спортсмена уверенности.
|
Сергей Вайцеховский - 
