Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Три золотых медали на одном чемпионате мира Александр Попов не выигрывал никогда в жизни. Собственно и две были завоеваны им лишь однажды - в 1994 году в Риме. Почти десять лет назад. И хотя весь сезон четырехкратный олимпийский чемпион всячески подчеркивал, что основной упор в подготовке делает не на сто, а на пятидесятиметровую дистанцию, наиболее ценной из трех золотых медалей стала, конечно же, вторая. Выигранная на стометровке.

В день той победы и состоялось это интервью. Телефон в номере Попова звонил не переставая. Кратко отвечая и вешая трубку, пловец то и дело извинялся за невольные перебои в разговоре: «Журналисты. Те, кто не сумел приехать в Барселону. Осталось поговорить лишь с газетой «Известия», корреспондент которой должен перезвонить из Москвы ближе к полуночи, - и отключу телефон. Все-таки еще два старта…».

- Я столько раз за последние годы видела, как вы проигрываете, что, признаться, даже боялась предполагать, как сложится финал на стометровке. Какие чувства испытывали перед стартом вы?

- Прокручивал в голове слова Геннадия Турецкого: «Все, что только можно было выиграть, ты уже выиграл. Поэтому тебе вообще не должно быть страшно проиграть». Программой-максимум у нас с тренером было улучшить результат полуфинала. На это я и настраивался.

- В этом сезоне вы редко выступали на дистанции 100 метров. Складывалось даже впечатление, что намерены отказаться от нее вообще.

- «Сотня» - совершенно особая для меня дистанция. Все-таки, выиграть ее на двух Олимпиадах, а на третьей быть вторым… Не хочу сказать, что это - мое, но и отказываться от борьбы просто так не хочется. Поэтому все, что мы с тренером делали в тренировках, подспудно было направлено и на «сотню».

- То, что вы при этом плавали преимущественно в 25-метровом бассейне, не создавало неудобств?

- У этих тренировок были свои преимущества. Мы много работали над сотенным темпом. Именно над сотенным: «полтинник» плывешь немного по-другому. Накатывали нужный темп на 25-метровых отрезках, на 12-метровых. Добивались того, чтобы удержание ритма стало неким автоматическим навыком.

- У меня такое впечатление, что вам стало интереснее тренироваться. Это так?

- Турецкого отличает от многих других тренеров прежде всего умение разнообразить даже самую тяжелую работу. И делать ее настолько концентрированно-эффективной, что большие объемы не требуются. Можно ведь добиваться нужного результата разными методами. Совершенно необязательно для этого плавать в бассейне. Например в Швейцарии мы несколько раз заменяли тренировку часовой прогулкой по горам.

- Помню и в Австралии Турецкий нередко вместо тренировок вывозил вас на океан.

- Там была несколько иная ситуация. На океан мы уезжали в том случае, если от работы в бассейне уже терялась способность что-то воспринимать и эту нагрузку переваривать. В море поплаваешь, отмокнешь как следует в соленой воде - и как новый. Сейчас до такого уровня загруженности мы вообще не доходим. Если посчитать дни, в которые в общей сложности я проплывал по шесть километров, получится пять или шесть. Все было направлено на то, чтобы голова постоянно оставалась свежей.

Хотя случалось и по-другому. Например, долго с тренером думали, как лучше построить тренировки в Праге, куда незадолго до чемпионата мира я должен был уехать на три дня на сессию МОК. В итоге Турецкий нашел самое примитивное, но самое правильное решение. Загрузил меня в заключительный день перед отъездом до такой степени, что все три дня в Праге я только и делал, что от той нагрузки отряхивался. Но такое было единственный раз. Думаю, Геннадий Геннадьевич прекрасно понимает, что мне уже не 20 лет. Физически я и сейчас могу выполнить любую работу, но восстановление потребует гораздо более длительного времени.

- Насколько вы расстроились бы, если бы получилось выиграть на «полтиннике», но не получилось на «сотне»?

- Сложный вопрос. На самом деле я еще не думал об этом. И если честно, внутренне был спокоен. Когда мы ехали в Барселону, Турецкий сказал, что нам, возможно впервые, удалось столь тонко подвести организм к этому старту, что не быть результата просто не может. Только сейчас понял, насколько грамотно тренер все просчитал. После всей проделанной работы увез меня на недельку в горы, где мы плавали чисто символически и работали лишь над техникой. Затем на несколько дней приехали в Кане-ан-Руссийон. Купались в море, гуляли по пляжу. При этом по три раза в день приходили в бассейн, но тренировались совсем понемногу. Были дни, когда я проплывал всего по 800 метров. И сам копил соревновательную энергию, и Геннадий Геннадьевич. Сейчас, получается, он мне энергию отдает, а я ее использую. Помимо своей.

- Значит ли это, что вы вообще не допускали мысли, что можете проиграть?

- Как вам сказать… Это же - чемпионат мира. Все приезжают предельно готовыми, но предсказать, кто именно в каком состоянии окажется, никогда нельзя. Как и рассчитывать на легкую победу или хотя бы на легкий заплыв. Нужно быть готовым к любому уровню борьбы.

Сами видите, что происходит. Многие начинают подбираться к рекордам мира уже в предварительных стартах. Плотность результатов сумасшедшая. В одном из видов комплексного плавания шестое и, по-моему, 31-е место разделили всего 0,7.

- Вы, знаю, всегда обращаете внимание, на то, как ведут себя соперники. Какое впечатление до финала на стометровке произвели на вас Йан Торп, Питер ван ден Хугенбанд?

- Первые два дня в основном наблюдал за ними с трибуны. Оттуда лица видны плохо. Когда начались предварительные заплывы на «сотне», старался понять, кто из соперников как плывет первый отрезок, второй, есть ли у них легкость в движениях, кто и где способен ускориться. Не знаю, что случилось с Питером, но думаю, он был способен на большее. Видимо, не сложилось.

- Вас удивило, что он проиграл 200 метров вольным стилем Торпу?

- Когда я смотрел полуфинал, Торп выглядел намного тяжелее. Но когда вечером он встал и сделал результат, я зауважал его совершенно по-другому. Видно было, чего это стоило. Йан - настоящий боец. На сотне ему немножко не хватает скорости на первой половине. Отыграть пять-шесть десятых на втором отрезке уже нереально. Можно конечно допустить, что Торп сумел бы это сделать, если бы я сам перестал работать на финиш. Но в такой ситуации никто ведь не сдается добровольно. 100 метров - мой кусок хлеба. Не стану же я добровольно его отдавать? Буду отбиваться, пока сил хватит.

- Какие-то конкретные установки на стометровку Турецкий вам давал?

- Технического характера. Не укорачивать гребок, держать темп, не промахнуться мимо поворота. Сам же беспокоился прежде всего о том, чтобы после поворота успеть уйти под волну. Она ведь катится сзади на небольшом расстоянии и часто бывает, что, повернув, на нее и натыкаешься. В полуфинале меня так подбросило, а потом еще и добавило, что чуть не захлебнулся.

- Когда финишировали, уже знали, что первый?

- Да. Видел, что Питер прилично отстал. А сам запорол касание - просмотрел видеозапись заплыва, пока ехал из бассейна… По воде шлепаю - а стенки нет. Еле дотянулся. Но успел сообразить, что еще один гребок делать не стоит. Каждый пронос руки над водой - это примерно 0,7.

- После эстафеты 4х100 метров, где вы проплыли свой этап за 47.71, Турецкий сказал, что не совсем доволен результатом. Что в нынешнем вашем состоянии было реально пройти стометровку с «живого» старта за 45 секунд.

- 45? Ну… немножко сложно.

- Тем не менее, не было сожаления, что не попробовали выложиться полностью? Или сработал инстинкт самосохранения?

- Ну, во-первых, сейчас уже ничего не вернуть, а во вторых… Не смог. Объяснений при желании найдется множество: первый старт, ответственность за команду, волнение за ребят…

- Кстати, кроме вас в финале на стометровке улучшить результат полуфинала не удалось ни Торпу, ни Хугенбанду. Чем это объясняете?

- Йан ведь выступает на нескольких дистанциях. Утром в двух заплывах отработал, мог не успеть восстановиться. Что касается Питера, я слышал, что он слишком сильно волновался. Очень хотел выиграть 200 метров, когда не получилось, стал жаждать победы на «сотне»… Похоже желание сильно превзошло возможности.

- Это правда, что Торп просил вас стать его консультантом на стометровке после того, как закончите собственную карьеру?

- Да. Я был, честно говоря, ошарашен. Сказал ему, что имеет смысл обращаться не ко мне, а к Турецкому. Если я сам могу неплохо плавать 100 метров это вовсе не значит, что кого-то могу научить. Тем более работать о спортсменом такого уровня - чудовищная ответственность. К тому же я пока еще не думал, чем займусь после Игр в Афинах.

- Предыдущие два года, которые складывались для вас не очень удачно, не заставляли задуматься, что время побед безвозвратно уходит и его уже не вернуть?

- Бывало, конечно. В такой ситуации важно верить в себя и, прежде всего, верить тренеру. За всю мою жизнь у меня ни разу не было повода поставить слова Турецкого под сомнение. Если бы было иначе, я бы давно закончил плавать. Да и сейчас вовсе не считаю, что мы решили все проблемы. До главного старта все-таки еще целый год. Надо успеть подлечиться, отдохнуть.

- Что у вас, кстати, с коленями?

- Болят. Уже договорился пройти курс лечения, когда приеду в Москву. Весной на это не хватило времени. Честно говоря, не особенно удивился, когда прошел обследование и узнал, насколько серьезны травмы. Последнюю операцию в Австралии мне сделали хорошо. Но беда в том, что слишком долго, пока болело левое колено, я старался перекладывать нагрузку на правую ногу. При стартах, поворотах. Вот и захромал.

- Неужели в плавании на ноги ложится такая нагрузка?

- А как же! Вытолкнуть 90 килограммов с мертвой точки и разогнать этот вес до нужной скорости довольно тяжело. Хотя во время соревнований я вообще не чувствую, что у меня что-то болит. Как и температуру воды, даже если она холодная.

- Турецкий упомянул, что вы с ним придумали какую-то чудодейственную технику старта. Историю рассказал - про ковбоя с лошадью.

- А-а-а, про солетон… Это же не он сам выдумал. Знаю, общался по этому поводу с огромным количеством ученых-физиков. Кстати, все его выводы вполне реальны. Если на выходе со старта или с поворота поймать отраженную волну, вылетаешь из воды пулей. Бывает и по-другому. Упустил нужный момент - и встал. При старте самое главное принять положение, которое позволяет максимально снизить сопротивление при входе в воду. Бывает получается, бывает нет.

- Над поворотами вы тоже работаете специально?

- Не так много, как стартами. Для поворотов Турецкий придумал специальное упражнение: сильно работая ногами, руками упираешься в бортик и по команде тренера делаешь поворот. Это помогает добиться нужной резкости, быстро складываться. Мне это вообще не так просто - мало того, что руки длинные, так ноги еще в два раза длиннее.

- Книга «Наука побеждать», которая судя по виду стала у вас настольной, - тоже влияние тренера?

- В какой-то степени. Когда он ее принес, я взял, скорее, из вежливости. А стал читать - и заинтересовался. Потрясающие мысли и афоризмы там есть.

- Вы не первый раз уже выступаете в качестве журналиста, но я была искренне удивлена, когда прочитала в одном из журналов ваше интервью с президентом МОК Жаком Рогге.

- С этим интервью получилась интересная история. Мне позвонили из секретариата Рогге и сказали, что журнал, который выпускает МОК, стал терять популярность. В связи с этим было решено его видоизменить и, как водится, поместить в первом номере нового издания интервью с президентом МОК. Кому то пришло в голову, что будет интереснее, если это интервью сделает не профессиональный журналист, а известный спортсмен. Так и всплыла моя кандидатура. Мне дали список вопросов - надо сказать, что все они были довольно интересными. Я лишь поменял кое-какие формулировки и логически выстроил беседу.

Само интервью состоялось в Швейцарии. МОК проводил какое-то мероприятие в городе, где я тренировался: так что даже ехать никуда не пришлось. После одной из тренировок мы с Рогге и встретились. Не могу сказать, что интервью получилось дежурным набором вопросов и ответов. Мне, например, было искренне интересно узнать, каким образом Жаку удавалось на протяжении многих лет совмещать учебу в медицинском институте и серьезные трехразовые тренировки в парусе и велосипеде. Он рассказывал, как тяжело было отказаться от многих удовольствий - вечеринок, ресторанов, прочих развлечений. Это мне тоже предельно знакомо. В целом беседа с президентом МОК лишний раз убедила меня в том, что добиться в жизни можно чего угодно. Умение совмещать несовместимые, казалось бы, виды деятельности - всего-навсего вопрос самодисциплины.

- Некоторые решения Жака Рогге на Играх с Солт-Лейк-Сити - например, вручение двух комплектов медалей в фигурном катании - были восприняты общественностью крайне неоднозначно. Вплоть до обвинений в профессиональной несостоятельности. Какое впечатление производит президент МОК на вас?

- Он не просто очень умный, но и очень порядочный человек. Просто к его действиям привлечено чересчур много внимания. Трудно жить, когда ты до такой степени на виду.

- А что вы чувствуете вы сами, когда видите, с каким трепетом и обожанием относятся к вам болельщики? Ведь даже экс-президент МОК Хуан-Антонио Самаранч, разыскивавший вас после победы на стометровке по всему бассейну и отыскавший в пресс-центре, делал это вовсе не потому, что так положено. Было очевидно, что ему просто очень захотелось пожать вам руку.

- Я сам собирался подойти к трибуне почетных гостей, где сидели Самаранч и Рогге, но в том состоянии, в котором был после финиша, мог бы просто не дойти. На самом деле мне очень приятно, что уже столько лет люди так ко мне относятся. Значит то, что я делаю, я делаю правильно. Как бы сам относился к такому спортсмену, если бы был на месте болельщика? Наверное, очень уважал бы. Возможно, даже пришел бы к нему за автографом...