Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

На завершившемся в Берлине чемпионате Европы-2002 четырехкратный олимпийский чемпион Александр Попов установил рекорд, который, вполне возможно, не будет побит никогда: золотая медаль, завоеванная пловцом в составе комбинированной российской эстафеты, стала его двадцатым европейским золотом.

Тренер австрийской команды, поляк Анджей Старшински шел по лестнице в сторону раздевалок и плакал. Увидев меня, улыбнулся сквозь слезы и недоверчиво покачал головой:

- Никогда не думал, что какой-то результат в плавании способен так меня взволновать. Попов... Это невероятно! Он... - Анджей замялся, подбирая русские слова. - Он - Царь! Невероятный пловец! И я видел это своими собственными глазами! Где он? Я хочу лично сказать ему «спасибо»!

Узнав, что Попов еще не покинул бассейн, Старшински побежал вниз в сторону раздевалок.

КОМПЛЕКС ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

То, что произошло в заключительном заплыве чемпионата, когда Попов, отыграв отставание в полтора корпуса, вырвал победу для российской эстафетной сборной, действительно противоречило всем законам спортивных достижений.

В плавательных кругах довольно скептически восприняли желание четырехкратного олимпийского чемпиона остаться после сиднейской Олимпиады еще на четыре года - до Игр в Афинах. И вовсе не потому, что в Сиднее Попов проиграл голландцу Питеру ван ден Хугенбанду на стометровке, а на дистанции 50 метров вообще остался без медали. Скорее, из-за некоего комплекса обстоятельств. Речь, во-первых, о возрасте – в 2001-м российскому пловцу исполнилось 30, во-вторых - о чересчур длительной карьере в спорте, а в-третьих - о появлении слишком серьезного соперника.

Мировой рекорд на стометровке - 47,84, который Хугенбанд установил в олимпийском полуфинале, как бы символизировал совершенно иной уровень достижений. Доступный голландцу, но делающий для всех остальных всякое соперничество с новой молодой звездой совершенно бессмысленным. Для Попова в том числе.

То, что заслуженный ветеран не воспринял предупреждение всерьез, посчитали (и это чувствовалось) неадекватной реакцией на жестокую действительность.

Рассеять сомнения в серьезности своих намерений Попов собирался в Берлине. Несмотря на то, что пловец проиграл стометровку, все три заплыва (кстати, во всех трех, начиная с предварительного, россиянин по стечению обстоятельств оказывался на соседней дорожке с Хугенбандом) показали: Александр по-прежнему готов бороться и, главное, полон желания продолжать выступления. А уж после того, как он играючи в привычном всему миру лениво-хищном стиле возглавил финальную восьмерку на «полтиннике», его победы ждали, как чего-то абсолютно неизбежного, заранее соболезнуя голландцу.

КАКИМ ОБРАЗОМ?

В тот момент, когда Попов коснулся стенки пятым, мне, признаться, было больнее всего смотреть на четырехкратного олимпийского чемпиона по биатлону Александра Тихонова, сидевшего в ложе почетных гостей чемпионата. На финал с участием русского пловца он остался специально, отменив все личные планы, встречи и поездки. И гораздо лучше других понимал, что должен чувствовать Попов, проиграв на глазах пяти тысяч болельщиков в бассейне и нескольких миллионов телезрителей, ждавших от него только победы. И с почерневшим от страдания лицом переживал такие же чувства сам.

А вот потом была та самая комбинированная эстафета, где шансы россиян даже их собственные тренеры максимально расценивали как серебряные.

Блистательно отыгрывать безнадежные отставания от соперников Попову приходилось и прежде. Лет восемь назад. Именно те времена мне и напомнил воскресный заключительный заплыв. Запись этого заплыва можно было до бесконечности прокручивать на видеопленке в попытке найти ответ на простейший вопрос: «Каким образом?» - и не находить ответа. Свой отрезок дистанции Попов, вымотанный недельными соревнованиями и полностью выложившийся на «полтиннике» меньше чем за полчаса до эстафетного старта преодолел за 47,85.

Слезы польско-австрийского тренера были в бассейне не единственными. Даже у Тихонова, вконец обессиленного эмоциями, предательски дрожал голос: «Господи, да этому парню при жизни памятник воздвигнуть надо!».

Попова вытащили из воды, трясли ему руки, хлопали по спине, а он шел в сторону выхода, не видя ничего вокруг. И еще не совсем понимая, что главным героем берлинского чемпионата стал именно он.

Поздним вечером, когда мы, договорившись об интервью, сидели в его крохотном и душном гостиничном номере, единственным достоинством которого был вид на Александерплац, Попов стал рассказывать:

- Я уж подумал было: пришла пора заканчивать. А как иначе, если уж даже «полтинник» доплыть не могу. Я ведь из воды вылезал после этой дистанции в полном шоке. На эстафету выходил - не просто не волновался, вообще никаких эмоций не испытывал. Пульс даже не поднялся. Сидел на стуле, смотрел, как стартует Женька Алешин, и вдруг поймал себя на том, что в голове одна мысль крутится: «Только бы ребята не сильно отстали». Сам удивился, честно скажу.

Я ведь перестал «вытаскивать» эстафеты после Игр в Атланте. Понял, что бессмысленно рвать жилы, когда на мировом уровне в лучшем случае может быть разве что бронза. Поэтому и плавал без энтузиазма. А в воскресенье, когда увидел, как ребята стараются... Никого не могу упрекнуть, что недоработали. Игорь Марченко передо мной плыл, я на бортике стоял и только молился, чтобы ему сил хватило это напряжение выдержать.

- Верили в то, что сумеете догнать француза?

- Я его увидел после 75 метров. Когда немца обошел. Думал, что сейчас умирать начну. Когда в воду прыгал, мысль проскочила: «Господи, как же сейчас больно будет!». А вместо этого сам не знаю откуда силы появились. Не скажу, чтобы не устал, но этот заплыв и все мои попытки на индивидуальной «сотне» - небо и земля. Там намного тяжелее было.

- Со своим тренером Геннадием Турецким вы в ходе соревнований общались?

- Постоянно. В последний раз он из Австралии как раз накануне заключительного дня звонил. После того как я с утренней разминки в гостиницу вернулся. Хорошо так поговорили. Турецкий сказал: самое главное на «полтиннике», чтобы было желание плыть. Вот оно и появилось... На пятое место. На табло взглянул - ужаснулся.

- А что все-таки там произошло? У меня сложилось впечатление, что вы с Питером настолько были поглощены друг другом, что забыли про остальных. И оба за это поплатились.

- Это тоже было. Но главное - засуетился. И повторил касание Олимпийских игр: рука ушла в сторону, кисть завернулась. Думал - пальцы сломал. Но вроде все цело, хотя болит. Я ведь в полуфинале совсем по-другому плыл. Работал на длинных, мощных гребках. А в финале пошел темпом. Это меня и сгубило - свело работу ног к нулю. Обидно. Так хотелось хорошо проплыть, может быть, даже чрезмерно хотелось. И желание разошлось с возможностями.

- А спали накануне старта нормально?

- Тут вообще спать невозможно. В номере жарко, прежде чем уснуть, несколько раз душ принимать приходится. Кондиционера нет - вентилятор портативный всю ночь работает. Даже есть невозможно - силой в себя все запихивал. Но что сейчас искать причины? Ошибки, как говорится, осознал, проанализировал и забыл. Понял самое главное: в любой ситуации надо выходить на старт и работать спокойно. Без подключения нервов. Как в эстафете. Я посмотрел по протоколу - вторую половину дистанции проплыл за 24,7. Просто поймал нужную технику. А ведь никогда так быстро не плавал.

- Получается, самый неоценимый опыт на этом чемпионате вы приобрели в эстафете?

- Как ни странно. И, знаете, о чем после финиша подумал? Что нам надо было еще и вторую эстафету в Берлине выставить. 4х100 метров вольным стилем. Может, что и смогли бы сделать.

ПЕТРОВ ЗНАЕТ, ЧТО ДЕЛАТЬ

- Какое впечатление оставил у вас в целом этот чемпионат?

- Очень серьезно вырос общий уровень результатов. Даже Турецкий удивился. Когда я ему сказал, что Марченко в баттерфляе остался четвертым с результатом 52,47, он не понял даже: «Сколько, - спрашивает, - в таком случае первый показал?». Все плывут под мировые рекорды.

Понравилась и российская команда. Еще сырая, недостаточно опытная, но уже видно, что можно из нее сделать. И из кого. К следующему году, надеюсь, будет еще лучше. И главный тренер - Глеб Петров - знает, что делать. Я же начинал именно в его сборной. И по прежним временам помню, как грамотно в команде все строилось. С одной стороны, ощущалась полная свобода и абсолютное доверие, с другой - все это лишь повышало личную ответственность. Поэтому и верю, что все, и результаты в том числе, изменится в лучшую сторону.

К работе со сборной готов подключиться и Турецкий. Материалы уже всякие подбирает - и по спринту, и по стайерским тренировкам. Может быть, сам на какие-то тренировочные сборы подъезжать будет. Надо ведь не так много времени, чтобы сделать работу. Конечно, если знать методику. И знать, как потом эту работу поддерживать. Так, собственно, мы с ним тренируемся: есть некая болванка, которую просто периодически подтачиваешь, доводишь до нужного вида.

- Когда вы говорите о сборной, даже по тону чувствуется, что Турецкий, Петров и Алексей Красиков, который присматривал за вами на этом чемпионате, для вас - совершенно особенные люди.

- Так оно и есть. В 90-м, когда я отобрался на первый международный старт, меня подключили к группе Красикова. Он ведь давно работает - еще Турецкого тренировал. А тогда, едва меня увидев, сказал, что я буду плавать не на спине, а кролем. Видимо, и с Турецким потом эту тему обсуждал. Во всяком случае, уже на следующем сборе в Драгобыче ко мне подошел Петров и спросил, не хочу ли я у Турецкого поплавать.
Влияние Красикова я до сих пор периодически ощущаю. Был период, у него собственных выдающихся пловцов не осталось, и тренер как бы в тень ушел, а в Берлине Стася Комарова два золота завоевала. Так что мэтр российского плавания по-прежнему держит марку.

ЧУТЬ РУКУ НЕ ОТОРВАЛИ

- Тяжело, наверное, понимать, что вся команда моложе тебя на целое поколение?

- А что делать? После Игр в Атланте, когда стало ясно, что вот-вот уйдут Панкратов, Куликов, Сельков, я действительно чувствовал себя кем-то вроде динозавра, а сейчас смотрю уже с другой точки зрения: если эти ребята могут чему-то у меня научиться, если что-то смогу на своем опыте объяснить, так это пойдет только на пользу. России. А не Австралии.

- Что больше всего двигало вами в эстафете? Желание реабилитироваться за поражение на 50-метровой дистанции?

- О себе я уже не думал. Только о команде. Поэтому мысленно и просил, чтобы ребята далеко не отстали.

- Обратили внимание, в каком шоке все смотрели на вас после финиша?

- Этого не помню. Помню лишь, как кто-то изо всех сил мне руку тряс. Чуть не оторвали.

...Уже уходя, мы наткнулись в холле гостиницы на главного тренера немецкой мужской сборной Манфреда Тисманна. Приняв поздравления по поводу командной победы в чемпионате, он улыбнулся и тоном, в котором чувствовалась странная смесь восхищения и зависти, сказал:

- Спасибо. Но разве нас сегодня надо поздравлять? Вот Попов...