Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

О российских тренерах, которые уезжают из страны в поисках заработка и лучшей жизни, в Росии писали не раз. Писали и о выдающихся спортсменах, выбравших чужие флаги и делающих славу уже чужой родине. Но как-то забыли о том, что есть просто дети, которых совсем маленькими увозили с собой в эмиграцию родители. «У вас очень хорошие девочки, - сказал мне однажды с плохо скрытым восхищением выдающийся австралийский тренер Дон Тэлбот. - Длинноногие, длиннорукие, стройные. В Австралии таких нет».

Почему-то я вспомнила его слова, наблюдая в начале 2000-го за тем, как 24-летний американец Ленни Крэйзелберг - двукратный чемпион и неоднократный рекордсмен мира в плавании на спине - устанавливал очередной мировой рекорд в ходе Кубка мира. Леня Крайзельбург. Одесский парнишка, уехавший в США 11 лет назад, и про которого тогда же его первый тренер Виталий Оганезович Авакумян с сожалением сказал родителям: «Если бы ваш сын продолжал плавать, он мог бы стать легендарным спортсменом…»

Мы познакомились на чемпионате мира в австралийском Перте в 1998-м, где Крайзельбург стал двукратным чемпионом мира. А два года спустя встретились уже, как старые знакомые. Естественно, Леня сразу согласился на интервью, заметив с сожалением, что в Лос-Анжделес «Спорт-Экспресс» приходит с полуторанедельным опозданием.

- В Калифорнии вы живете с самого первого дня американской жизни?

- Да. Приехали в Лос-Анджелес в 89-м. До этого на неделю задержались в Вене, потом - на два месяца - в Риме. Таковы были эмиграционные правила. Я тогда был просто в шоке - никогда раньше не бывал за границей. До сих пор помню, как первый раз оказался в обычном магазине, где было все! И все хотелось купить. Наверное, нам повезло в том, что район Лос-Анджелеса, где мы обосновались, был довольно «русским». И в том, что мы были не политическими беженцами, а легальными эмигрантами - то есть, могли рассчитывать на помощь с пособиями, жильем, работой для родителей. В школе учились такие же эмигранты, как я, и мы крепко держались друг за друга. Не помню, во всяком случае, чтобы меня кто-то обижал. Да и сам был общительным. Появились друзья, потихоньку стал осваивать английский, хотя долго боялся учителя, когда тот вызывал к доске. Комплексовал иногда, правда, из-за собственной нищеты.

Знаете, в американских школах тогда были культом кроссовки. Если кто-то приходил в каких-то особенных, на перемене об этом знала вся школа. Хорошие кроссовки стоили больше ста долларов. Я же ходил в купленных на распродаже за десятку и всячески старался делать вид, что мне больше нравится именно такая модель. Папа тогда работал в русском ресторане, преимущественно по ночам - брался за любую черновую работу, за которую получал три доллара в час. Сейчас он работает шеф-поваром - поэтому я, кстати, так быстро и плаваю. Папа приежает ко мне пять раз в неделю и сам готовит еду. Правда, по-английски, в отличие от нас с мамой, он до сих пор говорит не очень бегло - нет практики. В его подчинении в основном мексиканцы и пуэрториканцы, которые между собой общаются на испанском.

- Не жалели, что уехали в чужую страну?

- Я мало что понимал. Но первое время часто думал, что оставшись в Одессе мы жили бы гораздо лучше. Папа работал директором кооператива, имел свое кафе, так что достаток в семье был выше среднего. Но что было о том жалеть! В 14 лет я и сам начал работать - инструктором-спасателем в бассейне. Денег-то хотелось.

- В то время вы задумывались о том, что плавание станет почти что профессией?

- Нет. Первое время у меня не было никакой возможности даже попасть в хороший клуб. Мы искали такой, чтобы я мог добираться на тренировки самостоятельно, поскольку возить меня было некому и не на чем. Я ездил автобусом. Дорога занимала час в одну сторону. Причем тренировка начиналась в половине шестого вечера, так что возвращаться приходилось ночью. А в Лос-Анджелесе даже днем в автобусах ездит довольно неприятная публика. Очень быстро я потерял интерес к плаванию вообще - не видел никакой перспективы. В Одессе-то было совсем по-другому.

- Что же помогло удержаться?

- Не хотелось расстраивать отца. Ему в свое время крепко запали в душу слова Авакумяна, что я рожден быть спинистом. Так что я продолжал тренироваться. Потом по стечению обстоятельств удалось перейти в команду местного колледжа, и на первых же соревнованиях я побил сразу несколько юниорских рекордов. Папа тогда и предложил поговорить с Марком Шубертом - главным тренером сильнейшего американского университетского клуба. Этот клуб был расположен в 15-ти минутах от нашего дома, но я даже не мечтал туда попасть, поскольку знал, что учеба в университете стоит порядка 30 тысяч долларов в год. Да и до этого постоянно рассылал письма по разным клубам со своими данными и отовсюду получал отказ за отказом. Шуберт же неожидано согласился. А через месяц после начала тренировок сам предложил мне университетскую стипендию - то есть, бесплатное обучение.

- Вы никогда не спрашивали тренера, почему он решил взять вас к себе?

- Он сам сказал мне после месяца работы: «Ты можешь быть лучшим спинистом в мире». Я поверил ему сразу, хотя был слегка шокирован. Кто я такой? А Шуберт - легендарный специалист, с колоссальным опытом. Я слышал о нем от Авакумяна еще в Союзе. Естественно, я стал работать, как сумасшедший. Просыпался в пять утра от нетерпения пойти в бассейн. У Шуберта тогда тренировался Брэд Бриджуотер, который в Атланте стал олимпийским чемпионом на спине, Джанет Эванс, Грег Барджес… Все, естественно, на голову сильнее меня. Я старался попасть с Бриджуотером на одну дорожку, а он обгонял меня - бассейнами!

- Когда вы впервые у него выиграли?

- В декабре 96-го на US Open в 25-метровом бассейне. Вот тогда я по-настоящему поверил и Марку и в себя.

- Получается, за несколько месяцев до этого вам не хватило совсем немногого, чтобы попасть на Игры в Атланту?

- Не хватило опыта. В финал на отборочном чемпионате на дистанции 200 метров на спине я попал вторым. Этого не ожидал никто, в том числе и я сам. Финалистов обычно представляют публике перед заплывом с перечислением всех титулов, а обо мне никто ничего не знал, даже пресс-атташе клуба. Но в финале я остался пятым. В предварительном заплыве слишком быстро начал первую «сотню» и еле доплыл до финиша. Решил начать поспокойнее - и меня просто порвали на части.

- Расстроились?

- Расстроился папа. Я, наоборот, был рад, почувствовав, что могу соревноваться на равных с сильнейшими. Плыть на Играх так, чтобы выиграть, я не был готов. А просто участвовать мне даже тогда было неинтересно.

- Получается, на чемпионат мира в Перт вы ехали за двойным золотом?

- Конечно. По рейтингу я на тот момент был лучшим на обеих дистанциях. И расстроился жутко, проплыв и сотню и 200 на секунду хуже личных рекордов. Не понимал, что есть соревнования, где результат в секундах - совсем не главное. Только позже оценил, что такое быть чемпионом мира.

- Какое из всех предыдущих выступлений запомнилось вам больше всего?

- Конечно, на Тихоокеанских играх в 99-м в Сиднее, в олимпийском бассейне. Я установил три мировых рекорда и плавал с таким чувством, что я могу все. Скажи мне пролететь дистанцию - и я полечу. Никакой усталости, несмотря на то, что мы плыли не два, а три раза каждую дистанцию, с полуфиналами. В Сиднее было побито 12 мировых рекордов и вот это ощущение, что я сейчас выйду и тоже сделаю рекорд, было фантастическим.

- Когда вы почувствовали себя богатым человеком?

- Богатыми пловцы бывают только в Австралии. В Америке - в лучшем случае, состоятельными. Например, там не платят за рекорды - только за золотые медали на Олимпийских играх и чемпионатах мира. После того, как я выиграл чемпионат мира и начал бить рекорды, появились первые контракты. Я почти сразу купил себе машину, о которой давно мечтал - «Лексус». Купил квартиру.

- Себе, или родителям?

- У родителей уже был таунхаус. Да и потом отец никогда не согласился бы на такой подарок. Он до сих пор считает, что надо в любой ситуации помогать детям, а не просить у них помощи. Поэтому даже небольшие подарки он принимает от меня с неодобрением.

- Один из ваших спонсоров - фирма плавательной экипировки Speedo. Почему вы не выступаете в гидрокомбинезонах, которые сейчас так популярны?

- Не нравится. Ограничивает свободу движений. Я же привык чувствовать собственные руки в воде. И быть полностью рассабленным. Комбинезон же стягивает мышцы. Думаю, одна из причин заключается в том, что все эти костюмы рассчитаны на тех, кто плавает на животе. Так что для меня дизайн еще не разработан. Хотя время от времени тестирую в воде разные новинки.

- Чего вы сами хотели бы добиться в плавании?

- Для начала, выиграть две золотые медали в Сиднее. Детская мечта, как-никак. И моя, и родителей.

- У вас ведь совсем не спортивная семья.

- Как сказать. Отец и мама никогда не были спортсменами сами, но любят спорт безумно. Всегда в курсе всех событий. Да и сам я попал с папой на футбол в шестимесячном возрасте. В коляске. И до самого отъезда в Америку мы с ним не пропустили ни одного матча одесского СКА.