Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В начале 96-го Виктор Авдиенко сказал, что до Олимпийских игр в Атланте прекращает всяческое общение с журналистами: объявляет своеобразный мораторий на информацию. Впрочем, зная волгоградского тренера, договариваться об интервью было вовсе не обязательно. Я просто присела рядом во время одного из этапов Кубка мира в Париже, точно зная: не говорить о плавании, если поблизости есть хоть один собеседник, Авдиенко просто не умеет.

Там же, в Париже, за два дня шестого этапа Кубка мира пловцы авдиенковского клуба «Волга», президентом которого он стал с самого его основания, прибрали к рукам восемь золотых, серебряную и две бронзовые медали, причем к двум из трех золотых наград Дениса Панкратова были приложены два мировых рекорда. Когда уже после этих рекордов я спросила Авдиенко, не жалеет ли он, что бригада выступает лишь в одном кубковом этапе, он перепуганно округлил глаза:

- Вы что? В соревнованиях Денис моментально набирает форму. Ну установит он еще по три мировых рекорда на каждом следующем этапе, а потом что я с ним делать буду? За такие скорости всегда приходится расплачиваться: чем лучше форма, тем длиннее бывает послесоревновательный спад результатов. Я вообще не планировал никаких сверхъестественных выступлений. Мне надо было посмотреть, как будут выглядеть молодые ребята. Обратили внимание на Остапчука, Ивановского? Они же совсем другими стали. Плывут другой техникой, появляется другая мощность. И у Сергея, и у Романа на дистанции сократилось количество циклов, то есть гребков, которые они делают на одном отрезке.

- Это всегда увеличивает скорость плавания?

- Конечно. Если хватает мощи тянуть длинный гребок. У нас в клубе сейчас тренируется стайер - Виктор Андреев, так у него за это время количество циклов с сорока одного упало до двадцати пяти. Первое время он из воды выходил чуть живой - руки от непривычной нагрузки отваливались. Вообще после того, как Женя Садовый выиграл в Барселоне три медали, я, было, начал думать, что теперь уже все в плавании знаю. Оказывается, ошибался - еще многого не знаю.

...В свое время мы с Авдиенко жутко разругались из-за фразы, написанной мною в газете: «Если из сборной убрать Попова, Селькова, Садового, убрать Авдиенко - где будет тогда российское плавание?» Естественно, реакция окружающих была незамедлительной, тем более что в Москве только-только начинался очередной чемпионат. Волгоградскому тренеру инкриминировали зазнайство, манию величия и наплевательское отношение к коллегам. «Вы противопоставляете меня всем! - топал ногами Авдиенко, с которым через несколько дней после выхода интервью мы столкнулись на трибуне «Олимпийского». - Я запрещаю вам подходить ко мне и моим спортсменам!»

Через два месяца о ссоре он забыл - подошел ко мне во время очередных соревнований как ни в чем не бывало. В силу стервозного характера я не преминула напомнить сцену в «Олимпийском». Авдиенко покраснел:

- Извините. Мне до сих пор стыдно. Во время соревнований я всегда страшно завожусь. В Москве тогда Садовый проплыл из рук вон плохо, а тут еще из-за того интервью меня доставать начали. Вот я и сорвался.

Когда в начале этого года Садовый в отсутствие Авдиенко (вместе с остальными своими пловцами тот уже находился на сборе во Франции) объявил о том, что плавать он больше не будет, я, естественно, тут же позвонила в Брест. И по голосу Авдиенко почувствовала, что к такой новости он все-таки оказался не готов. Хотя еще в августе прошлого года, на чемпионате Европы в Вене, куда Садовый приехал туристом из-за проблем со здоровьем, Виктор говорил:

- Он может успеть подготовиться к Играм в Атланте. Если решит закончить плавать совсем, ему будет гораздо труднее. Но с другой стороны, за свою спортивную жизнь Женька сделал столько, сколько удается единицам.

С точки зрения большинства журналистов, заявление Садового было сенсацией. На самом деле - логическим завершением трехлетней послеолимпийской эпопеи. Думаю, что имею право так писать: слишком пристально я наблюдала все это время за тандемом «тренер - ученик». Барселонские Игры сожрали Садового без остатка.

Это было трудно понять в течение первого года - по инерции Садовый продолжал выступать, а спад результатов (которых, впрочем, вполне хватало, чтобы выигрывать) все считали естественной реакцией на сверхнапряжение. Авдиенко тогда запаниковал первым: начал экспериментировать с техникой, нагрузками. Сейчас он не любит вспоминать о том периоде. Потому что одно из самых страшных испытаний в спорте - быть тренером в одночасье ставшего великим ученика.

В провале Садового на чемпионате Европы-93 в Шеффилде Авдиенко обвинил себя: поставил перед учеником задачу, выполнить которую тот оказался не в силах (на чемпионате Садовый готовился выступать как минимум в пяти видах - 200, 400, 1500 метров вольным стилем и двух эстафетах). Когда Евгений проиграл первые две дистанции и снялся с третьей, меня поразили его глаза: в них не было ни расстройства, ни отчаяния. Только безмерная усталость и равнодушие.

- Я не умею работать с людьми, которые не хотят быть первыми, - рассказывал Авдиенко в Париже. — Проще всего мне сейчас было бы продолжать работать только с Панкратовым. Но я знаю, что и Панкратов, и Остапчук, и Димка Петрушин больше всего на свете мечтают стать олимпийскими чемпионами. И ради этого готовы работать сколько угодно. Разве я могу не помочь им, зная, как надо это делать? В свое время я отказался продолжать работу с Ольгой Кириченко, потому что увидел равнодушие во взгляде. Теперь - Садовый...

Равнодушие, опустошенность, которой самые великие в самый неподходящий момент расплачиваются за нечеловеческие спортивные испытания, для спортсмена означают всегда одно: крах. В этом никто не бывает виноват. Садовый - мягкий и интеллигентный по натуре - жутко переживал, не знал, как сказать тренеру о том, что каждый раз дорога в бассейн становится для него все более и более ненавистной.

Скорее всего от этого и стали обостряться болячки: большой спорт никогда не относился к полезным для здоровья занятиям, когда же нагрузка идет на фоне непрерывного стресса - он и вовсе становится самоубийством. Говорят, Садовый страшно обрадовался, когда перед отъездом в Брест Авдиенко сказал ему, что врачи хотят запретить ему плавать.

Кто знает, может быть, два выдающихся рекорда Дениса Панкратова (на третьей дистанции ему не хватило до рекорда всего три сотые секунды) состоялись и потому, что только так он мог дополнительно поддержать тренера.

Когда участие Садового в тех или иных соревнованиях все чаще срывалось из-за разного рода болячек, а первую роль в мировом баттерфляе прочно застолбил Панкратов, Авдиенко как-то сказал:

- Я столько раз слышал от других, как мне повезло в том, что Садовый появился именно у меня, что только его таланту я обязан собственным благополучием, что у меня появилась просто-таки навязчивая идея подготовить спортсмена, конкурировать с которым не сможет никто. Но этот процесс никогда не бывает быстрым. Садовый - исключение. Он гениален от природы. Сейчас пришло время Панкратова. Придет оно и для остальных. Просто надо уметь его ждать.

После Олимпийских игр в Барселоне Авдиенко предлагали контракты, от которых могла пойти кругом голова у кого угодно. Предлагали самому написать в соответствующей графе любую сумму. Он остался в Волгограде. Впрочем, вряд ли он сумеет прижиться душой за границей: слишком не по нему заниматься только тренерством. А роль мамки, няньки, учителя и друга, которая блестяще удается ему изо дня в день в Волгограде, за деньги не сыграть. Да и ни к чему: дети-то там чужие.

Одной из первых фраз, которую я услышала от Авдиенко в Париже, только-только войдя в гостиницу, была:

- Вы моих видели? Нет, видели, какую форму я сделал для клуба? Красавцы!

Волгоградцы действительно выглядели на все сто. Авдиенко светился, как ребенок: армавирское дворовое пижонство его юности, долгое время сидевшее где-то в глубине души, заглушенное недостатком возможностей, стало реализовываться многократно - на учениках,едва только у клуба появились лишние деньги.

- Представляете, - рассказывал он между соревнованиями, - в этом году предложили мне посмотреть парня, нашего же, волгоградского, - я обалдел, какой потенциальный спринтер может получиться! А он мне вдруг и говорит: «Виктор Борисович, а вы не помните, как меня в школе в первом классе в плавание отбирали?» Сейчас, конечно, у меня все силы уходят на тех, кто в сборной, но после Атланты потрясающе интересная работа начнется.

И вдруг перескочил совершенно на другую тему:

- Моих на всех соревнованиях без передышки на допинг-контроль гоняют. А в плавании-то сила лишняя не нужна. Только в физиологии, биохимии, биомеханике столько резервов заложено!

Кстати, совсем недавно я был потрясен тем, насколько далеко от нас, пловцов, в понимании природы движения ушли гимнастки-художницы: пришел на тренировку к дочери и, пока ждал ее, смотрел за тем, как с младшей группой работает тренер. Она не говорит «подними локоть, выпрями кисть», а учит ребенка чувствовать, что если, например, поднять подбородок, определенным образом развернув голову и плечи, то локоть встанет в нужное положение сам собой...

Для начальства Авдиенко неудобен: каждое его появление в столице сопровождается стычками на всех уровнях спортивных лестниц. Ему нужны деньги, бассейн, какими оснащаются все европейские спортивные центры и какой ему обещали сначала после побед Попова, Селькова и Панкратова на чемпионате мира, (где, кстати, волгоградцы опередили в командном зачете все прочие команды, включая США и Австралию), потом - после рекордного дубля Дениса прошлым летом. Ему нужна форма. В Париже, где волгоградцы гордо щеголяли выведенными на экипировке эмблемами, а Авдиенко получал очередной нагоняй за противопоставление своего клуба сборной команде, я услышала от самих ребят: «Если бы такой была форма сборной, а то ведь на всех московских рынках в нашей экипировке народ можно встретить».

Остается добавить, что самым большим недостатком большинства выдающихся тренеров в обычной жизни всегда был их характер. И он же становился главным достоинством, едва только счет начинал идти на доли секунды.