Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Работа с психологом помогла обрести уверенность в себе. Об этом в интервью RT рассказала трёхкратная чемпионка Европы по прыжкам с вышки Юлия Тимошинина. По словам спортсменки, борьба со страхами далась ей тяжело. Также она рассказала, насколько непросто приходилось ей с мамой-тренером, вспомнила, каким советом помог Илья Захаров, и объяснила, почему не выступает на трамплине.

— Ваша победа на 10-метровой вышке в Екатеринбурге выглядела настолько уверенной и логичной, что в голове не укладывается: каким образом вам удавалось на протяжении пяти лет подряд проигрывать чемпионат страны?

— Каждый раз что-то мешало выиграть. Становилась второй, третьей, появлялись какие-то совсем молоденькие соперницы, которые оказывались лучше.

— Руки не опускались из-за этого?

— Так, чтобы закончить карьеру из-за результата на чемпионате России — нет. Но вообще мысли о том, чтобы перестать прыгать, несколько лет назад меня посещали. После особенно неудачных выступлений, которые я никак не могла себе объяснить. На тренировках всё было хорошо, а вот показать результат на соревнованиях никак не получалось. В последнем олимпийском сезоне я даже с психологом начала работать. И с этого момента всё кардинально изменилось.

— Что именно вы в себе открыли, работая со специалистом?

— Стала намного увереннее в себе, поняла, что реально могу хорошо прыгать. До этого такой уверенности не было. Всё время испытывала страх, что могу допустить ошибку.

— Этот путь к себе был сложным?

— Очень. И довольно долгим. Мои ощущения и страхи возможно усугублялись тем, что у меня спортивная семья, которая постоянно ждала от меня побед. Это сильно давило.

— Помните момент, когда вы поняли, что прыжки в воду уже не игра?

— На самом деле для меня это всегда было очень серьёзно, с самого детства. Когда начала прыгать под присмотром мамы, она постоянно держала меня в ежовых рукавицах. И если я что-то делала неидеально или не так, как от меня требовали, дома всегда за это получала. Поэтому, собственно, и было страшно.

— Не думали о том, что мама, натаскивая вас на результат, пытается таким образом удовлетворить собственные не до конца реализованные амбиции?

— Не знаю. Мне кажется, она просто очень сильно хотела, чтобы у меня в спорте всё получалось максимально хорошо. Поэтому порой и перегибала палку. Я же не знала, как себя в этой ситуации вести. Хочется же, чтобы тебя хотя бы дома пожалели, когда что-то не получается, а приходишь домой — там опять ругают. Сейчас нам удалось выстроить очень хорошие рабочие отношения и могу сказать, что своё отношение к процессу изменила не только я, но и мама тоже. И обиды исчезли. Я чётко поняла, что всеми своими умениями обязана прежде всего маме. Прыгай я у другого тренера, вряд ли достигла бы таких результатов. Получается, что для этого надо было через все сложности пройти.

— Но ведь наверняка был период, когда вы рассуждали иначе?

— Конечно. Просто с возрастом понимаешь, что в любой ситуации есть как плюсы, так и минусы. Не думаю, что родителям было просто меня тренировать. Так что им тоже досталось.

—Хоть когда-нибудь ваша мама из-за вас плакала?

— Думаю, что да. Почти уверена в этом.

— А свой самый большой страх в прыжках в воду вспомните?

— Я дико боялась не завоевать олимпийскую лицензию в синхронных прыжках, но именно это и произошло. Причём дважды.

— Думала, вы начнёте рассказывать о том, как страшно бывает прыгать в воду с десятиметровой высоты.

— Вот этого я как раз никогда не боялась. Мне нравилось собирать новые сложные прыжки, в этом плане я всегда была очень активным ребёнком. Что до страха перед каким-либо элементом… Наверное, это 3,5 оборота вперёд из задней стойки, когда делаешь прыжок в уставшем состоянии. Там голова проходит довольно близко к краю вышки, и может быть опасно.

— Расстояние до вышки реально ощущается, когда находишься в воздухе?

— Да. Тем более, что я знаю, что в уставшем состоянии начинаю прыгать ближе к краю платформы.

— Есть спортсмен, глядя на которого вы получаете больше всего информации, которую хочется применить к себе?

— По прыжкам нет, а вот в поведенческом плане мне всегда нравился Илья Захаров. Мы как-то с ним разговорились, и совершенно точно могу сказать, что моё отношение к себе начало меняться после той беседы.

— О чём говорили, если не секрет?

— Я стала жаловаться на отсутствие уверенности, а Илья сказал: «Ты что? Ты так круто прыгаешь, что даже не заморачивайся на этот счёт. Пошла и прыгай!» Он и сам, как правило, прыгал именно так. Как автомат: поднялся — прыгнул, поднялся — прыгнул.

— Прыгать с трёхметрового трамплина по примеру Захарова никогда не хотелось?

— Очень хотелось. Но мне сразу объяснили, что совместить два снаряда скорее всего не получится. Тем более что для трамплина пришлось бы набирать массу тела, много работать над наскоком. Возможно, у меня могло неплохо получиться, кстати. Я как-то от скуки решила отпрыгать метровый трамплин на чемпионате Москвы и заняла второе место. Такие эмоции классные были! В этом плане трамплин гораздо веселее, чем вышка. Когда прыгаешь с платформы, почти всегда знаешь, чего ожидать. А здесь подвижная опора, и никогда не угадаешь, как на неё наскочишь. Прикольно.

— Наскакивать вы учились по старинке, классическим способом, или с подскоком, по-китайски?

— Это уж как получится. Наскок, конечно, тот ещё у меня был…

— Сколько прыжков за тренировку делает современный вышечник?

— По-разному. Мы обычно выстраиваем подготовку к соревнованиям не по количеству прыжков, а по нагрузке в целом. Уже выработан чёткий план: когда добавить, когда отдохнуть. Но полторы сотни прыжков за тренировку, как это было принято раньше, я точно не делаю.

— А как много попыток одного произвольного прыжка вам доводилось выполнять?

— Максимум семь. Это не то, чтобы тяжело физически, просто, когда начинаешь уставать, появляется риск потерять концентрацию, не совсем точно поставить руки на вход в воду, соответственно травмировать мышцу или сустав.

— Вход в воду руками с десятиметровой высоты — это больно?

— Я бы сказала, что это нелегко. Но не страшно, поскольку никто нас не посылает сразу на десять метров. Травмоопасно? Да.

— Прыгаете вы вслепую, или на что-то ориентируетесь в воздухе?

— На задних прыжках вообще ничего не вижу. Прыгаю по ощущениям и давно привыкла к этому. Некоторые ребята говорят, что при раскрытии на «задних» входах нужно успеть увидеть собственные ноги, но я вообще не понимаю, как это. Какие ноги, когда у тебя полсекунды времени на всё про всё? Поэтому делаею всё на автомате, как привыкла. Мне кажется, если я хоть что-то увижу во время прыжка, вообще потеряюсь в воздухе.

— Но на передних вращениях вы же наверняка видите воду?

— Вижу, но это не помогает. «Передние» входы в воду мне удаются неважно. Возможно, в детстве я что-то упустила, не научилась ставить входы так классно, как это делает Аня Конаныхина, к примеру.

— Даже с обязательных прыжков?

— Даже с них. Зато с задними прыжками у меня проблем нет. А это получается далеко не у всех прыгунов.

— Биться о воду вам доводилось?

— Один раз сильно перешла на входе в воду, но так, чтобы плашмя, такого вообще не было. Поэтому, наверное, я и не боялась сложных прыжков: собрала всю свою нынешнюю программу на вышке в 13 лет.

— Любимый прыжок у вас есть?

— Да. Три с половиной оборота назад. Вот он как раз у меня с 13-ти лет получался почти всегда.

— Что именно, кстати, запоминается после удачных выступлений — отдельные прыжки, или общее настроение?

— Настроение. Помню, когда попала в финал на Олимпиаде в Токио, шла на представление финалистов такая счастливая…

— А ради чего продолжаете прыгать сейчас?

— Ради удовольствия. Я наконец-то достигла состояния, когда удовольствие получаешь от самого прыжка, а не от оценок, которые горят на табло. Страх ошибиться или кому-то проиграть полностью ушёл. Я знаю, что у нас уже появились на вышке очень сильные девочки, и мне реально не стыдно им в чём-то уступить. Как только я это осознала, у меня появились совершенно другие эмоции. Гораздо более позитивные. А главное, мне всё ещё хочется прыгать — не наелась этим. Очень чётко поняла это, когда смотрела по телевизору последний чемпионат мира в Будапеште, на который мы не поехали.

— Своего ребёнка вы будете тренировать самостоятельно, или отдадите маме?

— Вообще-то я не планирую становиться тренером. Но — никогда не говори «никогда». Так что не зарекаюсь. Просто зная, как было тяжело со мной моей маме, я абсолютно точно не хотела бы повторить её тренерский опыт.