Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

На то, чтобы из никому не известного пловца-брассиста превратиться в героя чемпионата мира, 20-летнему Роману Слуднову понадобилось всего три дня. Два мировых рекорда и две золотые медали, завоеванные омским спортсменом моментально заставили специалистов считать Слуднова главным претендентом на золото Олимпийских игр в Сиднее

В самолете Афины-Москва мы сидели рядом. Чемпионат мира вспоминался уже как нечто отдаленное - со всеми положительными и отрицательными мгновениями. На руке у Слуднова красовались новенькие часы, подаренные ему за рекорд мира фирмой «Омега». Свои часы (подаренные родителями 24 февраля - в день 20-летия) он, по иронии судьбы, разбил, уронив на пол, в Афинах.

Вообще-то подарков от главного спонсора должно было быть два. Однако, вручив Роману роскошную красную коробку на пьедестале после второй победы, организаторы тут же отобрали ее, пояснив: «Это - приз Нейла Уокера (американец установил очередной рекорд мира перед выступлением Слуднова на второй дистанции - Е.В.). Больше часов не осталось. Надеемся, вы не обидитесь?».

Пловец лишь пожал плечами и не проявив никаких эмоций отправился откупываться в тренировочный бассейн. В самолете же сказал: «Хочу подарить «Омегу» отцу. Правда, не знаю, будет ли он носить не руке такое состояние. Мне и самому, когда узнал стоимость, не по себе стало. Дело в том, что я довольно давно настроил себя на то, что до Олимпийских игр никаких денег у меня не может быть в принципе. А тут вдруг и призовые, и часы, и медали, и рекорды - в голове не укладывается».

- Брасс считается в плавании наиболее сложным видом. Как вы сами относитесь к поговорке, что брассистами не становятся, а рождаются?

- Так я и родился. Папа (Андрей Слуднов - Е.В.) в свое время был мастером спорта по плаванию, причем, именно брассистом. Может быть, смог добиться большего, но слишком поздно пришел в плавание - на первом курсе института. Этим же стилем плавала мама (Наталья Рощина - Е.В.) - первой в Омске выполнила мастерский норматив, становилась даже призером российского чемпионата. Сколько себя помню, всегда плавал тоже брассом.

- Вы росли во дворе, или в бассейне?

- Скорее всего, в бассейне. Но не тренировался. Сидел в лягушатнике с игрушками, а все старшие возились со мной и развлекали, как могли. Мама, кстати, вообще не хотела, чтобы я попал в большой спорт. Папа, наоборот, мечтал сделать из меня выдающегося пловца. Он сам ставил мне технику. При этом, помню, на младшего брата Артема (он на год младше) родители обращали гораздо меньше внимания - он даже плавать самостоятельно научился).

- Когда же плавание стало для вас серьезным занятием?

- В 95-м, после того, как я выиграл 100 метров на детских соревнованиях «Веселый дельфин». Потом впервые поехал за границу - в Англию. И, знаете, захотелось плавать по-настоящему. Хотя трудностей хватало. Например, когда я пошел в школу, она располагалась рядом с бассейном. Дорога от дома занимала час. Потом школу сделали гимназией и перевели в другую часть города. Так что приходилось мотаться вдвое дольше.

- Я сама в свое время тренировалась у собственных родителей и не выдержала - сбежала в прыжки в воду. Вы не устаете от повышенных требований и круглосуточной опеки?

- Бывает. Но положительных сторон, на мой взгляд, больше. Последние два года со мной в основном работает мама. Она чувствует меня гораздо лучше, чем любого другого ученика. всегда знает, в каком я состоянии, соответственно, рассчитывает нагрузки.

- Ваша мама, кстати, рассказывала, что до позапрошлого года вы плавали в тренировках гораздо меньше, чем любой другой спортсмен сборной. Мол, психологически не были готовы к серьезной работе. А сами вы это чувствовали?

- По моим ощущениям, настоящая работа началась у нас после первенства Европы-97. Там, в Глазго, я установил юношеский рекорд Европы, появились, соответственно, амбиции. Правда, почти сразу после возвращения получил серьезную травму позвоничника.

- В плавании?!

- Вот именно. Надо мной смеялась вся больница - первый раз, мол, пловца со сломанной шеей лечить приходится. Обычно все профессиональные болячки связаны с горлом, ушами. Самое смешное, что травму я получил во время плавания. Выполнял поворот и кто-то зацепил меня рукой. Голову мгновенно заклинило. Когда сделали снимок, выяснилось, что седьмой остистый отросток оторвался полностью. 20 дней я проходил в специальном ошейнике, потом потихонечку начал тренировать шею, чтобы мышцы окончательно не ослабли - упирался лбом в стенку и бодал ее. Потом мне привезли специальный пластиковый корсет для шеи и я начал в нем плавать.

- Насколько значительным событием стал для вас первый чемпионат мира, который прошел год назад в Гонконге?

- Я занял пятое место на «сотне» и четвертое на «полтиннике», а главное - понял, что юношеские соревнования даже приблизительно нельзя сравнивать со взрослыми. Все по-другому.

- Кумиры среди взрослых пловцов у вас в то время были?

- Не то, чтобы кумиры... Мне, например, до сих пор очень нравится, как плавает чемпион и рекордсмен мира в брассе бельгиец Фредерик Дебургрэв. Невысокий, некрупного телосложения, но техника предельно рациональная. Я бы сказал, идеальный классический брасс. Одно время мне безумно нравился стиль Андрея Корнеева. Я даже пытался копировать - начал повторять совеобразный корнеевский толчок ногами, после которого идет пауза - но мне быстро объяснили, что подражание чужому стилю никому еще не приносило успеха.

- Смотря какого уровня успех иметь в виду.

- Знаете, меня с самого детства по-настоящему привлекали лишь одни соревнования - Олимпийские игры. Не знаю, почему. И вовсе не конкретный вид спорта, а, скажем так, процесс победы. Честно говоря, я не помню, как плыли в Барселоне Александр Попов и Евгений Садовый. Помню их уже победителями - после финиша. Игры в Атланте, естественно, запомнил гораздо лучше. Но и там техника, стиль - все это было второстепенным.

Зато колоссальное впечатление произвела победа Попова над Гэри Холлом. Холл ведь до самого старта плавал быстрее. Мне кажется, Олимпийские игры - какие-то совершенно особые соревнования. Необъяснимые. Почти сказочные. Я не верю ни в какие приметы, знаю, что мой результат зависит исключительно от того, как я готов к тем или иным соревнованиям, понимаю, что шансы попасть в Сидней достаточно велики и, тем не менее, до сих пор не могу представить, что Игры - реальная вещь.

- Какое из выступлений вы не любите вспоминать?

- На чемпионате Европы в прошлом году в Стамбуле. Многие склонны считать, что слишком неудачными были сроки отбора - пришлось удерживать форму месяц. Я, например, начинаю терять кондицию через три недели, после пика. И, тем не менее, думаю, что не лучшим образом на моем выступлении сказался высокогорный сбор в Домбае, накануне российского чемпионата. Я первый раз оказался в горах, а когда спустился, почувствовал, что проблемы начались и с техникой, и с восстановлением - все ощущалось не так. Поэтому в этом сезоне мы решили отказаться от подготовки в горах вообще. Высокогорье, безусловно, дает хороший эффект - все, кто использует такую подготовку, в один голос утверждают, что эффективность тренировки резко возрастает. Но продолжать эксперименты в олимпийском году - слишком большой риск.

- Какая дистанция для вас предпочтительнее - 100 метров или 200?

- 100. После того, как на спринтерском чемпионате Европы в Португалии мне не хватило шести сотых до мирового рекорда, я был почти уверен, что сумею его побить в Афинах. На вторую победу, и тем более, на рекорд мира, я вообще не рассчитывал. Большого соревновательного опыта на этой дистанции у меня не было. Кстати, если бы не этот паренек южноафриканец - Теренс Паркин - ни за что в жизни не решился бы начать первую половину так быстро. Но мама дала установку никого не отпускать слишком далеко. Вот и рванулся изо всех сил. Думал - умру на финише. Но, как ни странно, последний 25-метровый отрезок оказался более легким, чем предыдущие. Паркин, как выяснилось, накушался гораздо больше - даже не стал упираться, когда я его обошел. «Сотня» - совсем другое дело: тормоза отпустил - и до самого финиша можно ни о чем не думать.

- Попробовать себя в марафонском плавании вам никогда не хотелось?

- Там же акулы! Я и в море-то боюсь после Гонконга далеко заплывать.

- А что случилось в Гонконге?

- Мы ходили купаться в океане, а через пару дней, по дороге в аэропорт, я увидел ту бухту сверху из автобуса. Она была огорожена специальной сеткой. Я себе моментально такую жуткую картину в воображении нарисовал, что до сих пор не по себе становится, как то купание вспоминаю. Марафонцев же послушать - то они в клетках плавают, то сопровождающие крокодилов в речках от них отпугивают.