Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Ирина Вятчанина — эпоха в плавании. Под её руководством Анатолий Поляков становился чемпионом Европы в баттерфляе, Аркадий Вятчанин — чемпионом континента и рекордсменом мира в плавании на спине, а Юлия Ефимова выиграла с мировым рекордом свой первый чемпионат мира в 2009-м.

Узнав, что 32-летняя Ефимова намерена сделать всё возможное, чтобы отобраться на свои пятые Олимпийские игры, я связалась с её первым тренером. Мой звонок застал Вятчанину дома, в Таганроге.

— Год назад ваша последняя подопечная Татьяна Белоногофф изъявила желание продолжить тренировки у специалиста, в группе которого плавает рекордсменка мира Евгения Чикунова. А чем сейчас занимаетесь вы?

— Восполняю то, что за многие годы упустила. Наслаждаюсь жизнью. Много лет жила в режиме постоянных сборов, соревнований, ощущения, что должен, должен, должен. Сейчас по-прежнему работаю, но в удовольствие, без лишнего напряга, с одним спортсменом-паралимпийцем. Он уже взрослый товарищ, 34 года. Долго пытался ко мне попасть и, получается, дождался момента, когда я согласилась. Точнее, меня уговорили.

— Три с половиной года назад мы говорили о Покровской, о том, что она настоятельно рекомендовала вам ни в коем случае не бросать профессию. Вы тогда работали с Таней Белоногофф, если не ошибаюсь.

— Ещё у меня в группе был Саша Осипенко — комплексист из Москвы, и Даниил Пахомов, который до этого плавал баттерфляем у Михаила Горелика. Два года я с ними безвылазно сидела на сборах в Волгограде. Организационно всё было очень непросто: один спортсмен из Питера, другой — из Москвы. Таня тогда тоже выступала за Питер. А я не числилась вообще нигде.

Тренироваться в Таганроге означало бы для ребят платить из собственного кармана за жильё, питание, аренду воды, выезды на соревнования. Плюс оплачивать меня как тренера, поскольку никакой зарплаты я нигде не получала. А в Волгограде мы могли по линии федерации плавания находиться на сборах постоянно. Потом благодаря участию Виктора Авдиенко (вице-президент ВФП. — RT) меня поставили на зарплату в федерации. Все эти сложности, наверное, и сыграли свою роль — понемногу группа распалась.

— То есть вы сами работали с постоянным ощущением, что это никому не нужно?

— Да нет, не сказала бы. Татьяна постоянно занимала призовые места на соревнованиях, даже выигрывала чемпионат России, хоть в прессе и промелькнуло не так давно, что впервые она победила только сейчас, на недавнем чемпионате страны в Казани. Осипенко в 2020-м выполнил норматив на Олимпиаду, просто сами Игры потом перенесли на год. Пахомов тоже в призы попадал, но у него постоянно возникали проблемы с плечом из-за давней травмы, и это сильно осложняло работу. Думаю, что как раз поэтому его предыдущий тренер с ним расстался. Я, правда, всё равно Мишу спросила: «Ты точно его отпускаешь?» Не хотела, чтобы за спиной говорили, что я кого-то переманиваю.

— Удивительно слышать, на самом деле. Главный тренер российской сборной Сергей Чепик как-то сказал мне, что считает совершенно недопустимым оставлять без работы такого специалиста, как вы.

— Такое звучало, да. Я как раз тогда вернулась в Россию, поскольку Таня Белоногофф, с которой я уже начала заниматься, тоже собралась переезжать к нам в страну из Великобритании. Собственно, и Осипенко я взяла к себе, решив, что в одиночку Татьяне будет сложнее адаптироваться. Саша в тот период работал по селуяновской методике.

— Чуть подробнее об этом можете рассказать?

— Эта методика построена на коротких ускорениях с большими интервалами отдыха. Функциональная подготовка при таком подходе практически отсутствует, на мой взгляд, но сам профессор Селуянов, когда свою систему разрабатывал и продвигал, считал, что мы делаем слишком много ненужной и неправильной работы. Он был убеждён, что за счёт тех заданий и упражнений, которые предлагает, можно показывать высокие результаты. Но тот же Осипенко, когда ко мне пришёл, был шокирован тем, что в брассе не может за Татьяной удержаться. Ни одной серии пройти с ней на равных ни в комплексе, ни в чистом брассе у него не получалось.

— Принято считать, что тренер такой квалификации, какой обладаете вы, способен без труда найти себе работу в любой стране. Насколько это далеко от истины?

— Мне, кстати, мой сын Аркадий не так давно этот вопрос задал. Мол, тебя не коробит, что после всех достижений и заслуг приходится работать с паралимпийцем?

— Признаться, мне просто не хватило решимости задать вам вопрос именно в такой формулировке.

— Я и сама поначалу восприняла предложение неоднозначно. С одной стороны, Артём Павленко — заслуженный мастер спорта, мы рекорды России с ним имеем. Но уходить в паралимпийский спорт после того, как столько лет проработал в спорте высших достижений, мне казалось… Как бы унизительным, что ли. Потребовалось некоторое время, чтобы адаптироваться к ситуации.

Но сыну я сказала: «Аркаш, вспомни-ка, сколько мамочке твоей лет? Оно мне надо — начинать всё с нуля и снова лезть в эту кашу?»

— Но предложения-то вам поступали?

— Последним было возглавить плавательный клуб в Германии. Сначала это сильно подогрело моё самолюбие, но потом, по ходу переговоров, я мысленно разложила всё по полочкам: никакой конкретики по оплате, никакой конкретики по помощи. Из клуба ушёл старший тренер, забрав с собой лучших спортсменов, соответственно, я должна найти, с кем работать, и подготовить минимум финалиста Олимпийских игр. Я не знаю системы клубного плавания в Германии, не знаю немецкого языка. А до Олимпиады — полтора года. Вот и сказала самой себе: «Ира, тебе что, жить надоело? Здоровье положить? Ради чего?»

— Что было той каплей, которая сподвигла вас прекратить отношения с Белоногофф и Осипенко?

— Саша закончил плавать после того, как выполнил норматив на Олимпиаду на дистанции 400 м (комплекс), а его сняли якобы за нарушение правил, хотя ситуация, на мой взгляд, была крайне спорной. Наверное, решил, что пора самому свою жизнь строить. Он умный парень, три или четыре различных высших образования получил. Не так давно звонил: мол, хочу комплимент передать от тренеров школы. По их мнению, работаю «так же жёстко, как Вятчанина».

— Хорошая оценка.

— Вот он им и ответил: «Зато у меня есть результаты, а у вас нет». Позвонил на самом деле, чтобы спасибо сказать за всё, чему научился, работая со мной. А вот Таня ушла сама. У нас не было конфликта, но её не устроили результаты. Мне сказала, что хочет прогрессировать, а не стоять на месте. Правда, со мной она стометровку брассом за 1,06 плыла, сейчас за 1,07 — и вполне этим довольна.

— Вы разделяли точку зрения Белоногофф, что прогресс приостановился?

— Он действительно на определённом этапе приостановился, и я объясняла почему. Таня перенесла коронавирус, но как-то странно. Не было ни сильных симптомов, ни температуры, но началась сильная потеря веса. Возможно, прививка Pfizer так повлияла, но без этой прививки она не смогла бы ездить в Англию к родным. Оттуда, собственно, и приехала — худющая.

Полноценно работать было невозможно, пока вес не набран, но у Тани на этом фоне началась депрессия, пошёл гормональный сбой. Потом ситуация стала получше, я даже вывела Белоногофф на ISL (коммерческая серия турниров Международной лиги плавания. — RT), хотя предупредила её: с таким дефицитом веса на серию стартов за результатом не ездят. Можно угодить в такую яму, откуда уже не выберешься.

— Результаты, насколько помню, на том турнире у вашей подопечной получились неплохими.

— Да, она проплыла хорошо. Но ещё до отъезда на турнир я сказала: чтобы показывать стабильно высокие скорости, нужна другая работа. И что мы в данный момент сильно недорабатываем. Таню это очень обидело. А вернувшись, она сказала, что уходит от меня к Витте Новожиловой.

— Потеря работы в российской сборной — болезненный для вас момент?

— Ну, в принципе, да. Это был не очень простой период ещё и потому, что я во время ковида сделала три операции на сердце. И Таня, и другие ребята прекрасно знали, что у меня серьёзные проблемы со здоровьем. Когда я стала пытаться оформить квоту на операцию, меня немедленно положили в больницу, поставили кардиостимулятор с дефибриллятором и сказали, что это мой спасательный круг, поскольку в диагнозе уже имеется несмыкание клапанов, низкая фракция выброса крови. Уже потом в Питере сделали радиочастотную абляцию. Думали, что потребуется шунтирование, но коронарные сосуды, к счастью, оказались в норме.

В апреле мне сделали последнюю операцию, я провела пять дней в больнице, прилетела домой в Таганрог, села за руль и поехала тут же в Волгоград на сбор. Хотя адаптация сердца после подобных операций занимает приличное время. Сейчас, кстати, всё полностью нормализовалось. Совершенно другое состояние. Уровень жизни другой.

— С сыном у вас одно время были разногласия. Сейчас отношения нормализовались?

— Да, давно. Аркадий живёт в Лозанне, до этого работал во Франции, в Гренобле. Там же у него родилась доченька. Ей 1 июня будет два годика.

— Работать бабушкой сын вас не зовёт?

— Зовёт, конечно. Говорит: что ж это такое, ребёнок растёт, зная бабушку только в режиме онлайн.

— Почему не рассматриваете такой вариант?

— Пока не получается. Я, кстати, так и не ответила вам на вопрос, каким образом всё-таки свыклась с мыслью о паралимпийском спорте. Когда в очередной раз задумалась об этом, сама себе сказала: «Ира, это ведь очередной вызов твоему профессионализму». У меня всю жизнь так: когда Толика Полякова забрали в 2003-м за год до Игр в Афинах, пришлось доказывать, в том числе и самой себе, что я могу работать не только с одним спортсменом и не только в баттерфляе. Потом то же самое было после отъезда в Америку Юли Ефимовой, Аркадия. Сейчас в руках человек с целым рядом нарушений по здоровью. Это вообще другая работа, другая специфика.

— Сразу напрашивается вопрос: как можно работать на результат с человеком, который, возможно, не всегда в состоянии вас понять?

— Артём не родился с интеллектуальными отклонениями. Он в детстве переболел отитом, и на недолеченном воспалении у него начал пропадать слух. Но главная проблема не в этом. А в том, что мы начали работать, когда Артёму уже исполнилось 32 года. Это тоже колоссальный вызов — сдвинуть с мёртвой точки совершенно взрослого человека, притом что прекрасно видишь, какие упущения были сделаны до. Я и Тане, собственно, объясняла, когда мы только начинали работать: все её достижения — это эксплуатация того, чем наделили мама с папой и Господь Бог. Но физическая и плавательная подготовка, гибкость, сила — всё это отстаёт. И в своё время обязательно даст стопор результатов. Да, можно сделать начальный прогресс в юношеском возрасте на новой методике, но потом всё равно придётся накапливать наработанное по крупицам. И это кропотливая, очень тяжёлая работа. Когда этот момент наступает, далеко не все его выдерживают.

Вот и здесь были сложные моменты и у самого Артёма, и у меня как у тренера. Но есть интерес — и у меня, и у него. Мы уже установили четыре или пять рекордов России.

— Почему спортсмен с потерей слуха не может выступать в плавании на общих основаниях с другими?

— Может. Но дело ведь не только в том, что человек не слышит. Например, у моего спортсмена гипертонус мышц, и гипертонус этот непроходящий. Артём не может опереться на голеностоп, при больших нагрузках у него начинаются судороги. От этого возникает боязнь определённой работы, совершенно иначе идёт восстановление. До того как прийти ко мне, у Артёма был совершенно другой подход к тренировкам. Для него стало откровением, что тренировки могут быть два раза в день, притом тяжёлые. При этом я не должна перегрузить спортсмена, потому что врача у нас нет.

— Вы так же изолированы от мира, как и остальные российские атлеты?

— Нет. Артём сейчас на Мадейре занял третье место на паралимпийском чемпионате Европы. Для того чтобы поехать на Олимпийские игры, ему нужно пройти минимум два международных старта. Первенство континента — один из них. Ещё есть кубковые турниры, но вот, например, Германия отказала нам во въезде. Не знаю, успеем ли всё оформить, чтобы поехать в Сингапур. Ещё будет старт во Франции в начале июня, но это в том случае, если получим визу.

— Как вы относитесь к решению Всероссийской федерации плавания не посылать спортсменов на Олимпиаду в Париж в нейтральном статусе?

— Очень сложный и неоднозначный вопрос.

— Я задала его лишь потому, что Ефимова, вопреки решению ВФП, настроена бороться за шанс поехать на эти Игры.

— Да. Она действительно очень хочет поехать, и я на её стороне. Во-первых, для Юли это последняя Олимпиада, скорее всего. А во-вторых, что мы прячемся, как страусы в песок, от проблемы? Почему не хотим показать миру, что, вопреки всем сложностям, живы, готовы соревноваться, имеем результаты? Что будем выступать и бороться за победу? Чтобы о наших спортсменах не забывали. Тем более на Играх. Можно быть хоть сто раз чемпионом и рекордсменом своей страны и даже рекордсменом Европы или мира, но, если ты не имеешь звания чемпиона…

Во всём мире престижно быть не только призёром или финалистом, но даже просто участником Олимпийских игр — настолько высок этот статус. Хорошо, если у кого в карьере Игры уже были. А если нет и никогда не будет?

— У вас есть объяснение тому, что Ефимова в свои 32 года продолжает так быстро плавать? Вы вообще за ней следите?

— Ну конечно. Это же моё детище, как я могу не следить? Порой смеюсь: сколько раз звучало, что у Вятчаниной такая жёсткая методика, что спортсмены не выдерживают, а по факту моих спортсменов из бассейна не выгонишь. Многие из тех, кто заканчивает с большим спортом, продолжают выступать по ветеранам, в категории «Мастерс». Ещё и результаты улучшают, рекорды мира устанавливают.

— Так и Ефимова сказала в недавнем интервью, что не исключает для себя продолжение карьеры в «Мастерс». Я подумала: неужели она не наплавалась?

— О том и речь, что не наплавалась. Потому что я её с детства учила плавать в удовольствие. Очень важно поставить такую технику, от которой спортсмен кайфует. Когда получаешь огромное удовольствие от контакта с водой, от плавания, от тренировок, какими бы они ни были тяжёлыми.

— Несколько лет назад мы общались с Сергеем Чепиком и он сказал: мол, не за горами время, когда дельфинисты начнут плавать брассом, причём так быстро, что «классическим» брассистам придётся им уступить.

— В своё время брасс Ефимовой возник как раз от того, что из-за слишком большой работы со штангой в детстве у неё имелась проблема с коленями. Она с этой проблемой ко мне пришла, и мы не тренировках часто заменяли брасс баттерфляем. Отсюда у неё и появился знаменитый хлыстообразный удар ногами. Сейчас у меня постоянно в ходу все эти миксы, «крокодилы» — так упражнения называются. Причём я «увожу» спортсмена в брасс не только из баттерфляя, но и с вольным стилем, со спиной прекрасное сочетание получается. Когда пловец переходит из способа в способ, это даёт хорошую техническую и силовую наработку, развивает двигательные навыки. Юля как раз и была первым представителем этих перемен.

Я много раз, пока была в сборной, разговаривала с Чепиком о том, что брасс — это один из способов, который постоянно эволюционирует технически. Вспомните рекорд мира Романа Слуднова в 2001-м, когда он «разменял» минуту, проплыв стометровку за 59,97. Тогда это воспринималось как революционный прорыв, но посмотрите, какие скорости брассисты показывают сейчас. Даже взять период присутствия в спортивном мире Ефимовой. Самый большой рост результатов произошёл у неё на двухсотметровке, а ведь 200 м — это самая тяжёлая силовая дистанция в брассе.

— Как это сочетается: самая тяжёлая из дистанций и удовольствие, о котором вы упомянули ранее?

— Как раз за счёт этого хлыстообразного движения ногами внутрицикловая скорость стала у нас более стабильной. По гипердинамике это очень обтекаемое положение тела и, соответственно, экономичная техника. Помню, в 2005-м на юношеском чемпионате Европы, где Юлька побила рекорд России и рекорд Европы, она ушла на свой коронный темп только на последнем «полтиннике». Врач, который с нами тогда работал, взял после финиша пробу крови, и у него просто глаза на лоб полезли. Ефимова установила рекорд Европы с уровнем лактата 4,0 ммоль/л.

— Да ладно?

— Вот и врач так отреагировал. Говорит: «Что-то не так с прибором, такого низкого показателя быть не может». Взял пробу ещё раз, а показатель к тому времени упал на две единицы. Представляете, насколько экономичная была техника? Ну и как тут может надоесть плавание, когда сплошной балдёж. Стараюсь сейчас и с Артёмом попытаться такой эргономичности добиться. Хотя это сложнее. У паралимпийцев одна международная дистанция — 100 м.

— А за счёт чего так быстро плывёт Чикунова?

— Девочка безумно одарённая. У неё шикарный выворот бёдер, коленных суставов и голеностопа. Ноги просто колоссальные, да и по технике тот же самый дельфинообразный брасс, что у Ефимовой. За счёт этого Чикунова, собственно, год назад и переписала мировой рекорд — 2.17,55. Плюс очень опытный тренер. Мне очень интересно, как Евгения будет прогрессировать.

— За тем, что происходит по ту сторону границы, вы тоже следите?

— В меньшей степени. Но туда я и не лезу. Мне до сих пор это больно. Как ни крути, вся жизнь на бортике прошла. В декабре очередную круглую дату отметила — 70 лет. Спустя пару месяцев мне позвонил президент Федерации плавания Ростовской области Игорь Горин, поздравил с днём рождения и поинтересовался, почему я не была на турнире Сальникова. Я отвечаю: «Так не с кем вроде, Игорь Викторович». Хотя, в общем-то, рассчитывала, что ВФП меня пригласит. Не последний вроде я человек в плавании, да и повод был.

— То есть вообще о вас не вспомнили?

— Вроде на сайте федерации дежурное поздравление опубликовали, но я его не читала. А так, чтобы хотя бы позвонить — никто. Как и из ростовской федерации. Потом уже объяснили: мол, что-то там организационно не сложилось, потому и не пригласили никуда. Хотя масса поводов была. Сами знаете, год заканчивается, всякие губернаторские приёмы, то-сё, пятое-десятое. Мне Горин сказал, что грамоту от ВФП он из Питера привёз. Типа будете в Ростове, Ирина Германовна, заезжайте на чаёк-кофеёк, поговорим о жизни, заодно и грамоту отдам. Так что когда-нибудь, может быть, заберу.