Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Однажды он сказал: «При ударе о воду с десятиметровой вышки боль такая же, как при падении на асфальт. Только не умираешь…»

Подобный удар случился в его карьере лишь однажды - осенью 2007-го на одном из турниров Мировой серии. Именно тогда Глеб впервые почувствовал, как что-то сломалось внутри - появился страх перед прыжком. Одному богу известно, чего стоила Гальперину завоеванная в 2008-м олимпийская бронза.

Потом были травмы, несколько операций подряд и... очередная неудача: на Играх в Лондоне спортсмен не попал в финал. И взял паузу, не найдя в себе сил принять, возможно, самое сложное решение в своей жизни - никогда больше не подниматься на десятиметровую вышку.

- Ты ведь так и не начал тренироваться после Лондона, Глеб?

- Пока нет. В октябре лег в очередной раз в больницу, прооперировал колено.

- Чтобы продолжить карьеру?

- Для начала чтобы просто иметь возможность ходить, не испытывая при этом боли. Что до продолжения карьеры... Такие мысли меня посещают. Спортивную форму я вроде бы сильно не терял, вес не набрал. Просто в какой-то момент в подсознании включается здравый смысл, и я начинаю думать, что и возраст поджимает, и программы у соперников такие сложные, что уже не догнать... Несовместимы такие прыжки с моим количеством травм.

- Мне не раз приходилось наблюдать, как человек, способный выиграть Олимпийские игры, упускает эту победу, а потом словно начинает гоняться за упущенной медалью, не в состоянии думать ни о чем другом. У тебя не было ощущения, что на протяжении двух последних лет ты занимался именно такой погоней?

- Наверное, так и было. Когда в 2011-м после двухлетнего перерыва я вернулся в бассейн, мне сильно помогла поддержка главного тренера, который был откровенно против того, чтобы я уходил из спорта. Да и сам я в глубине души понимал, что не очень представляю себе, что делать дальше, если уйду из спорта. В конце концов, прыжки в воду - это моя профессия, которая, чего уж там скрывать, неплохо оплачивается. Да и не умею я больше ничего. По-настоящему загорелся работой, когда восстановился после операций на позвоночнике и плече и почувствовал, что могу…

А потом заболело колено, и психологически это меня просто убило.

- Когда это случилось?

- Как раз в 2011-м. На чемпионате мира в Шанхае прыгал уже на уколах - как в 2007-м в Мельбурне, когда мне непрерывно кололи обезболивающее в спину. И на Игры в Лондон ехал, понимая, что вряд ли что-то получится. Сам осознавал, что уже хватит. Просто отступать было некуда: я так долго восстанавливался после травмы плеча, так стремился попасть в команду... Зачем было восстанавливаться, если не идти до конца?

На самом деле тот период реально был невыносимым. Я знал, что уже попал в олимпийскую команду, но при этом совершенно не мог тренироваться. Это убивало. Опускались руки, я постоянно срывался на окружающих, хотелось все бросить и вообще уехать куда глаза глядят. С другой стороны, как я мог подвести маму, которая всю жизнь меня тренировала и поддерживала даже тогда, когда приходилось совсем тяжело?

При этом я смотрел, как прыгают другие, мне казалось, что у них это получается так легко...

- В твоей карьере был период, когда ты жил по принципу «либо первый, либо никакой»?

- Именно по такому принципу я всегда и жил. Поэтому после Лондона и задумался о том, чтобы прекратить карьеру. Хотя, наверное, мог бы продолжать прыгать, ездить по второстепенным турнирам, зарабатывать этим деньги. Конечно, хочется продолжать. Но мне уже 27. Для человека, который прыгает с 10-метровой вышки, это почти предельный возраст. Среди тех, кто выступает сейчас, только кубинец Хосе Гуэрра старше - ему за 30. Но он сам по себе очень крепкий. А тот же Дима Саутин закончил с вышкой в 26.

- Я помню, как мучился Саутин, когда вдруг осознал, что из-за травм больше не способен делать сложные прыжки. Как его ломало от необходимости все больше и больше облегчать свою программу, как он страдал, проигрывая.

- Я тоже это помню. Разница между ситуацией Дмитрия и той, в которую угодил я, заключалась в том, что за последние четыре года на вышке резко выросла сложность прыжков. Это, собственно, и заставило меня довольно быстро понять, что даже три с половиной оборота вперед согнувшись - это уже не прыжок для финала Олимпийских игр. И что я со своей программой больше не имею шансов выиграть. Разве что совсем случайно, поймав какой-то безумный кураж, как это произошло на чемпионате мира-2007 в Мельбурне.

- Какие чувства ты испытывал, когда видел, как соперники прыгают то, что тебе никогда уже не сделать?

- Не могу сказать, что это были какие-то особенные чувства. Я ведь никогда не исполнял более сложных прыжков, чем те же китайцы. В лучшем случае - такие же. Мне на самом деле не очень нравится, что во главу угла сейчас ставится только сложность. Когда была убрана обязательная программа, из прыжков в воду ушла красота полета, как мне кажется. Стала совершенно иной техника: прыгая так, как когда-то учили меня, четко обозначая все фазы прыжка, четыре с половиной оборота не сделаешь. Сейчас требуется лишь бешено крутиться, вообще не задумываясь о красоте линий. Главное - вовремя раскрыться и погасить брызги.

Я видел в записи, как Женя Кузнецов первым в мире сделал 4,5 оборота назад с десяти метров, но этот парень, на мой взгляд, способен без проблем крутить четыре оборота в любую сторону. Батутист - этим все сказано. Для него это как игра. Поднялся на вышку, посмеялся и без разминки прыгнул. Вот это удивляет. Потому что мне, например, страшно прыгать с десяти метров. И многим другим, знаю, страшно.

- Первый раз от тебя такое слышу.

- Страх, как мне кажется, появляется с возрастом. Когда начинаешь задумываться о том, какими могут быть последствия, если ошибешься. Плюс та неудача осенью 2007-го в Мексике, когда я пришел на спину, плашмя. Я ведь до этого никогда всерьез не бился об воду. Поэтому тот случай стал для меня колоссальным шоком. И все последующие пять лет необходимость идти и прыгать три с половиной оборота назад вызывала у меня панический страх. Я даже к психологам обращался - ни один так и не смог помочь.

- Из тех спортсменов, кто выступает сейчас, кто-нибудь вызывает у тебя восхищение?

- Конечно. Илья Захаров, например. Когда он выступал в Лондоне, по его глазам было видно, что он не проиграет. Меня это, помню, поразило до глубины души. Или тот же Будиа. У него была очень сложная ситуация: он прыгал в финале сразу после англичанина Томаса Дэйли. Когда Томасу разрешили перепрыжку, я подумал, что именно сейчас все должно решиться - либо Будиа психологически сломается, либо разозлится и все сделает. Он не сломался.

- В 1980-м я была на трибуне «Олимпийского», когда точно так же - с перепрыжкой - олимпийским чемпионом на трамплине стал Александр Портнов. И до сих пор считаю, что в прыжках в воду не может быть причин, разрешающих человеку повторить неудачную попытку.

- Мне тоже так кажется. На чемпионате мира в Шанхае у меня была возможность поднять руку и попросить вторую попытку, когда я поскользнулся на краю вышки и не смог выкрутить 4,5 оборота вперед. Но не стал этого делать: посчитал, что это было следствием лично моей ошибки. Это я неудачно наскочил на самый край из-за своего больного колена и поскользнулся - никто мне вышку мылом не мазал. Прыжки в воду - это прыжки в воду. У тебя есть шесть прыжков и шесть попыток. Все!

- Когда в середине 90-х наши фигуристы в массовом порядке стали уезжать в поисках работы за океан, многие из них столкнулись с тем, что должны за деньги учить кататься всех желающих, независимо от их возраста и способностей. Ты в телевизионном проекте занимаешься тем же самым. Это интересно?

- Поначалу я боялся - тренерского опыта ведь нет никакого. Плюс работать предстояло со звездами. Я совершенно не понимал, чего от них ждать. На первых же тренировках увидел, что многие вообще не отдают себе отчета в том, куда попали. Но потом вдруг заметил, что люди стали меняться. Через месяц после начала проекта мне самому не верилось, что человек, который на первых тренировках боялся подойти к краю метровой платформы, прыгает с десяти метров.

- Страшно было посылать подопечных на новые прыжки?

- Очень. Случались ведь и неудачные попытки. Помимо того, что это очень больно, надо учитывать и то, что актер или певец - профессия, которая требует чистого, красивого лица, а не синяков под глазами. В плане риска наш проект нельзя было сравнить ни с каким другим: в тех же «Звездах на льду» звезды катались, держась за руку профессионала. У нас же тренеры могли только подсказать какие-то вещи с бортика. Но выполнить тот или иной прыжок человек должен был сам.

А в целом только на проекте я понял, до какой степени наш вид спорта недооценен. Он вроде бы очень сложный, но при этом безумно элегантный. И в то же время простой: проект показал, что научиться управлять своим телом в воздухе может даже очень большой и внешне неуклюжий человек. Может преодолеть себя, справиться с какими-то страхами и вырасти как в собственных глазах, так и в глазах окружающих.

- Нет ощущения, что в тренерской работе ты мог бы проявить себя гораздо ярче, чем в кресле чиновника?

- Тренерская работа при всей ее сложности настолько неблагодарна и настолько слабо оплачивается... На мой субъективный взгляд, вместо того чтобы платить огромные деньги спортсменам, надо нормально платить тренерам. Они гораздо в большей степени этого заслуживают.

- Деньги - это единственное, что может заставить тебя отказаться от тренерской карьеры?

- Я настолько устал 20 лет находиться в бассейне, что пока не готов вернуться туда тренером и каждый день сидеть на бортике. Может, года через два. Заранее знаю, что эта работа меня затянет. Она мне реально нравится.

- Ваше поколение за глаза часто обвиняют в том, что все вы тренируетесь и выступаете исключительно ради денег. Мол, спорт стал до такой степени высокооплачиваемой работой, что по большому счету перестало быть важным, какое место ты занимаешь. Насколько это соответствует действительности?

- На самом деле на эту проблему можно посмотреть с двух сторон. Не платить спортсменам совсем - неправильно. Платить громадные деньги... Опять же, что значит громадные? В сравнении с футболом это копейки.

- Подавляющее большинство футболистов, кстати, искренне убеждены, что представители других видов спорта завидуют их деньгам, их популярности. А как относишься к футболу ты?

- Я знаю точно, что люди, выступающие во втором или третьем дивизионе, получают намного больше, чем чемпионы мира в прыжках в воду. Не могу сказать, как вел бы себя я, если бы получал такие деньги независимо от результата, - может быть, тоже никуда не стремился бы. Не понимаю другого: почему в иностранных клубах играют совершенно иначе? Они ведь точно такие же миллионеры. Но выходят на поле с горящими глазами. А наши сидят на скамейке, и видно, что им вообще ничего не нужно. В эти моменты за них становится до такой степени стыдно... Вот так я бы точно не смог.