Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Тренер четырехкратной медалистки чемпионата Европы рассказал в интервью специальному корреспонденту РИА Новости о том, за что на него обиделся вице-чемпион Олимпийских игр в Лондоне Евгений Коротышкин, сравнил два «золотых» поколения российских пловцов и объяснил, почему не стоит плавать баттерфляем, если не мечтаешь о победе.

В сборной СССР Ермаков появился в 1980-м – застал поколение величайших специалистов: Игоря Кошкина, Бориса Зенова, Генриха Яроцкого. В 1992-м его ученик Алексей Кудрявцев стал олимпийским чемпионом в составе самой престижной из эстафет – 4х200 м вольным стилем. Два эстафетных серебра завоевал на чемпионате мира-1994-м Роман Щеголев, а Евгений Коротышкин расстался с наставником в 2009-м в статусе чемпиона мира и двукратного чемпиона Европы. На недавнем европейском первенстве в Глазго еще одна подопечная Ермакова - Светлана Чимрова стала первой спортсменкой в истории отечественного плавания, кому удалось завоевать личные медали на олимпийских дистанциях баттерфляем.

- 26 медалей на чемпионате Европы – это результат, который уже успели назвать уникальным. Насколько он закономерен по вашему мнению?

- То, что в стране подбирается хорошая команда, было очевидно достаточно давно. В этом я вижу большую заслугу как главы юниорского тренерского штаба Лидии Капковой, так и Анатолия Журавлева. Не того периода, когда он был главным тренером сборной России, а как тренера юношеской команды. Большое, конечно, количество людей они просмотрели.

- То есть, нынешний успех - это просто вопрос грамотной селекции?

- Селекции, стечения обстоятельств. Так сложилось, что на одном временном отрезке в сборной собралось очень много молодых, очень талантливых ребят и очень профессиональный тренерский коллектив. Я бы сравнил это с поколением, которое пришло в сборную в самом начале 90-х. Когда на чемпионате Европы-1991 прорезались Александр Попов, Евгений Садовый, Владимир Сельков, Владислав Куликов, а чуть позже к ним добавились Андрей Корнеев, Денис Панкратов. Разница лишь в том, что сейчас появились еще и девочки.

Многое изменилось к лучшему в тот период, когда командой руководил Сергей Колмогоров. Он никого не дергал, кроме тех моментов, когда человек прокалывался по дисциплине. Не лез в тренерскую работу. Но очень много разговаривал и со спортсменами, и с тренерами. Говорил: «Ребята, я не хочу вас учить, я хочу, чтобы у вас изменилась психология». Я и сам люблю повторять, что самый главный инструмент тренера – это его глаза и голова. Люди, которые работают со спортсменами, должны четко понимать какой материал у них в руках, как с ним надо работать, как нужно вести человека по годам, на что обратить, внимание, и так далее. Год назад ко мне в группу попала девочка, которая довольно сильно комплексовала из-за того, что она большая, с крупными мышцами. Мне стоило больших усилий объяснить, что в каких-то ситуациях нужно просто поменять свой же собственный взгляд на себя. Что главное заключается не в том, как она выглядит, а в том, что в своем деле она не худшая. А талантливая и умеющая работать. Я все время заставлял ее думать, что и зачем она делает. Когда спортсмен думает, он начинает понимать, чего хочет, у него появляется цель. Многим талантливым спортсменам и тренерам этого часто не хватает. Они работают, работают очень тяжело, но толком не понимают, для чего им все это нужно.

- Как вам удалось убедить Светлану Чимрову в том, что она может стать первой, кто на европейском уровне прорвется на пьедестал в баттерфляе?

- Она однажды пришла ко мне в достаточно агрессивном состоянии с вопросом, ради чего мы так много времени вкалываем на тренировках? Я усадил ее перед собой и предложил отставить эмоции в сторону и рассмотреть ситуацию с позиции того, что необходимо чтобы показать очень хороший результат и быть на пьедестале. Сказал, что насчет «сотни» баттерфляем - не уверен, а вот 200 метров она должна выигрывать. А выиграть способен только тот человек, который на этой задаче сфокусирован. У которого в голове постоянно сидит мысль, что он готовит себя на первое место. 200 метров баттерфляем - это дистанция, по трудоемкости равная полутора тысячам вольным стилем. Я в своей карьере много раз видел, как люди «умирают» на этой дистанции, если не готовы физически и их не подвели к старту.

- Денис Панкратов сказал однажды замечательную фразу. Что плавать 200 метров баттерфляем можно только ради победы, а не ради процесса. Слишком это тяжело.

- Чимровой я говорил примерно то же самое, только другими словами. Что надо быть круглой дурой, чтобы вкалывать, работать, в зале, в воде, а потом приезжать на соревнования и всё проигрывать. Победы спортсмена - это его будущая жизнь, которую нужно выстраивать самостоятельно, а не пускать ее на самотек. Спорт рано или поздно заканчивается, и тренер тебя дальше за руку не поведет. И ледоколом впереди не пойдет, от всего защищая. Там человек оказывается со всеми своими проблемами один на один. И хорошо, если он готов к этому.

- Один из ваших коллег сказал мне не так давно, что выдающийся спортивный результат – это всегда следствие колоссального стечения обстоятельств. Можно иметь в руках потрясающе талантливых спортсменов – и ничего с ними не добиться.

- Я могу сказать только о своем опыте. С тех самых пор, как я только пришел в сборную команду, а это было в 1980-м, то есть 38 лет назад, я много раз убеждался в том, что тренер все время должен меняться в зависимости от того, что за материал у него в руках. И все время должен размышлять. Подготовка классных спортсменов не может быть конвейерной. На этом в свое время сгорел даже такой выдающийся специалист, как Игорь Михайлович Кошкин, который всех своих спортсменов готовил точно так же, как Володю Сальникова. То же самое произошло с величайшим знатоком брасса Борисом Дмитриевичем Зеновым. У него в свое время имелась очень хорошо работающая методика для того, чтобы плавать 200 метров брассом. И под эту методику он целенаправленно отбирал подходящих спортсменов.

- Да, пока имелось из кого выбирать. Согласитесь, что советские времена позволяли не слишком беречь человеческий материал - его было слишком много. Олимпийский чемпион Сергей Русин рассказывал, как мой отец, который тогда руководил сборной, убрал его из команды со словами: «Таких, как ты, у меня два финала».

- И ведь это был великий Русин! Когда я вспоминал, как работали тренеры в ту эпоху, все время размышлял на тему количества тренировочной работы. Плавали ведь тогда очень много, да и в зале пахали очень серьезно. При этом часто получалось так, что спортсмены просто не успевали переварить эти нагрузки и выплеснуть их в результат. Поэтому я и говорю, что тренер все время должен думать о том, что и зачем он делает. Анализировать опыт предшественников, пытаться что-то предусмотреть, исправить. А конвейер – он не подразумевает исправление ошибок. Особенно сейчас.

- Считаете, что нынешние времена сильно отличаются от прежних?

- А что у нас страна лучше жить стала? Нет. И наследственность хуже становится. Если у папы с мамой есть какой-то рубец, он обязательно в детях всплывет. Когда я набираю группу, первым делом смотрю на маму. Если мама аккуратная, и выглядит нормально, для своего возраста, то и дочь будет такая же – много раз убеждался. С мамой Светы Чимровой, правда, только через год познакомился. Отметил, помню, что высокая, хорошо сложена, двух детей родила. К тому же с Украины, где питание всегда было нормальным. В целом же тренер должен понимать очень простую вещь – что у него нет права на ошибки. У российских тренеров – точно.

- А у кого такое право есть?

- Например, у американцев. В США совершенно другая система взаимоотношений. Спортсмен заплатил деньги – пришел к любому специалисту и тренируется. Понравилось – остался. Нет – ушел к другому, и это никто не считает чем-то экстраординарным. У нас же, если тренер что-то сделал неправильно – он рискует навсегда потерять ученика. Либо его отберут, либо человек уйдет сам.

- Как в свое время Данила Изотов ушел от Капковой?

- Именно. Когда спортсменам по 12—13 лет, тренер выполняет большей частью воспитательную работу, как вожатый в пионерлагере. Что-то не сделали подопечные – ткнул носом, заставил. Но дети быстро взрослеют, особенно, если уже понюхали порох серьезных стартов. Тренер должен непрерывно перестраиваться с ними. И меняться, меняться, меняться, а не твердить о своем величии, даже если в прошлом у него были какие-то громкие успехи.

- Когда Евгений Коротышкин принял решение уехать после Игр в Пекине в Италию к Андреа ди Нино, вы как-то пытались его удержать?

- Дело в том, что в тот момент у меня стали появляться ребята, более молодые, которым нужно было уделять внимание. Их было человек пять-шесть, бросить все на самотек я не мог, потому что их не брали на сборы - не было денег для юношеской команды. К тому же настрой Коротышкина не показался мне слишком серьезным. Те, кто уезжает, делают это в большинстве случаев потому, что хотят большей личной свободы. А в моем понимании, сконцентрироваться на тренировках за год-два до Игр, совершенно недостаточно, чтобы показать результат. Особенно когда спортсмену уже за 25. Это три, четыре года того, что называется вкалывать на всю катушку. Вкалывать и идти к цели, вкалывать и идти к цели.

- Когда вы произносите слово «цель», имеете в виду первое место?

- Конечно. Мечтать о том, чтобы стать призером на закате карьеры как-то поздновато, мне кажется.

- Многие, думаю, с вами не согласятся. Стать на Олимпиаде вторым после великого Майкла Фелпса – серьезное достижение.

- Тут каждый волен рассуждать как угодно. Но по большому счету, серебряный призер – это всего лишь первый из тех, кто проиграл.

- Когда в сборной только появились Данила Изотов, и Никита Лобинцев, оба считались невероятно талантливыми, но по большому счету так свой талант и не реализовали. Сейчас же я порой думаю: где гарантия того, что то же самое не произойдет с Евгением Рыловым, Антоном Чупковым, Климентом Колесниковым?

- В спорте таких гарантий никогда и не бывает. Хотя в Чупкове я уверен больше, чем в ком-то другом. У него очень высокая степень ответственности. Отец рано ушел из жизни, и Антон, когда подрос, взял семью на себя. Мать стоит за ним, как за каменной стеной. Он ей купил автомобиль, как только выиграл чемпионат мира. Сделал полный ремонт в квартире. И очень четко понимает, что и зачем он делает в спорте.

А вот Климент Колесников, на мой взгляд, в каком-то смысле стал на чемпионате Европы жертвой своего собственного разгильдяйства. Выиграл золотые медали на «полтиннике» и стометровке на спине, а на 200 метров не попав в финал - видимо, посчитал, что в полуфинале можно плыть вполсилы. И его тут же поставили на место.

- Можно вспомнить и чемпионат мира-2015 в Казани, где Владимир Морозов имел все шансы на то, чтобы выиграть два золота в спринте, а в итоге был дисквалифицирован за фальстарт на стометровке и проиграл касание в борьбе за бронзу на 50-метровой дистанции.

- «Замена двигателя» в спорте происходит очень быстро. В Глазго ведь Морозову очень хорошо показали, что в спринтерской эстафете вполне могут обойтись и без него. Поэтому той же Чимровой я постоянно напоминаю, что она не имеет права расслабляться и позволять себе на дистанции какое бы то ни было разгильдяйство. Потому что она - рекордсменка России, человек, на которого куча людей смотрит, как на ориентир. Раз уж эту планку подняла, то и дальше должна ее только поднимать. В этом отношении для меня образец - Вероника Попова. Жаль, что она не смогла по состоянию здоровья поехать на чемпионат. С ней, думаю, в эстафете 4х200 девочки не были бы вторыми.

- Как вы относитесь к тому, что за границей уже столько лет тренируется Юлия Ефимова, которая стала в Глазго четырехкратной чемпионкой Европы?

- То, что выиграла, молодец. Но плавание – это прежде всего время. Результат-то свой Юля не улучшила – тот, что показывала в 2013-м году. А это было пять лет назад. Спортсмены, как правило, начинают задумываться об этом с большим опозданием, когда становится поздно что-то исправлять. Сейчас тем же путем пошла литовка Рута Мейлутите (олимпийская чемпионка Лондона – прим) – уехала от своего английского тренера в Америку к Дэйву Сало. Зачем? Ну, не нравится тебе прежний наставник, но он тебя заставлял вкалывать. И ты драла на стометровке брассом всех подряд, Ефимову в том числе. А сейчас что? Ты сменила тренера в надежде, что новый специалист за полгода сделает результат? Так не бывает. Что и было доказано в Глазго.

- Насколько на ваш взгляд справедлива точка зрения, которую мне в свое время высказывала Ирина Вятчанина, а до нее Нина Кожух, у которой плавала четырехкратная олимпийская чемпионка Яна Клочкова, что в Америке ни перед одним тренером не стоит задача вывести иностранного спортсмена на рекордные результаты?

- Не думаю, что тот же Сало настолько дурачок, что не понимает, с каким материалом работает. Если тренеру попадается классный материал, любой специалист будет стараться выжать из него и из себя максимум. Другой вопрос, что подстраиваться под настроение спортсмена, не спать ночью из-за его проблем Сало точно не будет. Да и потом, был же прецедент перед Играми в Рио, когда Дэйву объяснили в США, что, он – не просто американский тренер, а один из лучших тренеров страны. И должен заниматься не российской спортсменкой Ефимовой, а американской командой.

- Хорошо помню времена распада СССР, когда спортивный народ в массовом порядке уезжал за рубеж, а кто-то вообще уходил из профессии. Все постоянно жаловались на то, как тяжело работать, у вас же всегда был вид вполне довольного жизнью старателя, который сидит на берегу реки, неторопливо промывает песочек и твердо знает, что рано или поздно обнаружит там золото. Неужели не было соблазна поискать более благополучную жизнь?

- Предложения уехать в другую ст рану и работать там по контракту у меня были, и очень много. Но, знаете, не могу я прижиться за границей. Меня многие вещи там раздражают. Возраст был уже достаточный, 40 с лишним лет, почему я должен был куда-то ехать и под кого-то подстраиваться? А кроме этого я все-таки успел поработать в сборной СССР и очень часто вспоминал вашего отца. Он всегда был против того, чтобы сильные тренеры уезжали за рубеж. Сейчас вот думаю о судьбах тех, кто уехал, кто сумел сделать что-то запоминающееся, кроме Гены Турецкого некого и вспомнить. Не приживаемся мы там, видимо...