Денис
Панкратов: «МНЕ НРАВИТСЯ КАЗАТЬСЯ НАХАЛОМ» |
|
Фото© Александр Вильф
на снимке: Денис Панкратов |
Первое серьезное упоминание о Панкратове в прессе - после того, как он стал призером Кубка мира-93, а на следующем этапе этих соревнований установил рекорд континента на дистанции 200 метров баттерфляем, заставляло задуматься не только о том, насколько талантлив спортсмен, но и о несомненной гениальности его тренера - Виктора Авдиенко: именно он накануне старта предсказал, что его ученик побьет рекорд мира. Тот европейский рекорд был бы мировым, не приплыви впереди Панкратова новозеландец Дэнион Лоудер.
Помня эту историю, в Шеффилде, накануне первых стартов чемпионата Европы, к прогнозам Авдиенко относительно Панкратова я прислушивалась куда более серьезно. Прогнозы эти были максимальны -три золота.
Правда, первое же из них не удалось. На «сотне». И в суматошной послесоревновательной горячке непрерывно вспоминались проигранное касание, буйство Авдиенко на трибуне и съежившиеся от подступившей ярости зрачки Панкратова. И мысль: «Панкратов - это надолго и всерьез».
- Расстроились тогда очень?
- Естественно. Ведь, по существу, я выигрывал. Но финишного касания не получилось. Правда, после победы на 200 метров и после того, как в эстафете я проплыл на пять сотых быстрее мирового рекорда, а командой мы установили рекорд Европы - 3.38,90 (правда, на информационном табло и в протоколах было указано, что это – всего лишь рекорд чемпионатов), то успокоился. И лишний раз убедился в том, что проигрыш 100 метров был просто делом случая.
- Кстати, о рекордах. Когда в начале года на этапе Кубка мира в Гельзенкирхене вы вдвоем с Дэнионом Лоудером из Новой Зеландии превысили в финальном заплыве рекорд мира, но звание рекордсмена как победитель получил он, какие чувства при этом испытывали вы? Ведь проплыли-то здорово.
- И, тем не менее, расстроился жутко. В том заплыве у меня с самого начала все пошло наперекосяк. Как говорится, руки в ноги не попадали. И где-то на втором «полтиннике» я просто-напросто бросил работать - доплывал. Но когда откровенно откупался третьи 50 метров, то вдруг заметил, что все остальные от меня практически не оторвались. И резко бросился прибавлять. Да только плыть оставалось чуть больше четверти дистанции. Вот и проиграл. Опять же - касание.
- Что для вас спорт? Хобби или средство зарабатывания денег?
- Хобби, за которое неплохо платят. То, что это - удовольствие, - я очень хорошо почувствовал в последний год. До этого плавание, скорее, было довольно тяжелой обязанностью. В бассейн ходил приблизительно с такими чувствами, с какими большинство людей ходят на работу. Надо - и все. А после Олимпиады-92 вдруг загорелся.
- А как вы вообще оказались в плавании?
- Очень просто. В 81-м году поступил в первый класс, и тогда же в школу пришел Виктор Борисович Авдиенко. Хорошо помню этот момент - стою и смотрю, как меня записывают в тетрадку. Но уже через два года из всех записанных я остался один.
- И с самого начала плавали баттерфляем?
- Сначала больше на спине. Потом перешел на дельфин, но очень быстро и его сменил на
«длинный» кроль. А потом снова вернулся к дельфину.
- А никогда не приходило в голову, что с основной дистанцией вам не очень повезло? Баттерфляй-то - самый тяжелый стиль: 200 метров поди доплыви! Или эта дистанция - самая любимая?
- Да нет, именно основная. Теоретически, раз я на ней чаще побеждаю, то и любить должен больше. Но чисто эмоционально мне «сотня» нравится больше. Да и проблем там меньше.
-Это, простите, в каком смысле? Если чаще проигрываете...
- В том, что проигрываю, проблемы, естественно, есть. Но, тем не менее, 100 метров — всегда развлечение. А 200 - работа.
- А о чем вы думаете, когда плывете?
- Я заметил, что когда на дистанции появляются хоть какие-то мысли, то проплыть ее хорошо практически невозможно.
- То есть прыгнул в воду - и пашешь, как машина?
- В общем, да. Я вижу в воде все. И подсознательно контролирую и технику, и дыхание, и то, как плывут соперники. Но сказать, что думаю об этом, не могу. И никогда не стараюсь мысленно заставить себя плыть быстрее. Подумал - значит точно не проплыву.
- Значит, если рассуждать теоретически, на Олимпийских играх в -Барселоне на дистанции вы думали совсем не о том, о чем нужно было. Иначе, как объяснить ваше шестое место? При том, что Авдиенко был уверен, что одна из медалей обязательно достанется вам?
- Тот старт я вообще считаю самым неудачным в своей жизни. Я сам прекрасно понимал, что мое место там - как минимум третье. Или даже второе. Но проиграл. Третьему месту - около пяти десятых, четвертому - одну, а пятому - одну сотую. Вот и захотелось доказать всем, что могу выигрывать.
- Для вас имеет значение, когда вы выступаете на соревнованиях без тренера?
- Это пока абстрактный вопрос - один я не выступал ни разу. Но мне гораздо спокойнее знать, что Авдиенко в любую минуту, если что-то не клеится, может подойти и подсказать. Кстати, в Шеффилде я очень долго не мог почувствовать скорость. И поймал ход чуть ли не в день финала.
- Видимо, поэтому Авдиенко так переживал, сидя на трибуне.
- Я и сам удивился: никогда его таким не видел. Мы привыкли, что на соревнованиях он всегда абсолютно спокоен, И успокаивает нас. У меня даже в привычку вошло плакаться ему перед стартом, что все не так. И выслушивать, что все в полном порядке. А в Шеффилде, когда я увидел, что он сам не свой, то вплоть до старта убеждал его, что все будет нормально. Хотя в какой-то момент и сам паниковал прилично.
- Авдиенко часто вас ругает?
- Он больше всего боится, что мы зазнаемся — превратимся в этаких занесшихся нахалов.
- А что, есть опасность?
- Да нет. Но почему-то люди, которые меня видят впервые, часто начинают думать, что я - нахал. Но мне это даже нравится.
- Что? Казаться нахалом?
- Нет. Видеть, как они меняют мнение, когда знакомятся со мной ближе.
- А какой, на ваш взгляд, у вас самый большой недостаток?
- Наверное, внешность. Если оставляю такое первое впечатление.
1993 год
|