|
|
|
|
|
|||
Первыми словами, которые я услышала от него в реанимационном отделении 31-й московской больницы на следующий день после операции, было: «Все нормально. Я смогу плавать». 24 августа 1996 года четырехкратный олимпийский чемпион Александр Попов был тяжело ранен ножом в спину в Москве, прооперирован, и ни один человек на свете не брался предсказать, сможет ли он плавать так же быстро, как раньше. 24 августа 1997 года Попов завоевал четвертую за четыре дня соревнований золотую медаль чемпионата Европы в Севилье. «Подождете?» — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он, протягивая мне букет засушенных цветов, медаль и статуэтку - традиционный чемпионский набор Севильи. Шел четвертый день турнира пловцов, российская четверка в составе Романа Егорова. Дениса Пиманкова, Владимира Пышненко и самого Попова только что установила рекорд Европы, выиграв эстафету 4x100 метров вольным стилем и, согласно правилам, была вызвана на допинг-контроль. Встретиться у дверей лаборатории после эстафеты мы с Поповым договорились заранее, еще до первого и главного для него старта - стометровки вольным стилем. Тогда, перед началом соревнований, задавать какие-либо вопросы я, несмотря на многолетнюю дружбу, не рискнула. Не то чтобы сомневалась в успехе, но давным-давно во всех видах спорта сложилось незыблемое правило: до старта - никаких вопросов. А еще почему-то перед стометровкой вспомнился июльский проигрыш Попова бразильцу Руставо Борджесу на коммерческих соревнованиях в Сан-Паулу. Что с того, что Борджес готовился как никогда, а Попов встал на тумбочку чуть ли не с самолета? На «сотне» русский пловец за последние шесть лет не проигрывал никому. И поражение не могло не вызвать у многих мысли об уязвимости короля. Поэтому первого севильского старта ждали все. На то, чтобы поставить все на свои места, у Попова ушло чуть больше 49 секунд. Еще быстрее, за 49,02. он на следующий день проплыл первый этап в эстафете. И только вечером, после допинг-контроля, я услышала привычно-шутливое: «Что скажете?» - Очень кощунственную вещь, - неожиданно для себя произнесла я. Но не успела продолжить, как Попов перебил: - А хотите, я сам ее скажу? То, что меня саданули ножом, пошло исключительно на пользу. Вряд ли я плавал бы сейчас так, как плыву. Да и вообще вряд ли плавал бы. Я думала именно об этом. Нелепый и страшный случай на ночной московской улице год назад разделил жизнь Попова на две половины: «до» и «после». «До» были многие годы плавания, отречения от житейских соблазнов и две тяжелейшие Олимпиады, где Попов завоевал четыре золотые медали. «После» не было ничего. Кроме сумасшедшего желания вернуться в спорт, как и прежде, победителем. Большего стимула для Попова не сумел бы придумать никто. АВГУСТ 1996. МОСКВА - Ты знаешь, что родился в рубашке? — оперировавший Попова хирург Автандил Манвелидзе даже не пытался скрыть удивления. Нож, вошедший в тело на 15 сантиметров под левой лопаткой, не повредил ни одного жизненно важного органа. Краешком зацепил почку, краешком — легкое. Пробил диафрагму, но в тот момент, когда Попова пластали на операционном столе («Наверное, я был похож на цыпленка-табака», — мрачно пошутил он, отойдя от наркоза), все были уверены в том, что повреждения куда серьезнее. - А ведь я действительно родился в рубашке, - рассказывал позже Попов. - Прямо в пузыре. Мне мама только в больнице об этом сказала. За несколько дней до своего 25-го дня рождения Попов вместе с невестой Дашей Шмелевой уехал в Канберру. Начинался первый послеолимпийский сезон. 1997, КАНБЕРРА Голос Попова в телефонной трубке звучал тускло: «Привет. Как дела? У меня? Как обычно — плаваю. В Гетеборг на чемпионат мира? Нет, скорее всего, не приеду. Решили, что не стоит: не успеваю подготовиться. Что-то не совсем клеится. А в остальном все нормально...» «Нормально» у Попова все могло быть только в одном случае: если бы он «плыл». Но голос у него тогда был бы совсем другим. Уже некоторое время спустя я узнала, что в тренировках не ладится ничего. Как только тренер Геннадий Турецкий пытался вывести ученика на привычный до ранения режим работы, тот начинал захлебываться - не хватало воздуха. Сначала Попов искренне хотел выступить на апрельском чемпионате мира. Но вместо этого уехал в Лозанну на заседание комиссии спортсменов МОК. До этого в начале марта на пару дней приезжал в Париж на очередную спортивно-светскую тусовку. До игр в Атланте Турецкий всячески старался свести к минимуму какие бы то ни было вояжи Попова в Европу, объясняя: «Каждый перелет обязательно сопровождается акклиматизацией. А значит, сказывается на общем состоянии. Мы не можем позволить себе рисковать даже в мелочах. В Атланте будет слишком тяжело». Путешествия Попова в Париж и Лозанну тренер особо не комментировал: «Хочет? Пусть едет». Такое безразличие не могло не наводить на мысль, что дела действительно обстоят неважно. В конце концов, основной работой Турецкого было готовить к чемпионату мира в 25-метровом бассейне мужские австралийские эстафетные команды и двух личных учеников — Майкла Клима и Мэттью Данна. И лишь при встрече в Гетеборге я поняла, сколь напускным было равнодушие Турецкого. В Канберру из Гетеборга он звонил каждый день, все больше мрачнея лицом. АПРЕЛЬ 1997 ГЕТЕБОРГ - Я не знаю, что делать, - говорил Турецкий в Швеции. - Главное, чтобы Сашка не просто поверил, что вернется на прежний уровень, но по-настоящему захотел вернуться. Жертвовать во имя тренировок всеми жизненными соблазнами ему было просто, потому что соблазнов никаких не было. Теперь у него семья, и ему, естественно, хочется проводить больше времени дома. Но когда я говорю, что неплохо бы на пару недель поехать на океан, побегать по песку и поплавать с аквалангом, а в ответ слышу, что Даше вредно быть на солнце, у меня опускаются руки. На осторожный вопрос, верит ли он сам, что Попов сможет снова выйти на прежний уровень, Турецкий тогда вспылил: - Да поймите, мне не-ин-те-рес-но выводить его на прежний уровень. Я говорил еще до Олимпийских игр, что нужно стремиться к совершенно иному порядку результатов. Сашка выиграл в Атланте, но какой ценой? В Сиднее будет достаточно пловцов, способных проплыть «сотню» за 49 секунд. А значит, на этом фоне кто-то вполне сможет сделать это еще быстрее. И не факт, что это будет Попов. - А кто? Гэри Холл? Турецкий с досадой поморщился. - Какой Холл? Он - бабочка-однодневка. Я давно делю людей на две категории: тех. кто способен подчинить всего себя достижению результата, и тех, кто не способен. Холл не способен. А значит, не опасен. Клим? Не знаю. До Попова в этом отношении ему далековато. Но я работаю с ним. Хотя, если откровенно, я стал готовить Клима на серию летних турниров в Барселоне, Кане и Монако только из-за того, что думал привезти туда Сашку. А сейчас выясняется, что Попов ехать не хочет, а я не поехать уже не могу, хотя соревнования эти ни мне, ни Климу по большому счету не нужны. - Так вы уже точно решили, что в Монако Попов выступать не будет? - Мы не успеем подготовиться. У меня и так достаточно сложные отношения с руководством австралийской команды. Я не могу бросить все и заниматься только Поповым. В отчаянном взгляде тренера совершенно явственно читалось желание послать всю австралийскую команду вместе с учениками и руководством как минимум в Монте-Карло. И вовсе не для того, чтобы плавать. Но он действительно не мог этого сделать. ИЮНЬ 1997 КАНБЕРРА Очередной звонок раздался в шесть утра. «Привет! Как дела? А я как раз с тренировки еду, решил позвонить. Ничего, что так рано?» - Судя по всему, настроение в порядке? - Через пару дней в Америку лечу. У австралов там сбор, а потом соревнования в Санта-Кларе. Как минимум две дистанции поплыву и я. - Как дома? - Все прекрасно. Дарья готовить здорово научилась, детеныш в животе вовсю кувыркается - в сентябре рожать будем. Говорят, будет мальчик, но специально узнавать пол мы не стали. Какая разница? - А что в бассейне? - Тьфу-тьфу-тьфу. Плавать по-другому стал. Понял, кстати, почему в последние два года было так тяжело упираться на соревнованиях. Помните, после чемпионата мира в Риме я в больницу с аппендицитом попал? Тот шов мне и мешал. Я его сразу не растянул, и от этого в воде стала перекашиваться техника. А сейчас все пришло в норму. Видимо, пока я несколько месяцев растягивался после ранения - шов-то у меня на животе сантиметров двадцать длиной, - растянул и старый рубец. Стало очень легко лежать на воде и ловить баланс. И сразу появился интерес. А то уж мысли разные в голову лезли. ИЮЛЬ 1997. САНТА-КЛАРА - Совершенно не волновался, - сказал Попов на следующий день после того, как легко выиграл не только 50 и 100 метров вольным стилем, но и «сотню» на спине, где обошел олимпийского чемпиона на этой дистанции испанца Мартина Лопеса-Суберо. - Даже сам удивился. 100 метров вольным стилем рядом со мной плыл Клим. Когда я увидел, что на финише достаточно от него оторвался, то слегка расслабился и сделал лишний гребок. Поэтому результат оказался слабеньким - 50,30. Но больше всего меня порадовала комбинированная эстафета, где я плыл за команду австралийского института спорта. Мое время на этапе было 49,6, но главное в том, что вторую половину дистанции я прошел за 24,9. После чемпионата мира-94 мне ни разу не удавалось проплыть последние 50 метров дистанции быстрее 25 секунд. Здесь же по ощущениям мог еще накатить, но на финише тоже подрасслабился, когда увидел, что плыву с большим отрывом. Теперь надо думать о чемпионате Европы. Примерно в это самое время в австралийских газетах впервые появились заголовки: «Клим или Попов?». Журналисты предвкушали поединок на январском чемпионате мира двух спринтеров, плавающих у одного тренера, и явно гордились тем, что к середине августа Климу принадлежали лучшие результаты сезона сразу на двух дистанциях — 200 метров вольным стилем и, главное, «сотне» - вотчине Попова. На Тихоокеанских играх, которые прошли в японской Фукуоке за несколько дней до начала европейского чемпионата, у Клима был результат 49,46. АВГУСТ 1997. СЕВИЛЬЯ На бортике тренировочного бассейна Турецкий что-то выговаривал Попову, хотя несколько минут назад тот стал чемпионом Европы на «сотне», проплыв ее за 49,09. - За что? - тихо спросила я Попова, едва Турецкий отошел в сторону. - Гребки укорачивал, - ответил он. - Вот Турецкий и сказал, что в эстафете главное - проследить за техникой. Плыть «длинно». Результат Попова в кролевой эстафете 4x100 метров, где он впервые за много лет стартовал на первом этапе, оказался еще выше - 49,02. От дистанции к дистанции стиль Попова становился все более свободным, раскатистым. Апофеозом стал последний вид программы - комбинированная эстафета, где он плыл последним. На трибуне рядом с российскими пловцами сидели моряки одесского сухогруза, только что пришедшего в Испанию под мальтийским флагом. Они активно болели за всех «своих», вытаскивая из сумки то российский, то украинский флаг - в зависимости от того, за кого переживали в данный момент. Как только в воду прыгнул Попов и сделал несколько гребков, одесситы затихли. Потом одновременно повернулись в сторону российской команды, и один из них озадаченно спросил: «Он что, издевается?» Попов демонстрировал фирменный стиль, который кто-то из тренеров образно окрестил «бессовестным купанием». Только секундомеры бесстрастно показывали, что «купание» идет на скорости, которая остальным и не снилась. Так Попов плыл разве что в Барселоне, когда завоевал первые две золотые олимпийские медали. Ну, может быть, еще два года спустя в Монако, где установил мировой рекорд - 48,21. На тумбочке четвертой дорожки бассейна в Монте-Карло с тех самых пор висит мемориальная табличка, посвященная этому достижению. - А слабо было «разменять» 49 секунд? - не удержалась я от вопроса после эстафеты. - Зачем? - пожал плечами Попов. - Чемпионат мира в январе, к нему у нас с Турецким вполне определенная программа - пока не буду говорить какая. Потом хочу выступить на нескольких этапах Кубка мира, тем более что первый сразу после чемпионата пройдет в Сиднее. А там уже и лето - Игры доброй воли в Нью-Йорке. Глядишь, и до следующих Олимпийских игр рукой подать. В Атланте, когда американские газеты взахлеб сравнивали русского пловца с легендарным Тарзаном — Джонни Вайсмюллером, единственным до этого спортсменом, которому удалось на двух Олимпиадах подряд выиграть 100 метров вольным стилем, Попов сказал: - Сделать то, что до тебя не удавалось никому, очень тяжело психологически. Но это ведь не значит, что невозможно?.. 1997 год
|
Плавание - Спортсмены
