|
|
|
|
|
|||
Неделю назад у него закончился тяжелейший сезон, в котором он - Попов - впервые стал чемпионом мира. Впервые побил рекорд мира на своей любимой дистанции - 100 метров вольным стилем. Впервые вообще установил в один год сразу семь мировых рекордов (хотя шесть - в нелюбимой им «короткой» воде). А сейчас сидит в моей машине - пассажирское сиденье задвинуто чуть ли не в багажник, а ноги все равно не помещаются, - стеклышком часов пускает по салону «зайчиков», упорно не слышит моих серьезных вопросов, и наконец, пристроив «зайчика» у меня на переносице, грустно улыбается: «Ужасно иногда хочется побыть маленьким...». Рядом, распотрошенная, стоит его «семерка», которая служит хозяину максимум два месяца в году, во время его редких наездов домой. Хотя, что называть домом? В Волгограде у Попова комната в общежитии и еще не оформленная квартира. В Свердловске, то бишь Екатеринбурге, - родители, которых он не видел уже Бог весть сколько времени. А в Москве - единственный друг, который и возится сейчас с его машиной. И вместе с которым, на этой же машине, они, может быть, и съездят сначала в Волгоград, а потом - как сложится. Сложится до 31 октября: на этот день у Попова уже куплен билет. Тоже в каком-то смысле домой - в Австралию. Во всяком случае, во всех без исключения официальных досье на Попова, перепечатанных накануне чемпионата десятком иностранных журналов, в графе «дом» было проставлено: Канберра. - Вы не скучаете без родных? - Привык. Да и они, наверное, тоже. Просто иногда думаю, что уже шесть лет подряд не отмечаю свой день рождения дом. - А какой из дней рождения вы помните лучше? - Никогда не задумывался. Разве что когда был совсем маленьким и мама будила меня утром - без десяти семь - как раз в то время, когда я родился, и отдавала подарок. Еще почему-то помню, как после каких-то юношеских российских соревнований, которые я выиграл, меня вдруг спросил отец, не пора ли заканчивать с плаванием? И что я именно в тот момент понял, что уже поздно. - Мне часто кажется, что, несмотря на вашу внешнюю неуязвимость, вы очень одиноки внутренне. И что нет рядом человека, кому ваши победы были бы столь же дороги, как вам самому. - Так оно в общем-то и есть. Просто я не думал, что внешне я выгляжу настолько неуязвимым. Иногда бывает действительно тяжело все копить в себе, но это ведь часть профессионализма, которую я не вправе перекладывать на других. Я и рвусь всегда в Москву, потому что здесь живет единственный человек, которому я могу рассказать о себе все. Вот и сейчас у нас каждый вечер - разговоры. До трех утра, до пяти... - Не бывает скучно от того, что по большому счету у вас сейчас нет соперников? - Я отношусь к этому как к факту. Когда я только начинал соперничать с Бионди, я все время старался учиться у него. Не плаванию, а, скорее, поведению перед стартом. - Это же сугубо индивидуальная вещь. - Почему? Он, по-моему, как и я, Скорпион - знак воды. Значит, общее в характере у нас наверняка было. А сейчас я занят лишь собственным плаванием. Хотя меня в какой-то степени раздражает желание соперников на моем примере научиться плавать быстрее. - Каким образом? - Например, в Австралии я много раз замечал, что один из лучших австралийских спринтеров Том Доулэн во время тренировки постоянно старается держаться на дистанции рядом со мной. Я первые 50 метров за 26 секунд плыву - он меня пасет - на моей волне сидит, следующий полтинник - то же самое. Знаю, что если прибавлю как следует, он меня в жизни не догонит, но все равно не люблю, когда кто-то на мою волну садится. Особенно в соревнованиях. Волна сразу же делается тяжелой, начинает давить, и половина сил уходит на то, чтобы тащить за собой соперника. - Неужели Вы сами никогда не катались на чужих волнах? - Только во время тренировок. Когда мы с Турецким постоянно сидели на сборах на Круглом озере, у нас специальное упражнение было: на тросе над водой мешок с поролоном едет, а на его волне я и плавал. Чужие же волны учился проходить уже в боевых условиях. В основном - в эстафетах. Никогда не забуду, как меня в такой волне штормило в Барселоне, когда в комбинированной эстафете отыгрывать надо было. - А в Риме? Что вы чувствовали, когда дважды плыли на последнем этапе и дважды не смогли отыграться? - В первой эстафете - 4х100 вольным стилем я как-то не задумывался, хотя сразу понял, что золота нам не видать. А в комбинированной я смотрел, как на первом этапе плыл чуть ли не по худшему результату Сельков, и впервые задумался: а какого черту? Почему я должен кого-то ценой собственного здоровья делать чемпионом мира? Почему бы кролевые эстафеты мне не плыть первым этапом? Не напрягаясь, показывать лучшее в заплыве время и не испытывать такого позора и бессилия, который я испытываю, стартуя с разрывом, отыграть который может только машина? - Вы однажды сказали, что ваш уровень профессионализма не позволяет плыть 100 метров медленнее 50 секунд ни при каких условиях. А сейчас вернулись из Мюлуза, с коммерческого турнира, где выиграли, но результат-то был слабее некуда - 50,54. - Это же не соревнования, а так, показуха. Не я же виноват, что быстрее плыть было ни к чему. - И не было никакого желания выиграть «сотню» на спине? Хотя бы с точки зрения призовых денег? - Я не попал в поворот, и мне сразу стало неинтересно. Занял четвертое место, чемпион мира Володя Сельков - третье: проиграл американцу Джеффу Роузу и олимпийскому чемпиону, испанцу Мартину Лопес-Суберо. Но спина и кроль - это две большие разницы. - И в чем же главное различие? - Я очень хорошо отдаю себе отчет в том, сколько стоит кроль в моем исполнении. Мне много раз предлагали в Австралии найти вариант, при котором за свое проживание и тренировки в Институте спорта я бы не платил ни копейки. Но это означает автоматическую зависимость от конкретных людей, от обстоятельств. Я этого не хочу. И если за свободу придется платить еще больше, я буду платить. Зато сейчас, когда ко мне обращаются с просьбой, чтобы я выступил на тех или иных соревнованиях, я вправе отказать. Или согласиться на определенных условиях. - Финансовых? - Естественно. Бесплатно я могу проплыть комплекс, или не спине, но не кролем. - Однажды я услышала гениальную, на мой взгляд, фразу: «Никогда не делай бесплатно того, что считаешь своей профессией». - Я и считаю спринт кролем своей профессией. Хотя сами по себе деньги меня интересуют мало. Во всяком случае, я никогда не думаю о том, что где-то могу на чем-то сэкономить или где-то наоборот, заработать. Хотя, в общем-то, если не считать расходов на проживание в Австралии, на перелеты, трачу я не так много. Весной с помощью тренера итальянского пловца Джорджо Ламберти, точнее, по его наводке, с ног до головы оделся в Италии, прямо на фабрике, которая шьет мужские костюмы и рубашки. Потому что в магазине на себя я ничего не могу найти: рукава годятся - значит ворот на слона. Все мои остальные траты - на музыку. Единственная ценная вещь, которая у меня есть в Канберре, - музыкальный центр и огромное количество лазерных дисков. Есть такая же портативная система, которую я вожу с собой на соревнования. Такая же стоит в машине. А больше ничего и не надо. - С профессиональной точки зрения рекорд мира, который вы установили в июне в Монте-Карло 48,21, - это закономерность или же творческая удача? - Я знал, что этим летом рекорд будет. Думал, правда, что одними соревнованиями раньше - в Кане. Но там было та-ак холодно! - Неужели на соревнованиях можно замерзнуть? - На соревнованиях - нет. Но когда я разминаюсь, мне надо в воде расслабиться, поворочаться с боку на бок. А когда вода холодная, то я сразу закрепощаюсь. И начинаю отчаянно мерзнуть и на бортике перед стартом. Не играет роли, два костюма на мне надето, три... Что же касается рекорда, то ведь это не вопрос того, сколько километров я наплавал в подготовке. Важно, чтобы была готова голова. На таком уровне результаты от состояния мышц не зависят. Когда у человека прямо на дистанции ломается техника, это тоже происходит потому, что от усталости перестает работать голова. И для меня, например, самое трудное на «сотне» - проплыть без дыхания последние 15 метров. - Сколько же времени вы сможете бороться только с самим собой и собственным результатом? - Не знаю. Иногда я смотрю протоколы соревнований, где указаны года рождения участников, и буквально с ужасом вижу, как летит время. В Барселоне я был одним из самых молодых. А сейчас уже вместе со мной плавают ребята, которые на четыре, на пять лет моложе. Хотя я действительно не вижу ни одного пловца, который потенциально мог бы у меня выиграть. - По каким показателям вы это определяете? - В мире на сегодняшний день не существует ни одного человека, который на «сотне» мог бы проплыть последние 50 метров быстрее 25 секунд. За 25 плавал Бионди. Я могу за 24,5. И существующий мировой рекорд - 48,21 - по большому счету для меня совершенно нормальный результат. Не предельный. - Тогда - совсем дурацкий вопрос: почему вы плаваете так быстро? - Когда-нибудь я об этом расскажу. Но не сейчас. - Лет десять назад я слышала от одного выдающегося тренера по плаванию, что спортсмен, даже во время самого сильного напряжения всех своих сил, реализует свой потенциал процентов на 20. Максимум - на 25. И нужно не увеличивать объем нагрузок, чтобы заставить его плыть быстрее, а каким-то образом найти способ мобилизовать внутренние ресурсы. - Примерно это я и делаю. Если оперировать цифрами, то я выступаю процентов на 50 своих возможностей. Когда прыгаю в воду и плыву, никогда не чувствую усталости. Это тоже определенное искусство - держать под контролем собственное состояние так, чтобы напряжение одних групп мышц компенсировалось полным расслаблением других. А вот после финиша накатывает страшная болевая волна. И в этот момент я думаю только о том, чтобы покрепче вцепиться в поплавки дорожки и элементарно не утонуть. И понимаю, что в один прекрасный день у меня просто могут не выдержать мышцы, сосуды, мозг... Но все это - часть профессии, от которой, я все еще получаю колоссальное удовольствие. 1994 год
|
Плавание - Спортсмены
