Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Тренировка лыжников в Рамзау — почти всегда экстрим: с тех пор, как австрийская полиция запретила спортсменам использовать для роллерной подготовки автомобильные трассы, тренерам приходится увозить подопечных за несколько десятков километров от Рамзау и проводить занятия на фоне самой что ни на есть деревенской пасторали: с одной стороны — коровы, с другой — овцы и лошади, здесь же деловито снуют трактора, доставляя и укладывая дрова на зиму. Вот и Маркус Крамер, на мой вопрос о месте очередной тренировки, лаконично заметил:

— Пункт сбора в Вайсенбахе. Там в центре деревни есть небольшая кофейня с парковкой, мимо по-любому не проедете. А дальше... Дальше вам лучше следовать за нашей машиной. Сами не найдёте.

Сразу после тренировки мы с тренером устроились за столиком кафе.

— Вы провели первый сбор в Рамзау еще в мае. Это обычная практика, или же просто увеличиваете количество сборов в горах?

— Первоначально мы планировали поехать в мае в Норвегию, но страна была полностью закрыта из-за ковида. Вот и поехали в Рамзау, чтобы покататься на снегу. И не прогадали: на глетчере толщина покрова составляла чуть ли четыре метра, а не 30 см, как сейчас. Даже в долине кое-где всё ещё лежал снег, что совершенно нехарактерно для здешних мест в конце весны. Но в целом мы действительно старались больше работать в горах. После Рамзау поехали в Валь Сеналес, потом провели три недели в Пассо Лаваце — это возле Валь-ди-Фиемме, июльский сбор сделали в Обертиллиахе. Сейчас тоже планируем следующим сбором Валь Сеналес.

— Все помнят историю о том, как после Олимпийских игр в Пхенчхане президент ФЛГР Елена Вяльбе сказала: «Маркус, ты мне нужен». Не было опасений, что после не слишком удачного для вашей группы чемпионата мира ваш нынешний босс произнесёт нечто совершенно противоположное?

— Об этом, наверное, лучше спрашивать Елену. Обычно она воздерживается от резких заявлений, первым делам спрашивает: «Что случилось?» Прошлый сезон, действительно, сложился для нас не самым благоприятным образом, но в группе был ковид.

— Речь о позитивных тестах, или спортсмены реально переболели?

— По-разному. Сергей Устюгов выбыл по этой причине на целый месяц. Оставался дома и выпил чёртову прорву лекарств. Ему реально было очень плохо: дикая слабость, постоянная головная боль. Если говорить о проблемах в нашей группе, эта была главной.

— Когда именно Сергей заболел?

— Он плохо себя почувствовал на сборе в Муонио в самом конце октября. В какой-то момент я увидел, что он реально не может тренироваться, еле таскает ноги. И постоянно жалуется на слабость. Всё это выглядело крайне странно, поскольку тесты на ковид, сданные Сергеем и всеми другими спортсменами накануне, были отрицательными. Первый «плюс» обнаружился у Устюгова только в Москве, когда мы отправили туда Сергея. Хотя сам я к тому времени уже понял, что происходит: следил за развитием ситуации в самых разных видах спорта и обратил внимание на то, что все заболевшие атлеты жалуются на одни и те же симптомы. Прежде всего — на тотальную усталость.

— Восстановление шло тяжело?

— Медленно. Мы начинали с очень небольших нагрузок, постоянно следили за тем, чтобы самочувствие спортсмена не становилось хуже. Первый раз Сергей пробежал в конце декабря на областных соревнованиях и выиграл их, потом стартовал в январе на этапе континентального кубка в Кирово-Чепецке и только после этого мы решили поехать на этап кубка мира в Фалун. Честно говоря, я не ожидал, что Устюгов пробежит там хорошо. Но он реально сумел набрать неплохую форму к этому моменту.

— И вы решили попробовать подготовиться к чемпионату мира?

— Да. Результаты, показанные в Фалуне, позволяли претендовать на место в сборной (Устюгов был 4-м в спринте, 7-м в масс-старте на 15 км классикой и 12-м на 15 км свободным ходом — RT), поэтому было решено начать в Оберстдорфе со спринта, а там уже смотреть, как сложится. В спринте Устюгов в итоге остался пятым, но там имелась не слишком приятная предыстория: из-за того, что был отменён этап Кубка мира в Нове Место, в Оберстдорф мы приехали на неделю раньше запланированного. И в одной из тестовых гонок Сергей сильно упал и травмировал ногу.

— В одном из ваших интервью я прочитала, что в отношении других спортсменов вы в прошлом сезоне просто перебрали с нагрузками. Соответственно, люди не успели восстановиться.

— Это правда. Я, действительно, чересчур их загрузил.

— Спрашиваю об этом, поскольку знаю, что в предолимпийский сезон в циклических видах спорта принято отрабатывать ту модель, которая будет использоваться в подведении спортсменов к Играм. Получается, в этом сезоне вам приходится всё менять?

— Да, мы готовимся несколько иначе, но не потому, что предыдущий сезон сложился как-то не так. Нынешние Олимпийские игры сильно отличаются от всех предшествующих. В Китае нам предстоит соревноваться на достаточно солидной высоте, плюс — разница во времени. В таких случаях хорошо бы заранее знать, какие именно дистанции побежит тот или иной спортсмен, прежде чем говорить о том, как именно будет выстроена подготовка на заключительном этапе, но квалификация пройдет у нас только в конце декабря. Так что единственное, что мне сейчас известно в отношении Игр, это место заключительного сбора и дата вылета команды в Пекин.

—15 дней олимпийских соревнований вместо привычных десяти, это благо для тренера, или дополнительная головная боль?

— Я вижу в этом определенный плюс, поскольку расписание позволяет спортсменам не только лучше восстанавливаться, но и даёт возможность тренеру лучше готовить людей к гонкам. Вторая половина турнира после трёх дней отдыха — это только командные спринты и длинные дистанции, соответственно, не будет традиционной суеты, когда стартовать на протяжении всего срока соревнований приходится через день. Когда в команде 12 человек, в этом, в принципе, нет большой проблемы. Но в Пекине будет не 12, а восемь.

С другой стороны, самое сложное на Играх ждать своего старта, сохраняя мотивацию на должном уровне. В ходе больших соревнований у спортсменов, как правило, нет никакой возможности полноценно тренироваться, особенно когда организаторы не предусматривают тренировочных трасс, как это было в том же Оберстдорфе. Нам приходилось наматывать там по нескольку десятков километров в день в поисках мало-мальски приемлемых условий. Даже если находили внешне подходящее место, там могла оказаться совершенно неподготовленной лыжня — из-за того, что в этот день не работал ратрак. Или лыжня оказывалась классической, в то время как нам был нужен конёк. То же самое было с тренажёрными залами. Вроде бы присмотрел место, приезжаешь, а тебе говорят: «Извините, у нас сегодня битком...». На Играх все спортсмены гораздо более ограничены в своих передвижениях. Соответственно и проблем может возникнуть больше.

— Два года назад вы говорили, что сталкиваетесь с определёнными трудностями, работая с большой группой. Сейчас стало проще?

— Да, группа сейчас уже не настолько велика: восемь русских, плюс два итальянца. Иногда к нам присоединяется Тереза Штадлобер. Это хороший совместный опыт, кстати.

— А как насчёт ревности?

— Ее нет. Все, насколько могу судить, находятся в прекрасных отношениях между собой, и я вижу, например, что Устюгову, Глебу Ретивых и Федерико Пеллегрино откровенно нравится работать вместе. Они постоянно о чём-то разговаривают, обсуждают, как сделать ту или иную тренироовку более эффективной. Понятно, что они не перестают быть соперниками, но как раз именно поэтому жесткая конкуренция устраивает всех троих. Такая же конкуренция постоянно идёт между Артёмом Мальцевым и Евгением Беловым в дистанционных гонках. Мальцев был пятым на чемпионате мира в Оберстдорфе, но могу сказать, что и Белов был готов к тому чемпионату ничуть не хуже. Просто ему отчаянно не везло: падения, сломанные палки, потеря лыж... Понимаю, что в протоколе не напишешь: «Простите, я потерял лыжи». Никого не интересуют причины, если ты проиграл.

— Устюгов по-прежнему имеет статус основного спортсмена вашей группы?

— Я бы сказал, что он по-прежнему является одним из самых талантливых спринтеров мира.

— Согласна. Но когда талант подобного масштаба на протяжении нескольких лет не может реализовать себя и показать желаемый результат, это, как мне кажется, вызывает вопросы.

— Не соглашусь насчёт отсутствия результата. Финишировать пятым на чемпионате мира после всего, с чем Сергею пришлось столкнуться, это более чем достойный уровень. Другой вопрос, что сам Устюгов всегда хочет большего.

— Об этом я и говорю. Он слишком амбициозен, чтобы радоваться даже второму месту. Но выйти на уровень своих лучших выступлений ему не удается вот уже четвёртый сезон. Где брать мотивацию в таких случаях?

— Это сложно, не стану отрицать. Когда мы готовились к чемпионату мира в Зеефельде в 2019-м, я видел, что Устюгов просто придавлен той ситуацией, которая случилась с ним перед Играми в Пхенчхане. Думаю, это и по сей день самое тяжёлое для него — вспоминать, как долго и с каким рвением он готовился к Играм, и без объяснения причин не получил на них приглашения. Мы ведь до сих пор не знаем причину.

— Неужели эта тема до сих пор для Сергея актуальна?

— Мы никогда не говорим об этом, но мне кажется, что да.

— Текущим состоянием Устюгова вы довольны?

— Сергей прекрасно провёл летнюю подготовку, набрал хорошие кондиции. Особенно я был доволен в этом плане в начале сентября, когда мы соревновались в Италии. В спринте Устюгов дважды ломал палку, но в квалификации совсем немного проиграл Пеллегрино. На дистанции он тоже был очень и очень неплох. Просто потом простудился, и, в связи с этим, мы решили не везти его в Оберхоф, дать возможность вылечиться дома. Сейчас Сергей снова восстанавливает кондиции, но все эти перепады, конечно же, выбивают из колеи.

— Понимаю теперь, почему Устюгов не проявил желания говорить со мной о своем состоянии.

— Боюсь, сейчас действительно не лучшее время для интервью. Не так давно журналисты в очередной раз подняли тему биатлонных дисквалификаций и в очередной раз перепутали Сергея с Евгением Устюговым. И ведь это стало в российской журналистике уже системой: не видеть разницы между лыжными гонками и биатлоном, путать имена, события. Как мы должны к такому относиться? Понятно, что появляется раздражение.

— Накануне Олимпийских игр тренеры часто говорят о том, что организм спортсмена по мере набирания им формы становится крайне уязвим для заболеваний и травм. Психики, получается, это тоже касается?

— Еще как! Любое неосторожное слово способно спровоцировать самую непредсказуемую реакцию. Существуют достаточно толстокожие спортсмены в этом плане, но Устюгов точно не из их числа. Он любит быть один, любит тишину, в этом плане я, например, вижу, что ему не слишком комфортно на тех сборах, где кроме нашей группы собираются и другие бригады. Большая команда в этом плане, как улей: вокруг постоянно идёт какое-то жужжание. Но всё это не касается тренировок: там Сергей всегда предельно сфокусирован на работе. Плюс, он очень хорошо чувствует свой организм до тончайших настроек, что не всегда характерно для спортсмена.

— Вы говорите о нём так, как музыкант мог бы говорить о своей скрипке.

— Удивительно, что вы это сказали. Когда я только пришёл в российскую команду, её менеджер Юрий Чарковский указал мне на Устюгова и сказал: «Маркус, этот парень — скрипка Страдивари». Впоследствии я много раз вспоминал эти слова, до такой степени они оказались верными. Но должен сказать, что выдающиеся атлеты — это вообще крайне непростые люди, причём, каждый по-своему. Я ведь работал со многими из них: с Дарио Колоньей, с Сашей Легковым, с Сергеем, с Юлией Ступак...

— Я, честно говоря, удивилась, что Юле удалось так быстро восстановитсья после рождения сына.

— Я и сам, помню, был в шоке, когда она позвонила через две недели после родов и сказала, что готова начать тренировки. Тогда я ей сказал, что-то вроде: «Бери коляску и иди гулять со своим ребёнком. А через несколько недель позвонишь ещё раз, и мы вернёмся к разговору о тренировках».

— Послушалась?

— Нет, конечно. Но очень быстро поняла, что реально поторопилась. С другой стороны, тот разговор очень чётко дал мне понять, насколько велика мотивация Ступак как можно быстрее вернуться в группу. У меня ведь уже был опыт подобной ситуации, когда возвращалась после родов Юлия Чекалёва. Не сказать, что процесс был быстрым, поэтому и в случае со Ступак я ждал, что восстановить мало-мальски приемлемую форму к зиме она точно не сумеет. Но уже к Тур-де-Ски Юля была в хороших кондициях. Возможно, большую роль здесь сыграло то, что мы очень хорошо общаемся, постоянно обсуждаем все аспекты подготовки вплоть до мелочей. Я вообще обожаю работать со спортсменами, которые стремятся к общению. Когда нет полноценной обратной связи, это сразу увеличивает вероятность тренерской ошибки.

— Тогда у меня вопрос: на этапе Кубка мира в Давосе Ступак была второй на «десятке» свободным стилем. В Тоблахе показала на этой дистанции второй результат и там же выиграла гонку преследования. Еще одно четвёртое место заняла на этапе в Валь-ди-Фиемме, после чего было серебро на «десятке» классикой в Фалуне. И дальше идёт провал фактически во всех личных дистанциях на чемпионате мира в Оберстдорфе. Что стряслось?

— Думаю, было ошибкой бежать в Фалуне три гонки. Достаточно было бы одной. Мы обсуждали это с Юлей и до чемпионата, и после, и пришли к одному и тому же выводу. После Тур-де-Ски Ступак переболела и, возможно, последующая соревновательная нагрузка просто оказалась для неё чрезмерной. Вот и получилось, что подвестись к главному старту в оптимальной форме мы не смогли. Не хватило совсем чуть-чуть, судя по тому, что через неделю Юля как нечего делать выиграла 10 км классикой в Энгадине.

— Незадолго до приезда в Рамзау я брала интервью у Вяльбе, и она сказала: «Почти все, кто переходит к Маркусу, совершают в первый год заметный скачок». Можете объяснить, с чем это связано?

— Я бы не согласился с таким утверждением. Тот же Мальцев, когда пришёл в группу, в первый сезон работы со мной с трудом вообще пробивался в Кубок мира. По-настоящему заметный скачок он сделал на третий год, то есть — в прошлом сезоне. Но для женщин эта схема реально работает.

— А в чём разница?

— Подозреваю, всё дело в том, что девочкам свойственно совершенно иначе слушать тренера. Уши, как локаторы, ловят каждое, произнесённое слово. И очень стараются. Так по крайней мере было с Юлией, с Натальей Матвеевой, с Натальей Непряевой. Поэтому и прогресс получился столь мощным. Не представляете, как я радовался, когда Юлия и Наташа (Непряева — RT) стали вторыми в Оберстдорфе в командном спринте! Мало какая медаль вызывала у меня столько эмоций.

— Большинство выдающихся лыжников родились и выросли в деревне. Как считаете, это действительно в большей степени способствует развитию спортсмена?

— Я ведь и сам деревенский.

— Именно потому я и задала вам этот вопрос.

— Знаете, я думал об этом. Жизнь в деревне очень сильно и как бы исподволь развивает в человеке устойчивость по отношению ко многим внешним факторам. К погоде, к физическому труду. Особенно, думаю, это касается тех, кто вырос в Сибири с её морозами и длинными зимами. Живя наедине с природой, ты должен быть постоянно готов абсолютно ко всему. Это тяжёлая жизнь. Особенно когда ребёнок растет без отца или без матери и достаточно рано берёт на себя функции взрослого человека. Соответственно у таких спортсменов всегда выше мотивация чего-то добиться, вырваться в другую жизнь.

— Вы работаете с русскими атлетами уже десять лет. Есть ли в русском характере что-то такое, к чему вы так и не смогли привыкнуть?

— Самая странная для меня вещь заключается в том, что очень многие решения, касающиеся важных вещей, принимаются слишком поздно. На мой взгляд, планировать результат на таких стартах, как чемпионаты мира и Олимпийские игры, нужно сильно заранее, если мы хотим получить стопроцентную эффективность в определённый день. В идеале каждый спортсмен должен заблаговременно понимать, к какой именно дистанции он готовится, быть уверенным в том, что в назначенное время выйдет на старт. И что помешать этому может только травма или болезнь. Знаю, что в норвежской сборной дело обстоит именно так. Харальд Амундсен, который был третьим в индивидуальной «пятнашке» в Оберстдорфе, уже за месяц до старта знал, что побежит эту дистанцию. Был стопроцентно на ней сфокусирован, поэтому и финишировал с медалью. Это, на мой взгляд, тот самый резерв, за счёт которого можно повысить шансы на успех.