Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Бронзовый призёр двух чемпионатов мира стал в этом сезоне едва ли не самой обсуждаемой фигурой отечественного биатлона: из-за разногласий с тренером он был вынужден покинуть группу Юрия Каминского, да и вообще мог оказаться за бортом сборной — к этому в своих комментариях призывали многие известные спортсмены прошлых лет. Но Матвей остался в команде, по-прежнему сохраняя в себе надежду реализовать в биатлоне то, на что способен.

— Изучая вашу спортивную и жизненную биографию я обратила внимание на то, что свои лучшие скорости вы показывали в те сезоны, при подготовке к которым была прилично сокращена летняя подготовка: в 2016-м — из-за удаления мениска, в 2018-м — из-за аппендицита. Получается, что возможность сбросить нагрузку оба раза оказалась во благо? И что, не случись проблем со здоровьем, вы могли бы просто перегрузить себя и не успеть восстановиться?

— Вполне возможно. У меня действительно есть определённая склонность к тому, чтобы перегружать себя в тренировках. Амбиции-то лезут со всех щелей, я бы так сказал. Их и в детстве было у меня много: когда я только начинал к папе ходить на тренировки, всегда пытался обогнать старших ребят. Отцу приходилось срезать петли, чтобы ловить меня на дистанции, тормозить, отвлекать какими-то разговорами, потому что каждая тренировка в моём случае превращалась в гонку. С возрастом это в какой-то степени ушло, но не полностью. Поэтому я перебирал с нагрузками достаточно часто. В олимпийском сезоне, например. Мотивация глаза затмевала, и получалась такая ерунда.

— Фактически во всех видах спорта существует истина: лучше недоработать, чем переработать. Насколько сильно чревата последствиями перегрузка?

— Сильно. Это сложные, и в моем понимании достаточно субъективные процессы, хотя мой личный тренер, с которым я работаю второй сезон, привнес и объективных аргументов. Благодаря этому специалисту я понял, что тренировочных ситуаций, тренировочных моделей в спорте просто миллионы. И пока методом проб и ошибок не найдешь свою…

— Как вы вообще пересеклись с этим тренером?

— С ним на протяжении нескольких лет, ещё до того, как я сам попал в сборную, общался мой отец. Он же начал привносить в план моей подготовки некоторые рекомендации, данные этим специалистом. Но на самом деле наше нынешнее сотрудничество определил случай: я ломал голову, пытаясь решить, как и с кем мне тренироваться дальше, если вдруг решу готовиться самостоятельно, отец подсказал кандидатуру.

— Для того, чтобы спортсмен захотел уйти из команды и тренироваться индивидуально, должен быть, как мне кажется, какой-то посыл. Неудовлетворенность, несовпадение с тренером во взглядах. В чём заключался ваш случай?

— Если говорить о последней капле, ей стала подготовка к чемпионату мира-2020 в итальянском Риднау. Мне это место не то, чтобы не нравилось, но моему организму оно вообще никак не подходит. Ладно бы я первый год туда съездил. Но мы готовились в Риднау годом раньше, к чемпионату Европы-2019, откуда переезжали в Остерсунд на чемпионат мира.

— Вы ведь стали на том чемпионате Европы вторым в гонке преследования, стартуя с 11-й позиции.

— Все равно, бежал не в свои ноги. Поэтому, когда узнал, что подготовка к чемпионату мира в Антхольце снова запланирована в Риднау, постоянно говорил, говорил, говорил тренерам, что мне туда нельзя ехать. В качестве альтернативы предлагал австрийский Обертиллиах, который находится в ста с небольшим километрах, пытался объяснить, что это — мой шанс лучше выступить, но меня просто не услышали.

— В минувшем сезоне вы стабильно попадали в состав эстафет, но в личных гонках всего раз заехали в «шестерку» и ещё один раз — в «десятку». Это ваш объективный уровень, или просто неудачный сезон?

— Применительно к прошлому году я назвал бы результаты объективными. У меня не хватало скорости, чтобы заехать в топ. Был только достаточно непродолжительный период после этапа Кубка мира в Антхольце, когда у меня было очень хорошее состояние. Но мы не смогли его удержать. Чуть-чуть передавили с нагрузкой, и получилось, что пошло западение.

— Сейчас, работая в группе Сергея Башкирова, вы тренируетесь по его программе, или по-прежнему по индивидуальной?

— Рапботаю вместе со всеми по программе Башкирова. И могу сказать, что на моей памяти это первый тренер, который в каких-то вопросах советуется со спортсменами, принимает в расчёт не только свой, но и их опыт.

— Это большая разница, чисто психологически?

— Огромнейшая. Совершенно другое желание идти на тренировку, во-первых. Во-вторых, когда у команды запланирована, допустим, откаточная работа, а у кого-то по своей индивидуальной программе, силовая, оба наших тренера всегда находят время подключиться и помочь.

— Когда подготовительный период выходит на финишную прямую и начинается подготовка на снегу, какое ощущение превалирует? Нетерпение в ожидании первых стартов, или опасение, что начнется сезон, и всё получится не так, как хотелось?

— Сейчас у меня вообще нет никаких лишних чувств, я просто спокойно работаю. Не так как раньше, когда уже осенью я думал: как бы на главный старт отобраться.

— Но, все-таки, нынешний сезон олимпийский. Неужели хотя бы иногда не думаете о том, что в Пекин могут поехать от России не шесть спортсменов, а пять.

— Насчет этого мы сейчас всей командой думаем. Всем ведь хочется, чтобы было шесть, и это, считаю, вполне реально.

— Для этого команда должна выбраться к январю на третье место в Кубке наций, но лично у меня по прошлому сезону не сложилось впечатления, что вы идете на равных с норвежцами, французами и даже немцами.

— По прошлому сезону мы им объективно проигрывали. Но летом все-таки, большую работу провели. Видно, например, что Саша Логинов будет посильнее готов. Да и мы сможем побороться, активную борьбу навязать.

— А вы вообще когда-нибудь задумывались о том, что из года в год мешает российским биатлонистам преобразовать наработанное в результат? В чем, условно говоря, вы хуже немцев, хуже норвежцев, хуже французов. И хуже ли?

— Мне кажется, это вопрос поддых. Я не смогу на него объективно ответить.

— Хорошо, я переформулирую: в чем Матвей Елисеев хуже Йоханнеса Бё?

— Он бежит быстрее. По стрельбе, думаю, я конкурентоспособен с ним. В том, что касается техники бега, я вижу у себя определённый запас, который можно улучшить и сделать работу более эффективной. Сейчас, кстати, я начал гораздо лучше понимать биомеханику бега.

— Насколько уверенно вы себя чувствуете в эстафетном составе? Конкуренция за место в четвёрке со стороны других ребят как-то ощущается?

— Я думаю, здесь только результат будет решать. Но, я лично вообще сейчас не думаю об этом.

— А, если не попадете на Олимпийские Игры, сильно расстроитесь?

— Да, конечно, будет сильное разочарование. Но я надеюсь, что его не случится.

— Ваш максимальный стрелковый процентный показатель — 92 в стрельбе стоя. Что такое поднять процент на одну единицу — это чертова прорва работы, или просто надо больше концентрации?

— Это прорва работы, причём не только в плане стрельбы, но и в плане беговых характеристик. Потому что, как только начинается мышечное закисление, концентрация падает, и уже практически ничего не можешь на рубеже сделать, особенно в ветер.

— Самый классный стрелок в мире в вашем понимании, кто?

— В прошлом сезоне очень сильно прибавил Яков Фак, но я бы отметил Стурлу Легрейда. Он очень качественно стреляет. В биатлоне есть люди, которые достаточно медленно работают на рубеже, сохраняя качество. Легрейд же способен хорошо стрелять в любом режиме, максимально себя контролируя. Это подкупает.

— А чем объяснить, что одни люди совершенно нормально стреляют стоя, но при этом гораздо хуже стреляют лежа?

— Если разбирать ситуацию на моем примере, очень сложно оказалось совместить на одном ложе изготовку и стоя, и лежа. Я как-то общался на эту тему с нашим консультантом по стрельбе Александром Куделиным, так он сказал, что в стрельбе вообще меняют длину приклада, в зависимости от того, стреляет человек лежа или стоя. Сделать такое в гонке достаточно сложно. Я уже довольно давно использую механизм, который позволяет мне изменить длину приклада во время гонки одним щелчком, но все равно сложно. У нас ведь, помимо длины приклада, миллион параметров учитывать приходится.

— Лежа, наверное, проще справляться с пульсом?

— Как раз лежа он больше мешает. Там же ремень – он по телу идет, и при высоком пульсе винтовка колышется сильно. А стоя больше влияет ветер. Когда он настолько силён, что сдувает тело, очень сложно успокоиться.

— Получается взаимоисключающая ситуация: для того чтобы быстро бежать, биатлонисту нужно быть сухим и легким, а чтобы хорошо стрелять, — толстеньким и тяжелым.

— Ну так ведь не просто так стрелки надевают свинцовые жилеты.

— Кстати, у тех же французов, насколько я в курсе, за стрелковую подготовку на протяжении нескольких лет отвечал стрелок. Да и со шведской командой работают люди со снайперской подготовкой. А от наших специалистов я много раз слышала, что в биатлоне стрелки — это не Бог весть какие советчики. И что лучше приглашать на эту должность бывшего биатлониста.

— Если тренер из биатлона с головой, то он очень много знаний способен дать. Но какие-то специфические знания и умения стрелки всегда добавляют.

— В вашем виде спорта испокон веков существует ряд совершенно одиозных ошибок. Люди стреляют по чужим мишеням, путают лежку со стойкой, допускают пять промахов на одном рубеже. Самая дурацкая ошибка, которую доводилось совершать вам?

— «Пятерку» я тоже стрелял. Думаю, в биатлоне каждый спортсмен это делал. Но это, все-таки, можно объяснить. А вот самое дурацкое... На чемпионате России, в 2019-м, кажется, я не взял на эстафету заряженные обоймы, не поменял их. У меня вообще тот чемпионат весело сложился. В одной из гонок открутился ремень, точнее, я так сильно его перетянул, хотел понадёжнее, что изогнулся металл и просто перестал держать. Полкруга я тащил винтовку в одной руке, потом мне дали ключик, я закрепил ремень и побежал дальше. А через день была та самая эстафета — с обоймами.

— Вы могли бы уйти с трассы, не закончив дистанцию?

— Нет, хотя хочется иногда. Я не могу себе этого позволить.

— Почему? Это стыдно, не-мужски, не по-спортивному — в чём причина?

— Не знаю. Не задумывался об этом. Не могу — и всё!

— Какой результат в этом сезоне сделает вас счастливым?

— Медаль на Олимпиаде.

— Личная это будет медаль, или эстафетная, разница есть?

— Завоевать медаль вместе с командой всегда приятно, как и на пьедестал вчетвером подниматься.

— Александр Иванович Тихонов четыре раза становился олимпийским чемпионом в эстафете, и всю жизнь страдал от того, что это только эстафета.

— Ну, для кого-то это «только эстафета». А для кого-то — чемпионство на всю жизнь. Каждый сам выбирает, как ему ощущать себя и собственные достижения в этой жизни. Кто-то вообще темноты боится...

— Как могла бы выглядеть идеальная российская эстафета в вашем понимании?

— Антон Бабиков на первом этапе. На втором, скорее всего, я, на третьем Александр Логинов, и на четвертом Эдуард Латыпов.

— Себя вы на первом этапе, получается, не видите?

— Считаю, что так будет выгоднее для команды. Если исходить из результатов прошлого сезона, у меня чуть стабильнее скорость была, а на втором этапе очень быстро сейчас бегут. На первом чуть-чуть поспокойнее, дают втянуться. И там, за счет очень качественной быстрой стрельбы лежа, Антон с первого рубежа всегда хорошо выходит. Это лично мое мнение, хотя сам Антон по-другому считает.

— А в контактных гонках вы наглый? Или чувствуете себя дискомфортно, когда в том же масс-старте приходится отвоевывать себе кусок лыжного счастья?

— В прошлом доводилось чувствовать себя не слишком комфортно. Но в этом году я буду наглее.