Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Мысль о завершении карьеры по окончании не самых удачных сезонов появлялась в голове не единожды. Об этом в интервью RT заявил биатлонист Евгений Гараничев. По его словам, поддержка семьи и желание передать свой опыт партнёрам каждый раз не давали принять такое решение. Бронзовый призёр Игр в Сочи также поделился впечатлениями от работы в группе Сергея Башкирова, рассказал, какие советы ему даёт Александр Логинов, и вспомнил, как тренировался во время коронавируса в лесу, чтобы не попадаться на глаза полиции.

— Прошлый год, начинать который спортсменам пришлось в условиях жесточайшего карантина, многие называют самым тяжёлым из всех предыдущих. Как пережили его вы?

— Этот год был тяжелым прежде всего в плане организации тренировок. Например, у нас в Тюмени нельзя было ездить на стадион. И я уезжал тренироваться к другу в Екатеринбург, к Сергею Мишкину. Он выступает за ветеранов, поэтому тоже бегает. У него я жил, а тренировался на «Динамо»: там хорошая территория, имитационный круг хороший, есть роллерка, а главное, база официально не была закрытой. Я бы, конечно, предпочёл, чтобы рельеф трасс был посложнее, но это по любому было намного лучше, чем сидеть дома и бегать по равнине. Или кататься на роллерах по дорогам.

— В России вообще страшно тренироваться на дорогах, будь ты лыжник или велосипедист.

— Это да. Хоть я и живу в пригороде, но все равно опасно: многие сильно гоняют. Потом у нас официально открыли для тренировок «Жемчужину», но всё равно остались какие-то ограничения. Нельзя было, например, брать оружие на выезд. Но думаю, такие ограничения иногда тоже идут в плюс: спортсмен сам начинает думать о своих проблемах, о том, как добиться желаемого результата, начинает проявлять характер. Да и ответственность начинает ощущаться в большей мере.

— В последние годы у вас не слишком получалось показать тот результат, который удовлетворил бы человека с вашими амбициями. В таком состоянии спортсмен обычно задает себе вопрос: зачем я продолжаю это делать?

— Я тоже этот вопрос себе задавал неоднократно, даже разговаривал с супругой на эту тему. Ей ведь достаточно тяжело, когда меня нет дома: двое детей, одному шесть лет, другому четыре, оба ходят в садик, случаются какие-то болезни, какие-то домашние проблемы. Но жена сказала, чтобы я выкинул все эти мысли из головы. Что она не собирается меня уговаривать закончить с биатлоном, потому что видит, насколько я этим увлечен.

— Повезло вам.

— Семья действительно очень сильно меня поддерживает и мотивирует. Хотя часто думаю, приезжая домой, что хочется с детьми побольше находиться, видеть, как они растут, на какие-то секции их возить. Сейчас мы с детьми никуда особенно не суемся — из-за ковида.

— Сами вы переболели?

— Нет. Но прививку сделал сразу, как это стало возможно. Не то, чтобы боялся заразиться, но мы, всё-таки, в каком-то смысле государственные люди. Спорт в этом плане накладывает определённые обязательства: много выездов, много с кем контактируем. Поэтому я даже не задумывался о том, что могут быть какие-то последствия, как об этом пишут.

— А последствия были?

— После первой прививки нет. А вот после второй накрыло резко. Вечером пошел с детьми мыться, тут-то меня и начало ломать: мышцы, суставы, кости. И вот так на протяжении всей ночи. Вообще не спал, не знал, куда деться. Даже не поехал на обследование в Москву, хотя был должен: оно проводилось как раз в те сроки. Но потом состояние нормализовалось.

— В этом сезоне вы оказались в группе Сергея Башкирова по собственному желанию, или так распорядился тренерский штаб?

— Разговор об этом у нас с тренерами заходил: мол, соберемся по окончании сезона, всё обговорим. Но никакого продолжения не последовало. Мне просто сообщили, что я буду тренироваться в группе Башкирова.

Я подумал ещё: а почему бы и нет? Сергей сам бегал на лыжах, тренерский опыт у него тоже имеется, в том числе и международный: он работал в Южной Корее, потом был тренером санкт-петербургской команды. Сейчас могу сказать, что Башкиров очень думающий специалист, который, что немаловажно, сам катается вместе со спортсменами, выполняет те же самые задания. Такой же в нашей бригаде Павел Максимов. Может с нами побегать, сделать силовую тренировку, стабилизацию. Что-то по ходу подсказать в технике, что-то в стрельбе. Собственно, даже для нас это стимул лишний раз не схалтурить.

— Для вас важно иметь с тренерами столь тесный контакт?

— Для меня да. В моем понимании команда — это когда связка тренер-спортсмен представляет собой единое целое. Ты можешь обсудить, что угодно, поговорить, на любые темы и быть уверенным, что всё сказанное не уйдет на сторону. Я довольно часто смотрю на лыжников, и вижу, что у них в команде на протяжении многих лет складываются именно такие отношения. Более того, понимаю, откуда это идёт. Сам прошел лыжную школу. Даже с Олегом Орестовичем Перевозчиковым занимался. Мы, помню, работали по своим заданиям, но при этом постоянно варились в одной каше со взрослыми, которые периодически что-то нам показывали, что-то подсказывали, давали те или иные советы. Когда в команде есть подобное взаимодействие, с тренером в том числе, тебе даже в голову не приходит перекладывать какие-то свои неудачи на наставника. Или ему — на тебя. Все понимают: если что-то не получилось, это общая проблема.

— Всё равно ведь, наверное, чувствуется, что у Башкирова пока ещё нет большого тренерского опыта?

— Чувствуется. И мы развиваемся вместе. Сами посмотрите: тот же Александр Логинов — это человек, который способен и тренировочный план самостоятельно себе написать, и тренироваться в одиночку на протяжении долгого времени. Но он, тем не менее, в этом сезоне тоже выбрал команду. Потому что понимает: в команде ты кого-то учишь сам, а у кого-то учишься, неважно, старше тебя этот человек, или моложе. У нас, допустим, есть Денис Таштимеров с очень быстрой и точной стрельбой, так он нас всех мотивирует тем, что может «стойку» 15 секунд на ноль отстрелять. А то и за 13. У него получается уже на седьмой секунде первый выстрел делать. Мы с ним с первого сбора живём в одном номере, и я вижу, насколько сильно Денис стремится совершенствоваться. Всё впитывает, старается что-то перенять у более опытных спортсменов. В том числе, у меня, у Александра.

— Чему такой спортсмен, как Гараничев, может научиться у такого спортсмена, как Логинов?

— Прежде всего трудолюбию. Понятное дело, что Саша — большой талант, он и в лыжах по юниорам выступал хорошо. Но у него до сих пор постоянно идёт прогресс, не происходит каких-то больших западаний. Если у него появляются какие-то проблемы, он не будет их высказывать, на кого-то перекладывать. Если кому-то может помочь, что-то подсказать, всегда это делает, не держит в себе.

— Вы думаете сейчас о том, что сборная России может оказаься на Играх в усечённом составе если на момент окончания этапа Кубка мира в Рупольдинге не войдёт командой в тройку Кубка Наций? И тогда, помимо эстафетной четвёрки, останется место лишь для одного спортсмена.

— Если бы сейчас этого вопроса бы не прозвучало, я об этом даже не вспомнил бы. Да, понимаю, что есть квота, что её ещё надо завоевать, обойти Германию, но забивать этим голову сейчас точно нет смысла. Наше дело тренироваться, выполнять план, добиваться прогресса в стрельбе, в скорости. Не будет этого, какая вообще речь может идти об Олимпиаде? Что касается Игр, я не тот спортсмен, который будет мечтать попасть туда любым способом. Если человек не готов бороться за медаль, какой смысл сидеть на соревнованиях, занимать чьё-то место? Я же и с чемпионата мира в Поклюке досрочно уехал, понимая, что нет смысла оставаться. Хотел готовиться к одной гонке, в результате побежал другую.

— Но ведь считается, что индивидуальная гонка — ваш конёк. Или вы не согласны с этим?

— Я так не считаю. Просто меня хватает на эти 20 километров, и стрельба позволяет справиться. Но контактные гонки мне нравятся больше.

— А спринт?

— Спринт хотят бежать все, потому что он дает перспективу. Хорошо пробежал, сразу появляются шансы в пасьюте, а две гонки — это уже более высокие шансы на то, чтобы попасть в масс-старт.

— Контактную гонку, как мне кажется, гораздо сложнее выстроить в силу того, что каждую секунду может возникать ситуация, в которой надо быстро думать, перестраивать тактику, адаптироваться, другими словами, к которой надо быть готовым.

— Мне наоборот кажется, что тактически контактную гонку выстроить проще. Во-первых, ты сразу понимаешь, в каком состоянии у тебя соперники. Видишь их в технике, отмечаешь, как кто дышит, как стреляет. И уже становится проще определиться, где ты сам можешь что-то выиграть. В лыжных гонках, кстати, всё то же самое: в контактных дисциплинах ты читаешь спортсмена. Хотя и он точно так же читает тебя.

— А в индивидуальной гонке биатлонист стопроцентно сосредоточен только на своих действиях?

— В большей степени да. «Двадцатка» она как бы попроще, чем другие дистанции: там главное сразу разложить силы именно на пять кругов, и максимально чётко отработать в стрелковой части. Это не спринт, где ты можешь штрафной круг проехать за 20 секунд. Минута штрафа так просто не отыгрывается. Но и зацикливаться на стрельбе нельзя, была куча примеров, когда промахи случались у людей только по этой причине.

Словом, везде есть своя тактика, даже в спринте, хотя считается, что там нужно просто максимально быстро бежать и быстро стрелять. В той же эстафете ты постоянно тактически играешь. Если быстро отстрелял, и понимаешь, что запас больше 10-ти секунд, надо ломиться, пытаться увеличить это время. А когда идешь с кем-то вдвоем отрываться в одиночку бессмысленно: соперник все равно тебя не отпустит, да и передавать эстафету с минимальным отрывом тоже нехорошо, потому что второй будет пытаться гнать первого, догонять его, и в этом запале сразу появляется риск израсходовать больше сил, чем можно себе позволить.

— Эстафета – это, по-моему, как раз та гонка, где не страшно сдохнуть на финише.

— Так до финиша ещё добраться надо. Ты можешь на первом кругу наесться так, что на второй, и особенно на третий круг, сил может просто не хватить. 2,5 километра в этом плане — достаточно длинный отрезок, чтобы мышцы полностью закислились.

— Какая самая тяжелая гонка случалась в этом отношении в вашей карьере?

— В Антхольце, когда я в первый раз бежал там индивидуальную гонку. Самочувствие было хорошим, но меня там накрыло очень жёстко. Сказался и сложный рельеф, и высота довольно-таки большая.

— Что это за состояние, когда тебя накрывает?

— Очень быстро закисают мышцы. Это как по лестнице без подготовки десяток-другой пролётов пройти в многоэтажном доме. В какой-то момент хочется просто остановиться, потому что ты чувствуешь, что не можешь поднять ногу на следующую ступеньку. На дистанции это ощущается еще сильнее: ты постоянно в движении, по мере того, как мышцы наливаются молочной кислотой, теряешь способность шевелить ногами, и ничего не можешь с этим поделать. Даже со спуска не можешь отдохнуть, сесть хорошо, чтобы мышцы расслабились. Вместо расслабления накатывает очень сильная ноющая боль. Накрыть может из-за высоты, если чересчур быстро начал гонку. Возможно, в этот момент что-то происходит с кровообращением: поднимается температура, всё вокруг кружится, ты ничего не соображаешь, тебя тошнит. Хотя иногда и в тренировках выворачивает до тошноты.

— Почему вы не стартовали в этом году в Тюмени на чемпионате России?

— Простудился. Поговорил со своим личным тренером, Максимом Кугаевским, с Башкировым, и мы решили пропустить индивидуальную гонку, а потом уже принять решение относительно остальных дистанций. Но состояние не улучшилось, и я уехал домой. Решил, что если не сумею выздороветь к сбору в Рамзау, то под удар попадает вся дальнейшая подготовка. Если ты приехал в горы больной, ты уже не выздоровеешь. Разве что усугубишь ситуацию.

— Из Рамзау, насколько мне известно, вы снова возвращаетесь в Тюмень. Живёте дома, когда там проводятся тренировки команды?

— Нет, только на сборе. В этом плане я привык очень чётко разграничивать личные дела и работу. Приезжаю домой только в день отдыха. В тот же день вечером возвращаюсь на «Жемчужину», там ночую, и утром вместе со всеми встаю на тренировку. Сбор – он и есть сбор. И тренировочная работа должна вестись там в определённых рамках независимо от того, где он проводится.

— Это вы сами так решили, или подчиняетесь требованиям тренеров?

— Это элементарные вещи, как мне кажется.

— У вас в Тюмени дом или квартира?

— Собственный дом.

— Повезло. Знаю немало пар, которые расстались только по той причине, что не сумели длительное время находиться в четырёх стенах наедине друг с другом во время пандемии.

— Мы тоже отсиживали двухнедельный карантин после Кубка Мира. Но вы правы, в доме в этом отношении гораздо проще. Своя территория, можно на улицу выйти, в огороде что-то поделать, спортом позаниматься. У нас даже потом, когда официальный карантин закончился, возле многоквартирных домов круглосуточно полицейские машины стояли, следили за тем, чтобы народ соблюдал режим изоляции. По дорогам тоже полиция ездила, но я нашёл возможность бегать кроссы.

— Внутри участка?

— Снаружи. Убегал в лес, в город вообще не совался. Один раз, правда, чуть не попался. Бегу вдоль дороги и слышу — машина едет сзади. Обернулся — полиция. Думал, сейчас остановятся, разбираться придётся. А полицейские проехали мимо меня тихонечко, и ничего не сказали. Ну я и побежал дальше.