СПАЛЬНЫЙ ВАГОН РОССИЙСКОГО БИАТЛОНА |
|
Фото © Александр Вильф |
14 марта 2019
Пять дополнительных патронов в сингл-миксте выкинули Россию из числа претендентов на медали. Специальный корреспондент РИА Новости прослушала пресс-конференцию призеров и пришла к выводу, что у российской команды не было ни единого шанса попасть в их число.
Сингл-микст – это прежде всего скорость. Скорость и концентрация. Ведущий пресс-конференции спросил Лукаша Хофера о чем тот думал, уходя на заключительный этап эстафеты: чтобы как можно ближе подобраться к лидеру – Йоханнесу Бё, или как можно дальше уйти от преследователя – Себастьяна Самуэльссона. Итальянец на это ответил: «Я думал лишь о том, чтобы не затратить ни одной лишней секунды.
Сидящая рядом с Хофером Доротея Вирер покачала головой, соглашаясь с партнером:
«У меня совсем не заладилась на этот раз подготовка к чемпионату мира, была куча проблем, я оказалась не совсем готова к тому, что гонка пойдет прямо со старта настолько стремительно и что было сил бросилась догонять. Но это не поколебало нашей общей уверенности и концентрации. Мы знали, что можем быть хорошей командой и старались во чтобы то ни стало это показать.
Итальянский тандем затратил на рубежах те же самые пять дополнительных патронов, что и Россия. Норвегии потребовалось шесть, Швеции – восемь. Вроде бы все сопоставимо, но произнести фразу: «На их месте могли бы быть мы», не поворачивается язык. Не могли. На эту мысль наводил каждый штрих. И прежде всего – бьющая в глаза неготовность российской сборной к мировому первенству.
Можно, конечно же, рассуждать так, как рассуждал после эстафеты главный тренер российской сборной Анатолий Хованцев: мол, если бы Павлова не ошиблась заключительным выстрелом в последней «лежке», и если бы на два запасных патрона меньше израсходовал в «стойке» Матвей Елисеев, то…
Сослагательным наклонением можно объяснить в спорте все, что угодно, причем всегда в свою пользу. Но стоит начать анализировать гонки с точки зрения логики, сразу со всех сторон лезут нестыковки. Коронка Елисеева – стрельба стоя, он делает три промаха подряд, и это не воспринимается, как катастрофа. Почему – понятно: в подобной ситуации думаешь уже не о том, что спортсмен потерял на ровном месте порядка тридцати секунд, а радуешься отсутствию штрафного круга.
Павлова объясняет журналистам, что к суете контактных гонок случаются самые разные ошибки, утверждая, что это – норма, но тут же признается, объясняя свое неучастие в индивидуальной гонке, где, казалось бы, имеет наибольшие шансы: «По самочувствию я была просто не готова к той гонке. Да и вообще не готова – если сравнить с тем, как бежала на этапе Кубка мира в Оберхофе».
Тренерский штаб, по словам Хованцева, руководствовался при определении состава на эстафету тем, что лидерам команды нужно дать возможность отдохнуть перед большими эстафетами и масс-стартами. Но снова хромает логика: до эстафет у биатлонистов есть еще один полный выходной день. Если его недостаточно для того, чтобы восстановиться, это говорит, как правило, лишь о том, что спортсмены находятся не в слишком хорошем функциональном состоянии. Не в той форме, чтобы выдерживать формат чемпионата мира, как выдерживают его все те, кто в четверг стоял на пьедестале, а потом, смеясь и подначивая друг друга, отвечал на вопросы в пресс-центре.
Психология болельщика, да и журналиста, пожалуй, тоже, устроена одинаково: в успех (или, если хотите, в чудо) всегнда веришь до последнего. Теоретически у России еще есть возможность хлопнуть дверью и завоевать хотя бы одну медаль, тем более что нередки случаи, когда спортсменам, благодаря частым стартам, удается набирать кондиции к концу турнира. Но если этого не получится, всем нам останется занести нынешний сезон в длинный реестр российских биатлонных неудач. И в очередной раз задаться вопросом: «Почему это произошло?»
Известный российский тренер по лыжным гонкам Александр Грушин заметил незадолго до начала чемпионата мира, что циклический вид спорта сравним с музыкой: музыкант, если он намерен достичь определенного уровня базового мастерства, должен провести за инструментом совершенно определенное количество часов. Спортсмен – намотать базовый (и тоже очень большой, исчисляемый тысячами часов) объем работы. Если этот объем по каким-то не набирается, человек по определению теряет способность не только удерживать конкурентный результат на протяжении всего сезона, но и быстро восстанавливаться после нагрузок. Да, такого можно подготовить к отдельно взятой гонке, но не более того.
Разговаривая в Эстерсунде с одним из тренеров российской сборной, я спросила его, какую цель преследовал тренерский штаб, снижая тренировочные объемы в период наиболее интенсивной летней и осенней подготовки к сезону.
«А как их нагружать? – последовал ответ. – Спортсмены болеть начинают, не выдерживают. Добавим нагрузку, они вообще умрут на лыжне. Так что у нас просто нет другого выхода».
Как тут не провести параллель? По мнению одного из самых успешных тренеров мира Вольфганга Пихлера, российские спортсмены работают слишком мало, чтобы рассчитывать на успех. Примерно о том же совсем недавно в ходе лыжного мирового первенства в Зеефельде говорил известный тренер Юрий Бородавко, приводя в пример норвежских лыжниц, которые не просто работают, а пашут на износ, не жалея себя. Ну так и результат налицо, что называется.
Можно, конечно, с такими теориями не соглашаться, но скорее всего дело в том, что слишком разнятся критерии. Мировая элита работает с прицелом на то, чтобы этой элитой оставаться, в России же как-то незаметно показателем успеха стал факт попадания в сборную. Как в комфортный спальный вагон, где кормят, наливают сладкий чай и можно выспаться. А то, что состав добирается в назначенный пункт с опозданием – ну так добрался же…
|