Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

По завершении очередного безмедального этапа Кубка мира специальный корреспондент РИА Новости Елена Вайцеховская объясняет, почему считает самой большой российской потерей – потерю Вольфганга Пихлера, сочувствует Рикко Гроссу и сожалеет об упущенных возможностях.

Незадолго до начала воскресных эстафетных гонок в Оберхофе я имела телефонный разговор с самым, возможно, выдающимся из специалистов мирового биатлона, заслуженным тренером СССР Александром Приваловым. «Для того, чтобы в команде все шло нормально и был результат, тренер должен четко понимать, что и зачем он делает – только тогда ему верят спортсмены», - сказал мне собеседник.

Правильные слова прозвучали на редкость несвоевременно. Слишком очевидном стал к заключительному оберхофскому старту тот факт, что тренерам в российской команде не верит уже почти никто. Ни болельщики, ни (что гораздо важнее) - атлеты. Да и сами наставники уже не находят никаких вразумительных объяснений: что же, черт побери, происходит с российской командой, проводящей едва ли не самый неудачный сезон за несколько десятков лет?

С другой стороны, слова Привалова пришлись как нельзя кстати. Они заставили вспомнить немецкого специалиста Вольфганга Пихлера, три года перед Играми в Сочи работавшего в России с женской сборной. Пихлер имел колоссальный опыт работы (в том числе с шестикратной обладательницей Кубка мира Магдаленой Форсберг) и совершенно определенно понимал, придя в российскую команду, что и зачем делает и чего хочет добиться. Особенно очевидно это было в первый сезон, когда российская девичья команда под руководством немца завоевала Кубок наций.

В России тот результат сочли неудовлетворительным, поскольку привычно рассчитывали, что в лице раскрученного иностранца приобрели волшебника, который придет и обеспечит медальный результат, однако сам Пихлер рассуждал иначе.

- Для любого западного тренера есть некая отправная точка, позволяющая понять, насколько правильно идет работа, - объяснял он тогда. - Это – Кубок наций. Я не пытаюсь никого сейчас убедить, что этот трофей был для нас пределом мечтаний. Но это – хороший показатель. Естественно, я рассчитывал, что мы продолжим работать в том же ключе, сделав определенные корректировки.

Продолжить работу «в том же ключе» тренеру не позволили. Сам он уже уехав из России после Игр в Сочи, когда не было необходимости ни оправдываться, ни фильтровать слова, вспоминал тот период так:
«В первый сезон я действтельно мог делать все, что считал нужным – мне дали карт-бланш. А потом вдруг вокруг команды образовалось огромное число советчиков из Минспорта, и все они стали требовать медалей. Могу признаться честно: мне потребовалось немало времени, чтобы понять, что люди имеют в виду, утверждая после первого года моей работы, что «все плохо». Вроде бы в системе подготовки каждого спортсмена задействовано достаточно много специалистов: личный тренер, тренер клуба или области, главный тренер. Но иногда возникало ощущение, что все они наотрез отказываются понимать очевидные вещи. Я, если честно, сильно рассчитывал на конструктивный диалог с российскими тренерами. Но диалога не было в принципе. Никто не знал и, более того, не стремился понять, что и как мы делаем, но при этом каждый считал себя вправе нас критиковать.

Я имею в виду не только тренеров, - продолжал специалист. - Прежде всего, все сказанное относится к спортивному министерству, которое постоянно вмешивалось в работу. Именно это и стало для меня главной проблемой. Как только вмешательство началось, мы стали недостаточно тренироваться: от меня со всех сторон требовали ослабить нагрузки, не проводить ту или иную работу, потому что «это тяжело и девочки устают», и так далее. При этом было понятно, что ни один из так называемых «экспертов» не собирается нести ответственность за результат…»

Я не случайно вспомнила Пихлера, подписавшего после отъезда из России контракт со шведской сборной, хотя на фоне эстафетных результатов заключительного оберхофского дня не вспомнить тренера было невозможно. Из всех специалистов, работавших в последние годы с российской сборной, Вольфганга, пожалуй, было наиболее тяжело «прогнуть», навязать ему чужой взгляд, чужую политику действий. Когда российские спортивные руководители окончательно это поняли, у Пихлера попросту отняли наиболее перспективную часть команды - передали бразды правления Владимиру Королькевичу. Но в сборной недолго продержался и он. Последним тренером в женской команде, готовым идти на принципы, отстаивая собственную точку зрения, был Валерий Медведцев. На то, чтобы понять бессмысленность собственного пребывания в команде, ему понадобилось меньше года.

Возможно, Рикко Гросса приглашали на руководство мужской командой с той же целью, что когда-то Пихлера: чтобы привнести в подготовку новые современные методики, вывести достаточно молодую, талантливую и амбициозную команду на новый уровень, сделать ее еще более конкурентоспособной. Просто Гроссу с самого начала было не в пример тяжелее, чем его баварскому земляку. Сейчас уже видится некий сакральный смысл в том, что Пихлер, обсуждая предложенный ему контракт, сразу поставил условие: в ближайшие помощники он хотел бы взять российского специалиста, не имеющего вообще никакого опыта тренерской работы. Впоследствии как-то объяснил: очень тяжело находить единомыслие с человеком, который уже загружен иными тренерскими стереотипами. На это уходит слишком много времени, а до Игр в Сочи (под которые, собственно, Пихлера им приглашали) оставалось всего три сезона.
Так рядом с Вольфгангом появился и три года работал бок о бок Павел Ростовцев, который совсем недавно с сожалением признал, что Пихлеру так и не удалось изменить менталитет большинства российских тренеров: «Вольфганг – очень сильный специалист, масштабная личность, лидер. С ним было нелегко работать, но очень интересно, - сказал он. - У нас была возможность перенять уникальный опыт, но этого специалиста наше биатлонное сообщество не приняло, задавило, не позволило работать в том ключе, что он предлагал».

Пихлер, тем не менее, бился с российскими «ветряными мельницами» до последнего. Гросс же, имея весьма небогатый собственный тренерский опыт, сразу попал в окружение гораздо более опытных российских коллег: Владимира Касперовича, Андрея Падина, Александра Попова. На самом первом сборе, который немец проводил в конце 2015-го в австрийском Обертиллиахе мне запомнились слова коллеги-фотографа: «Обычно с первого взгляда понятно, кто в команде главный. Здесь я за неделю работы этого так и не понял».

В первый год работы Гросса с мужской сборной много говорилось о том, что контракт немца оплачен тюменскими деньгами, а сам специалист взят не столько под мужскую команду в целом, сколько под Евгения Гараничева. Но как раз с Гараничевым у Рикко не заладилось: в этом сезоне тюменский спортсмен предпочел работать со своим личным тренером Максимом Кугаевским. Сказалось ли это на авторитете Гросса и его сподвижников? Думаю, что да: недовольство тренерским штабом вполне четко прослеживалось по высказываниям спортсменов после очередных не слишком удачных декабрьских и январских гонок.

Если тренер не уверен в себе, это моментально чувствует вся команда – в ней начинается разброд. Хотя правильнее, наверное, сказать о другом. Во всех трех российских группах – женской, возглавляемой Сергеем Коноваловым, мужской и той, где под руководством Андрея Кравцова вот уже третий сезон работают Антон Шипулин и Алексей Волков, возник один и тот же феномен, суть которого нечаянно, но потрясающе точно сформулировала не совсем корректная подпись под фотографией Евгения Гараничева на одном из биатлонных сайтов: «Со спортсменом тренируется его личный наставник».

В спорте вообще нередки ситуации, когда от совместной работы наибольший профит в плане опыта получает не спортсмен, а тренер, который из года в год идет бок о бок с учеником, нарабатывая собственные методики и учась на собственных же ошибках. Когда в руки наставника попадает фигура уровня сборной команды, это огромное везение, опыт, о котором можно только мечтать. Просто спортсмен в такой ситуации почти всегда оказывается пострадавшим – слишком короток его век. Не случайно в советские времена, когда за отсутствие планируемых медалей тренера порой навсегда выкидывали из профессии, родилась аксиома: «В сборную идут для того, чтобы делать результат. Учиться работать нужно в другом месте».

С тех пор прошло достаточно много времени для того, чтобы понятие ответственности за результат стало не то, чтобы второстепенным, но сильно размытым. Так устроена система: при постоянном вмешательстве в работу со стороны руководства и достаточно больших тренерских коллективах внутри команды, стало слишком легко переводить стрелки и находить оправдания любым провалам. Зато всем удобно: все неплохо обеспечены, никто ни с кем не конфликтует, не пытается отстаивать собственные взгляды, не идет наперекор начальству, не создает проблем. А то, что нет результата… Так это – биатлон. Непредсказуемый, как известно, вид спорта. Вы мужскую эстафету в Оберхофе видели, где не то, что мишеней, соседей по рубежу было не разглядеть? То-то и оно…

Просто сейчас, когда до Олимпийских игр остался всего один месяц, стало как-то пронзительно обидно, что за два последних олимпийских цикла, когда деньги на спорт в целом и на биатлон в частности лились, как из рога изобилия, открывая немыслимые, неограниченные возможности привлечения новых научных технологий, методик и «свежей» крови, мы так и не сумели этими возможностями распорядиться.

«Вы, русские, так и не захотели ничему научиться», - сказал четыре года назад на этот счет Пихлер. И надо признать, он был прав.

А спортсменов просто очень жаль. Они здесь всего лишь заложники. Жертвы.