Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Бывший тренер Мартена Фуркада рассказал обозревателю «СЭ» о том, как он попал в сборную Норвегии и оценил свои шансы получить работу в России.

За время более чем десятилетнего сотрудничества с этим тренером Мартен Фуркад пять раз становился обладателем Кубка мира, дважды побеждал на Олимпиаде, десять раз выигрывал золото на чемпионатах мира. Четыре высшие награды он выиграл на последнем из своих мировых первенств – в марте этого года в Холменколлене. А в заключительный день чемпионата узнал, что его наставник Зигфрид Мазе подписал двухлетний контракт с самым непримиримым для французов соперником – сборной Норвегии.

С тех самых пор великий биатлонист старался избегать каких бы то ни было интервью на эту тему, как и сам Мазе. Но в Остерсунде Зигфрид неожиданно согласился на беседу.

– Ваша карьера в сборной Франции выглядела на удивление гладкой. Когда вы впервые задумались о том, что хотели бы поменять свою тренерскую жизнь?

– Я проработал с французской сборной восемь лет, а с Мартеном Фуркадом и того больше – с тех пор, когда он был еще совсем юным. Просто после Игр в Сочи я почувствовал, что ситуация становится иной. Мы по прежнему оставались с Мартеном друзьями, но... Знаете, не так просто давать советы двукратному олимпийскому чемпиону. Хотя возможно все дело было в том, что мы действительно слишком долго работали бок о бок. В таких случаях у спортсмена наступает привыкание: он каждый день слышит одни и те же замечания, одни и те же интонации, и в конце концов просто перестает реагировать на слова тренера так, как реагировал в начале совместной работы. Вот и у меня частенько стало возникать ощущение, что Мартен «не слышит» меня, что бы я ему ни говорил.

– И вы решили оборвать затянувшееся сотрудничество?

– Скорее стал чаще задумываться о том, что идет время, я становлюсь старше, и, наверное, было бы не так плохо попробовать приобрести какой-то иной опыт, поработать в другой стране, возможно взглянуть на биатлон с несколько иных позиций. Ну а потом я просто убедился, что мысль материальна: как только я решил для себя, что не исключаю вариантов ухода, мне стало поступать одно предложение за другим, хотя в биатлонных кругах я ни разу не озвучивал намерение оставить французскую команду.

– То есть вы выбрали норвежскую сборную из нескольких аналогичных предложений?

– Не совсем так. Первое предложение – не буду называть страну – мне сделали сразу после Олимпийских игр в Сочи. Я его отклонил, поскольку на тот момент был не совсем готов поменять свою жизнь. Второе предложение – и уже от другой страны – я получил после чемпионата мира в Контиолахти и тоже ответил отказом. Норвежцы были третьими. Они обратились ко мне во время чемпионата мира в Холменколлене, и это предложение было из числа тех, от которых не отказываются: вряд ли в профессиональном плане я сумел бы найти что-то более привлекательное.

Те, кто сделал мне предложение, наверное и сами это понимали. Во всяком случае на то, чтобы принять решение, у меня было всего два дня.

– Вы отчаянный человек – в одночасье поменять Францию с ее климатом и жизненным укладом на Норвегию.

– На самом деле я не живу в Норвегии постоянно – приезжаю в эту страну только на тренировочные сборы. Климатические условия заботили меня мало: куда важнее представлялись отношения с теми, с кем предстоит работать. Главным на первом этапе работы было как раз выстроить отношения. Причем не только с лидерами команды, такими, как Йоханнес Бе и Эмиль Хегле Свендсен, но и с теми, кто только пришел в сборную.

– Сообщить Мартену Фуркаду о своем решении оставить французскую команду было для вас проблемой?

– Я не советовался с ним, если вы об этом.

– Знаю, потому и спрашиваю. И знаю, что сам Фуркад был сильно на вас обижен.

– У нас получился очень хороший чемпионат мира в Холменколлене – у всей команды. Мартен выиграл четыре золотые медали и серебро, а при таком ошеломительном успехе, согласитесь, меньше всего думаешь о том, что в твоей устоявшейся жизни могут ни с того ни с сего произойти какие-то резкие изменения. Я понимал, что Фуркад будет сильно разочарован, скажем так – он не ожидал этого. Для меня же, как для тренера, успех в Холменколлене отошел в прошлое в тот самый момент, как чемпионат был закончен.

Возможно я просто чрезмерно эгоистичен, не знаю. Но руководствовался в момент принятия решения исключительно личными интересами. Помимо всего прочего, я очень люблю учиться. Иногда мне даже кажется, что у тех, с кем работаю, я учусь гораздо большему, чем даю им сам.

– Мне кажется, дело здесь немного в другом. Когда спортсмен только начинает выигрывать, тренерскую роль в его успехе признают все окружающие. А вот когда выигрывает спортсмен уже сделавший себе имя, такой как Фуркад, победы начинают восприниматься исключительно как его собственная заслуга. Другими словами, рядом с великими в моменты их триумфа крайне редко находится место для кого-то еще.

– Абсолютно верно. Не хочу сказать, что меня это обижало, в конце концов те годы, что я провел во французской команде – это лучшие годы моей жизни. Просто тренеру точно так же, как и спортсмену, постоянно нужен вызов. У него должны гореть глаза, а для этого недостаточно просто находиться рядом с той или иной звездой.

– Спортсмену обычно бывает крайне сложно найти мотивацию после олимпийской победы.

– Тренеру тоже. Я по крайней мере очень четко почувствовал это после Игр в Сочи. А кроме того, тренер – специфическая профессия. Не думаю, что кому-то удавалось продержаться в сборной команде всю жизнь. Поэтому, как мне кажется, нужно с самого начала понимать: либо в какой-то момент ты уходишь сам, либо рано или поздно тебе дадут под зад коленом. В мои планы не входило ждать второго варианта.

– Насколько сильно отличается норвежский подход к биатлону от французского?

– В Норвегии во главу угла всегда ставилась физическая и функциональная подготовка спортсмена. И только потом – стрельба. Мне хочется сделать тренировочный процесс немного более сбалансированным.

– Означает ли это, что стрелковую подготовку ваших нынешних подопечных можно назвать слабым звеном?

– Нет. Просто все понимают, что в этой составляющей есть довольно большой резерв для того, чтобы стать еще сильнее. Прежде всего речь идет о стрелковой стабильности. В биатлоне мало уметь хорошо стрелять, нужно делать это в любых условиях.

– У вас есть какие-то особенные секреты на этот счет?

– Ну какие тут могут быть секреты? Что такое выстрел? Это всего три составляющие: винтовка, мушка, спусковой крючок. Они одинаковы у всех, будь ты немец, норвежец, француз или русский. Существуют разные комплексы упражнений для наработки нужных качеств.

– А Фуркад всегда был хорошим стрелком?

– Стоя – да, хотя принято считать, что стоя стрелять сложнее. А вот с «лежкой» проблем хватало. Потребовалось много времени и много работы, чтобы стабилизировать стрельбу. В «стойке» иная проблема: это всегда последний рубеж. Если ты идешь лидером, всегда есть, что терять. А последний выстрел способен вообще превратиться в пытку. Но это уже не техника стрельбы, скорее – психология.

– Не раз слышала, что норвежцы, как и французы, используют в подготовке массу тренировочных секретов. Это так?

– Все это секреты Полишинеля, я бы сказал. Если человек хочет чему-то научиться, он всегда найдет возможность сделать это. Тем более что мы все находимся на глазах друг у друга большую часть года. Главный секрет успешных выступлений кроется в очень простом вопросе: готов ты подчинить этому виду спорта всю свою жизнь, или нет. Сам биатлон я бы и спортом-то не назвал. Это скорее философия. Занятие на всю жизнь.

– В России принято считать, что биатлон – это спорт взрослых людей.

– Это правда.

– А как же Мартен Фуркад, Тарьей и Йоханнес Бе, Бьорндален, наконец? Ведь все они начинали добиваться успешных результатов на взрослом уровне в достаточно юном возрасте.

– Как и Антон Шипулин, не так ли? Думаю, это всего лишь вопрос стечения обстоятельств. В одном поколении талантов бывает больше, в другом меньше, и все это повторяется с определенной регулярностью – независимо от того, о какой стране речь.

Я имел в виду немного другое, когда говорил о взрослости. Для того, чтобы показать выдающийся результат, необходимы две составляющие: природный талант и умение работать. В жизни любого молодого человека сейчас слишком много соблазнов. Способность расставить в своей жизни приоритеты может быть неподвластна тинейджеру. А взрослый человек обязан справляться с этой задачей самостоятельно.

– Что бы вы сказали, если бы получили предложение поработать в России?

– Сказал бы, что уже занят. Мой контракт с норвежской сборной подписан на два года – до конца олимпийского сезона, и я, честно говоря, не отказался бы от возможности продолжить эту работу и дальше.

– А если предложат приехать в Россию после того, как ваши контрактные обязательства перед Норвегией истекут?

– Почему нет? Ваши биатлонисты мне нравятся, Россия тоже, это страна с великой историей. Я даже кое-что читал. Про революцию в Санкт-Петербурге, например. Самое сложное в тренерской работе заключается ведь не в том, в какую страну ты едешь работать. И не в том, чтобы выучить язык. А в том, чтобы окружить себя единомышленниками. Мне кажется, у меня это неплохо получается.