Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Появление Павла Ростовцева в качестве тренера в женской биатлонной сборной было, пожалуй, наиболее неожиданной из всех перемен, совершенных в тренерском штабе. Вплоть до начала нынешнего сезона трехкратный чемпион мира и вице-чемпион Олимпийских игр в Турине являлся полномочным представителем губернатора Красноярского края, и, по отзывам знающих его людей, совершенно не собирался возвращаться в спорт. Тем не менее это произошло.

- Павел, я правильно понимаю, что ваша работа в Красноярске никаким образом не была связана со спортом?

- Абсолютно. С точки зрения карьеры чиновника, это скорее можно назвать плюсом. У меня было куда больше как обязанностей, так и полномочий.

В состав округа входили 11 муниципальных образований, и я должен был контролировать там исполнение поручений губернатора, формировать предложения для губернатора по кадровой политике, организовывать взаимодействие органов местного самоуправления с правительством Красноярского края и так далее. Если говорить более человеческим языком, я обязан был знать все проблемы своей территории, реагировать на них, согласовывать механизмы решений с краевым руководством и, соответственно, способствовать скорейшему устранению возникающих проблем.

Для меня это было очень хорошей школой в плане общения с людьми, налаживания контактов на самых разных уровнях. Например, когда я вступил в должность, первым делом пришлось решать проблему, связанную с предстоящим наступлением отопительного сезона. Если конкретно, то одна из котельных, прежде находившаяся в федеральной собственности, была передана Красноярскому краю. А те, кто осуществлял ее эксплуатацию, не обладали, как выяснилось, достаточными возможностями, чтобы подготовить котельную к зиме.

Надо понимать, что такое вопрос отопления для этой части страны. Естественно, жители поселка забили тревогу.

Для решения вопроса нужно было посадить за стол переговоров множество самых разных должностных лиц. И добиться того, чтобы все они договорились между собой. Когда это удалось, я почувствовал большое удовлетворение от того, что не просто сумел разобраться в ситуации, но и добился ее успешного разрешения.

- Занимаясь всеми этими вопросами, вы продолжали общаться со спортсменами хотя бы в частном порядке?

- В основном с биатлонистами. Когда уходил из министерства спорта на новую должность, губернатор Красноярского края (тогда им был Александр Хлопонин) сразу сказал мне, что ждет инициатив, не только связанных со спортом, а куда более широких. Единственное, о чем я тогда попросил, - оставить за мной право курировать Академию биатлона, которую после Игр в Турине мы задумали создать в Красноярском крае.

Еще - в качестве хобби - с удовольствием ходил на матчи красноярского «Енисея» по хоккею с мячом, поско льку в свое время стоял у истоков возрождения и подъема этой команды. Заглядывал и к баскетболистам, летом выбирался на регби и футбол.

- Как удавалось при столь насыщенном графике выкраивать время на воспитание сыновей?

- С одной стороны, мой рабочий день никогда не был лимитирован - я в любой момент был готов сорваться с места и выехать на тот или иной объект. С другой - эта работа не требовала моего присутствия в кабинете от звонка и до звонка. Регулярно забирать младшего сына из садика я, конечно, не мог, но занимался с детьми достаточно много.

На соревнования по биатлону выбирался редко. Единственное, что удалось, - посетить в этом году во время отпуска этап Кубка мира в Рупольдинге. У нас с друзьями сложилась достаточно обширная отпускная программа, вот я и настоял, чтобы мы обязательно заехали в Рупольдинг на биатлон - благо соревнования идеально вписались в наш отпускной маршрут.

- Какой вам показалась тогдашняя обстановка в команде?

- Я мало общался с ребятами, поскольку считаю, что посторонних людей во время соревнований в команде быть не должно. В категорию «посторонних» я в данном случае отношу всех, кто не работает с командой на постоянной основе. Особенно это принципиально во время таких соревнований, как чемпионат мира, когда напряженность по сравнению с любым другим турниром возрастает в несколько раз. По себе знаю, что общение даже с очень приятными людьми отнимает у спортсмена немало энергии.

На чемпионате мира в Ханты-Мансийске я зашел к ребятам в домик всего один раз - после того, как они стали вторыми в эстафете. И то по их приглашению.

- Тогда вы уже допускали для себя возможность, что вернетесь в сборную тренером?

- Даже не думал об этом. Приехал в Ханты-Мансийск по инициативе СБР. Было очень приятно, что федерация вспомнила обо всех ветеранах и пригласила их на чемпионат мира за свой счет. Но чувствовал себя самым обычным туристом.

- Кто именно стал инициатором вашего прихода в сборную?

- Называть имя я по этическим причинам не хотел бы. Сначала это был звонок по телефону. С вопросом, не хочу ли я вернуться в спорт. Я сказал, что в принципе готов об этом поговорить, хотя, если честно, не придал разговору большого значения.

Потом меня пригласили в Москву на встречу в СБР. Я выслушал позицию руководства относительно моей возможной роли в команде и понял, что нужно принимать решение.

- Думали долго?

- Времени на обдумывание мне предоставили не так много. Безусловно, прежде всего я обсудил предложение дома со своей семьей. Понятно ведь было, что дальнейшая моя жизнь, если я приму предложение СБР, потребует бесконечных разъездов. Если бы домашние сказали, что не готовы к этому, закрыл бы эту тему сразу.

Со старшим сыном я тоже все обсудил. Сашке сейчас 11 лет. Когда он услышал, что я хочу вернуться в сборную, то совсем по-взрослому сказал: «Папа, соглашайся. Можешь быть спокоен: я тебя не подведу».

Наверное, это даже хорошо, что у меня было не так много времени. Я сказал «да» и почувствовал себя счастливым человеком. В точности по поговорке, что счастливый человек - это тот, кто не сомневается в правильности своих решений.

- С прежнего места работы вас отпустили легко?

- Естественно, такой шаг был бы невозможен без договоренности с нынешним губернатором Красноярского края Львом Кузнецовым, но и этот вопрос благодаря руководству СБР удалось решить. В свой последний рабочий день я получил официальную благодарность от губернатора за свою работу, в связи с чем мне даже сделали специальную запись в трудовой книжке. Считаю, что это очень высокая оценка моей работы в Красноярске.

- Результаты российской сборной в прошедшем сезоне порой вызывали у болельщиков состояние, близкое к ужасу. А какие чувства испытывали вы как профессионал?

- Для того чтобы делать профессиональные выводы, нужно знать множество деталей: как тренировались люди, болел ли кто и если да, то чем именно, как обстоит дело с инвентарем - едут или не едут лыжи, что с патронами, каковы были результаты отстрела… Такие вещи, как правило, никогда не выносятся в прессу, но без знания подобных нюансов невозможно составить полную картину происходящего.

Конечно, никакого удовлетворения результатами у меня не было. Тем более что даже совсем далекие от спорта люди в Красноярске постоянно терзали меня вопросами: что происходит? Почему не бегут-то?

- И что вы им отвечали?

- Всеми силами старался уйти от прямого ответа. Говорил, что в послеолимпийский год бывает очень трудно выступать, заставлять себя работать, настраиваться на новые соревнования... В какой-то степени это действительно так. В такие сезоны проявлять себя, как мне кажется, должны прежде всего молодые спортсмены.

- Вы закончили свою спортивную карьеру сразу после Игр в Турине?

- Нет. Я прекрасно понимал, что до Игр в Ванкувере уже не доживу. Что настало время заканчивать. Тем не менее планировал побегать как минимум еще один сезон, а возможно, попытаться попасть в состав команды и выступить на чемпионате мира в Антерсельве. И потом уже уйти.

Но сразу после того, как мы вернулись из Турина в Красноярск, губернатор Хлопонин пригласил нас с Олей и Валерием Медведцевыми к себе и сказал, что очень хочет услышать от нас предложения: как сделать, чтобы биатлон стал визитной карточкой Красноярского края. Чтобы он не зачах после нашего ухода из спорта. Чем больше я об этом думал, тем больше мне нравилась идея губернатора. Именно тогда родился проект Академии биатлона.

Когда летом я возобновил тренировки, то параллельно продолжал работать над созданием академии. Вместе с коллегами мы готовили различные документы, определяли бюджет, штатное расписание - планировали, что с нового года академия начнет функционировать. А в ноябре мне неожиданно поступило предложение возглавить в Красноярском крае Агентство по спорту. Так я и стал чиновником.

- Как, кстати, вы расценили свое собственное выступление в Турине?

- Понимал, что сделал все, на что был способен. Как говорится, полностью реализовал все свои возможности. Не стал олимпийским чемпионом, но тут уж ничего не поделаешь, бывает. Что касается личных гонок, то я вполне отдавал себе отчет, что в силу возраста и травм мне уже очень сложно на равных бороться с лидерами. Должно было уж совсем по-крупному повезти, чтобы завоевал медаль. А вот в эстафете, считаю, отработал очень хорошо: отыграл 20 секунд на финишном круге у Свена Фишера, команда переместилась с седьмого или восьмого места на второе, и перед нами реально забрезжила перспектива медалей. Получили в итоге серебро.

- Меня, признаться, очень сильно удивило интервью Максима Чудова о том, что эстафетный состав в Турине определялся чуть ли не за деньги. До вас эти слова доходили?

- Только из прессы. Каждый, конечно, имеет право на свое мнение, но могу честно признаться, что ни в какие дискуссии относительно эстафетного состава я на тех Играх просто не влезал. Мне сказали готовиться, и я полностью сконцентрировался на собственной подготовке к старту, максимально ограничив общение с кем бы то ни было - чтобы не распылять энергию.

За тренеров мне потом было обидно, не скрою. Потому что слова Максима выглядели прежде всего камнем именно в их огород.

- Вы осуждаете Чудова?

- Нет. Просто считаю, что все то, что человек говорит вслух, не важно, в позитивном ключе или негативном, обязательно возвращается обратно. И за все сказанное рано или поздно приходится нести ответственность.

Я и девчонкам постоянно втолковываю: нужно стараться во всем находить позитив. Ни к чему накапливать в себе раздражение и уж тем более выражать его вслух.

- Как вам обрисовали ваш круг обязанностей в команде, приглашая работать?

- Я с самого начала четко понимал, что мне отведена в команде роль второго плана. Что главная моя задача на первых порах быть связующим звеном между старшим тренером Вольфгангом Пихлером и спортсменками сборной. То, что у меня вообще не имелось никакого предыдущего опыта тренерской работы, я в какой-то момент даже стал считать своим плюсом: не было «замыленного» взгляда, я не чувствовал себя заложником каких-то устоявшихся мнений. Начинал работу с чистого листа и был готов воспринимать любую информацию. И уж тем более - методику, которая на сегодняшний день признана одной из самых передовых в мире. Результаты, которых на протяжении достаточно большого количества лет добивался со своими спортсменами Пихлер, наглядно об этом свидетельствуют.

- Насколько отличается то, что предлагает Пихлер, от методик, по которым тренировались российские биатлонисты вашего поколения?

- Кардинальных отличий нет. Но я, например, сразу почувствовал, что очень большое внимание Пихлер уделяет работе в различных зонах интенсивности с самого начала сезона. В той системе, в которой вырос я, всегда считалось, что первым делом нужно наработать объем, а потом уже, ближе к осени, переходить к более интенсивной скоростной работе. Не могу сказать, что у нас никогда не было таких нагрузок, как предлагает Вольфганг, но то, что их никогда не было в мае - июне, - факт.

При этом работа носит самый различный характер. Есть тренировки на абсолютную силу, есть достаточно интенсивные кроссы, задача которых - повышение способности организма к максимальному потреблению кислорода, есть длительная нагрузка на выносливость типа велопробегов длительностью по четыре часа и более, как мы постоянно ездили на Кипре. Здесь, в Рупольдинге, мы обнаружили благодаря Пихлеру множество фантастически красивых мест, бегать по которым - большое удовольствие, даже если этот бег длится более двух часов. Причем я вижу, что Вольфганг досконально контролирует как нагрузку, так и процессы восстановления. Когда смотришь на план недельного цикла тренировок, становится совершенно понятно, по какому принципу строится работа, зачем нужно то или иное упражнение.

- Насколько авторитарен Пихлер как тренер?

- Абсолютно не авторитарен. С ним очень приятно работать в том плане, что даже при наличии четко расписанного плана тренировок этот план не декларируется как догма. Корректировки вносятся как минимум дважды в день - в соответствии с состоянием спортсменок. Утром и вечером девочки сдают кровь на биохимию - соответственно, тренер видит, насколько загружен организм каждой спортсменки, насколько быстро идет восстановление и насколько готовы сами девочки продолжать работать на таком уровне.

Когда мы все это обсуждаем, Пихлер в обязательном порядке интересуется мнением всех специалистов, работающих с командой. Выслушивает всех, страшно любит дискутировать и, что немаловажно, умеет втянуть в эти дискуссии всех присутствующих. Последнее слово, безусловно, остается за ним, но никогда свои решения он не принимает в одиночку.

- В одну из таких дискуссий он успел втянуть даже меня, рассказывая о своих взглядах на самостоятельность спортсменок.

- Это в представлении Пихлера одна из важных тем. На одном из первых же собраний он сказал, что команда - не детский сад. Бессмысленно работать со спортсменом, если тот не понимает, чего хочет добиться, и не стремится к этому. Еще очень важно, чтобы спортсмен четко понимал, зачем нужна та или иная тренировка. Тренер, какой бы он ни был великий, может только помочь в этой работе.

- Наблюдая за командой, вы не чувствуете протеста со стороны более титулованных спортсменок из-за того, что их ставят на одну доску с новичками?

- В любом коллективе должен быть лидер, и он всегда есть. Формальный или неформальный - не важно. В спорте это лидерство проявляется в первую очередь в тренировках. Понятно, что все спортсмены разные. Кто-то более талантлив, кто-то более титулован. Но считаю, что позиция Пихлера верная. Для нас, тренеров, все девочки равны. Если в прошлом сезоне кто-то из них показывал более высокие результаты, это совершенно не означает, что в новом сезоне такой спортсменке будет уделяться больше внимания.

- Но вы же не будете возражать, что в некоторых сквозит внутреннее величие?

- Не буду говорить, что этого однозначно нет. В то же время не могу сказать, что сталкивался с какими-то внешними проявлениями «звездности». Никто из девочек никаких небрежностей в этом отношении себе не позволяет. Соответственно, в команде с самого начала сложилась очень хорошая внутренняя атмосфера.

- Насколько ваши спортсменки стремятся к общению с Пихлером вне тренировок?

- Сейчас это стремление заметно больше, чем было вначале. Все-таки Вольфганг - иностранец, человек с иным менталитетом, старший тренер опять же. Поэтому первое время девочки держались настороженно. Но динамика к сближению налицо.

Каждый вечер мы проводим своего рода мини-собрания, на которых не бывает посторонних. Обсуждаем, как прошел день, советуемся, даем рекомендации, на что обратить внимание на очередной тренировке. Сам Пихлер очень сильно расположен к общению с командой. Мне в силу обязанностей приходится общаться с ним чаще, он постоянно рассказывает о своей жизни, предыдущей работе, местных обычаях. Очень интересуется укладом жизни в России. Последний раз, например, мы обсуждали с ним свадебные традиции.

Еще я заметил, что Вольфгангу страшно нравится, когда девочки о чем-то его спрашивают. Когда он что-то объясняет, у него есть привычка по несколько раз повторять одну и ту же мысль - чтобы убедиться, что человек его понял. Так что на сегодняшний день страха перед Пихлером нет ни у одного человека в команде. Он не диктатор, абсолютно адекватен, хотя есть вещи, на которых он жестко настаивает. Например, на том, что во время велосипедных или лыжероллерных тренировок у спортсменок не должно быть никаких плееров. Потому что работать на шоссе, не слыша, что происходит вокруг, опасно. Одним словом, главный принцип работы заключается в том, что порядок бьет класс.

- Со старшим братом Пихлера Клаусом, который уже много лет является бургомистром Рупольдинга, вы знакомы?

- Пока нет, но Вольфганг много о нем рассказывал. Чаще в шутливой форме. Когда я сказал ему, что одна из самых больших проблем чиновника в России - это ежедневный разбор поступающей почты, он очень оживился. И сказал, что обязательно должен свести меня со своим братом, потому что уверен, нам найдется что обсудить: у того совершенно аналогичные проблемы с письмами граждан и совершенно непостижимо, как он успевает с этой корреспонденцией справляться. Чиновничья работа в этом отношении в общем-то везде одинакова.

- При нашей первой встрече в Рупольдинге вы сказали, что у Пихлера каждый член тренерского штаба имеет свою персональную зону ответственности. В чем заключается ваша?

- Помимо координации между старшим тренером и остальными членами сборной я отвечаю за некую системность работы сборной. Плюс - за все, что связано со стрелковой подготовкой. Это патроны, их приобретение, отстрел, запчасти для винтовок, присутствие на том или ином сборе оружейника… Стрелковые тренировки мы обсуждаем совместно с Пихлером, и он с удовольствием принимает то, что я говорю.

Стрельба - поистине безграничная область подготовки. И очень индивидуальная. Совершенно не обязательно без передышки стрелять по мишеням, бегая на пульсе 200. Есть множество способов добавить тренировке интенсивности, используя достаточно простые решения. Например, в Рупольдинге я попросил нашего оружейника Александра Пономарева пофотографировать девочек во время стрельбы, для того чтобы более наглядно видеть некоторые сугубо технические аспекты: кто как держит рукоятку, кто как обрабатывает курок. Для спортсменок это дополнительный раздражитель: нужно концентрироваться на мишени, а тут человек почти вплотную подходит плюс еще и вспышка… Начинаются капризы. Мол, уберите фотографа, он нам мешает. При этом все прекрасно понимают, что зимой, когда начнутся старты, всем придется столкнуться с проблемами именно такого рода. Значит, имеет смысл привыкать не обращать внимания на помехи уже сейчас.

- А как вы видите свою дальнейшую жизнь?

Пока у меня есть относительная ясность только в отношении тех трех лет работы со сборной, на которые заключен контракт с СБР. Для тренера это достаточно большой срок. Планировать, что и как будет дальше, в определенной степени бессмысленно. Поживем - увидим.