|
|
|
|
|
|||
Завоевав три медали за три соревновательных дня, Виктория Сливко стала одной из наиболее ярких героинь Спартакиады сильнейших — она собрала полный комплект наград, выиграв серебро в спринте, золото в пасьюте и бронзу в индивидуальной гонке. В интервью RT спортсменка рассказала о том, какой ценой ей даётся скорость хода, вспомнила, как её пугали Андреем Падиным и объяснила, почему никогда не боялась стрелять. — Как вы воспринимаете свою победу в гонке преследования —как невероятное везение, или закономерный результат проделанной работы? — Сейчас эмоции уже не настолько яркие, как были сразу после финиша, но я всегда стараюсь относиться к любому результату спокойно. По принципу: сегодня — это сегодня, а завтра будет новый день и новые задачи. Будут новые гонки, на каждую из которых нужно настраиваться, нужно бороться. С одной стороны, я конечно же радуюсь хорошему результату, но с другой, как говорится, было — и было. — О чём думали между первыми двумя стартами в Златоусте? — После удачного спринта почему-то была уверена в том, что в преследовании тоже всё сложится хорошо. Шла по дистанции и понимала, что медаль у меня обязательно будет. Оставалось понять, какая именно. — Несколько нахальное заявление в отношении гонки с четырьмя рубежами, не находите? — Ну вот есть у меня какая-то внутренняя уверенность насчёт стрельбы. Способность собраться в нужный момент, не дрогнуть, не испугаться. В этом плане для меня нет никакого значения, стреляю я первой или двадцатой. — Что в таком случае мешало вам столь же хорошо выступать в предыдущих гонках сезона? — Что быстрее встаёт на место по мере набора формы — скоростные качества, или стрельба? — Для меня это сложный вопрос. Когда я чувствую уверенность на дистанции, то и со стрельбой, как правило, не возникает проблем. А вот когда с первого круга бежишь и терпишь каждый метр, понимая, что преодолевать себя придётся до самого конца, на рубежах становится очень сложно работать. — Бегать в Златоусте вам комфортно? — Да. Несмотря на то, что это новый стадион и я здесь впервые. Мне очень нравится трасса. Она сложная. Например, спринт у нас начинался с подъёма в 960 метров, и не было ни одного спуска, где можно было бы отдыхать. На такой трассе работать приходится от начала и до конца. — Получается, гонка преследования далась вдвое тяжелее? — Она просто оказалась другой. Был немножко иной подъём, чуть короче, правда и спуски оказались совсем короткими. Негде было даже присесть и выдохнуть. — Почти всю карьеру вас сопровождает мнение, что в сборной команде вы не то, чтобы лишняя, но не самый желанный персонаж. Примерно как о Яне Романовой всегда говорили, что она блатная. — Вот как раз блата у меня никогда не было — попадала в состав только по результатам. Помню историю, когда была ещё юниоркой. Место в сборной я тогда завоёвывала на законных правах, выступала довольно стабильно, выигрывала медали как на европейских первенствах, так и на мировых, но при этом бытовало мнение, что меня вообще не нужно брать в команду. Мол, кому нужен стрелок, который «не бежит»? Лучше взять бегунка и научить его стрелять. — Распространённая точка зрения. — Да. Вот только многих бегунков на важных стартах я обыгрывала. И мало-помалу перестала на этот счёт комплексовать. Заодно поняла, что биатлон — это далеко не всегда только ноги. Хотя до сих пор не люблю, когда люди, изучая протоколы контактных гонок, акцентируют внимание не на итоговом результате, а на том, кто сколько проиграл ногами. — Почему именно контактных? — Потому что там ты всегда принимаешь решение по ситуации, как именно идти. Можно не упираться и выиграть. А кто-то ошибается на рубежах и, напротив, вынужден нестись, сломя голову. Но ведь я никому не мешаю ни стрелять, ни бежать. У каждого спортсмена всё в его собственных руках и ногах. Поэтому рассуждать о результате с позиции, что кому-то повезло больше, а кому-то меньше, просто некорректно, на мой взгляд. — А вам кто-нибудь хоть когда-то мешал стрелять? — Не припомню такой ситуации. Ещё с юниорского возраста приучила себя к тому, что на рубеже я всегда одна. Реально бывает ничего не слышу и не вижу. Иногда воспринимаю шум трибун, когда много зрителей, но нет такого соперника, который мог бы как-то меня отвлечь или заставить мандражировать. — Грубо говоря, встали на точку — и всё пофиг? — Ну, грубо говоря, да. — На протяжении своей взрослой карьеры вы работали с Виталием Норицыным, с Михаилом Шашиловым, но не сработались ни с тем, ни с другим. В чём причина? — Наверное, потому что я слишком вредная. Шутка, конечно, но вот не задалась у нас работа. Так бывает. Для спортсмена вообще большое счастье найти «своего» тренера. Когда в сезоне 2018/19 я впервые поработала с Падиным, поняла, что он — мой человек. — По каким признакам это становится понятно? — Когда мы только начали вместе работать с Андреем Викторовичем, я вообще ничего не знала об этом специалисте: как тренирует, как ведёт себя со спортсменами, какой у него характер. Меня не то, чтобы отговаривали, но разговоры о том, что Падин меня загубит, слышать доводилось. — Это не пугало? — Я ведь много с кем работала, начиная с юниорской сборной. И всегда стопроцентно доверяла всем своим тренерам. Исходила из того, что мы одинаково заинтересованы в моём результате, поэтому никогда не стоит ставить под сомнение то, что говорит наставник. Какой вообще смысл работать, если не веришь человеку? Так было и с Падиным. Для себя я сразу решила, что не буду никого слушать. А буду стопроцентно выполнять всё, что мне предлагают. Думаю, что именно поэтому у нас с Андреем Викторовичем пошёл очень хороший прогресс: и на этапах кубка IBU я достойно выступала, и ход неплохой появился, и стрельба стабилизировалась. Было очень обидно, когда Падина уволили, и мне стало не с кем работать. — После этого вы и оказались в группе Норицына? — Да. Отработала там целый сезон и ещё два — у Шашилова. После этого и приняла решение уйти на самоподготовку. — Отношений с Михаилом Викторовичем это не испортило? — Нет. Мы оба понимали, что так сложились обстоятельства. Сначала у меня был ковид, потом по какой-то причине не прошла отбор на международные старты. Уже тогда начала просить Падина, чтобы он мне помог. Мне в тот период даже планы никто не писал. Словно все вообще забыли о том, что есть такая биатлонистка в России. Ну а потом, когда решался вопрос, буду ли я работать в сборной или останусь в регионе, я даже не колебалась с решением. Знала, что сумею тренироваться самостоятельно. Хотя Андрей Викторович тогда сильно переживал. Постоянно спрашивал: я точно уверена в том, что справлюсь? — Работать в одиночку оказалось сложно? — Я бы сказала, непривычно. Но только первое время. — Сейчас нет морального дискомфорта, что вы продолжаете оставаться как бы сами по себе? — Я не одна. Вокруг меня есть региональная команда, есть люди, которые мне помогают, поддерживают, переживают. Есть надёжный тыл, проще говоря. Перед Спартакиадой сильнейших, например, мы провели сбор в Сочи, туда приезжала сервис-бригада, чтобы готовить нам лыжи. Летом необходимости в подготовке лыж нет, поэтому я могу куда-то поехать одна. — То есть, по жизни вы — одиночка? — Я действительно люблю быть предоставлена самой себе. Люблю спокойную обстановку. Если есть выбор, провести время в компании или остаться дома, с большой вероятностью останусь. — Много раз слышала от легкоатлетов и пятиборцев: если спортсмен «не бежит», научить его невозможно. В биатлоне этот принцип действует? — Для того, чтобы поднять скорость, нужно очень много тренироваться, а главное — делать это правильно. Сделал же из меня Падин такого спортсмена, который бежит ногами на уровне «топ-3» или «топ-5», если брать всех, кто сейчас соревнуется в России. — Вот я и пытаюсь понять, какой кровью вам это даётся. — Большой. Мы очень много над этим трудимся. Не скажу, что я одна такая, но в плане работы никогда не позволяю себе поблажек. Тем более что сейчас прекрасно вижу, что скоростная работа стала приносить желаемый результат. Это сильно мотивирует. — После трёх медалей, завоёванных в Златоусте, есть ощущение, что план выполнен, и дальше можно позволить себе выступать в удовольствие? — Когда я с серебром финишировала в спринте, то сама себе мысленно сказала: «Есть медалька, теперь можно выдохнуть». Но аппетит-то приходит во время еды! Так что буду бороться во всех оставшихся гонках, включая эстафетные. У нас ведь не только личный, но и командный зачёт имеется. — В эстафетах предпочтение по этапам у вас есть? — Мы пока ещё это не обсуждали. — А по прошлой жизни? — Чаще всего я бегала первый этап. Мне вообще нравятся контактные гонки. Да и со стороны часто слышу, что это моё. В тех же масс-стартах почти всегда финиширую либо в шестёрке, либо рядышком. Хотя не скажу, что люблю толкаться. Наоборот, стараюсь вести себя аккуратно, ни на кого не наступать, не мешать. — Вот прямо представила себя картину: стартует Сливко, и такая: «Ой, я вам не помешала?» Вообше сказала бы, что мужские контактные дисциплины и близко не стоят с женскими в плане жестокости борьбы за место под солнцем. — Ой, это правда. Я люблю смотреть гонки с общего старта у ребят. Там тоже случаются падения, но лишь там, где они действительно неизбежны, своего рода крайность. У нас же это норма. Каждая старается как можно быстрее выбежать вперёд, неважно, каким образом. Понятно, что каждый решает для себя сам, как именно строить гонку, но мне приятно сознавать, что я никого не сломала на дистанции и никуда не уронила. Как-то даже пыталась увещевать девчонок: мол, давайте спокойно вместе доедем до первого рубежа, а там разберёмся. — Убедили? — Куда там! Мне ответили: да-да-да, мы вместе доедем до рубежа, ты быстро отстреляешься и пойдёшь дальше, а остальные — на штрафные круги? 2024 год
|
Биатлон - Спортсмены
