Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет
Главная
От автора
Вокруг спорта
Комментарии
Водные виды спорта
Гимнастика
Единоборства
Игры
Легкая атлетика
Лыжный спорт
Технические виды
Фигурное катание
Футбол
Хоккей
Олимпийские игры
От А до Я...
Материалы по годам...
Translations
Авторский раздел
COOLинария
Telegram
Блог

Биатлон - Спортсмены
Ольга Подчуфарова:
«Я ТОЛЬКО И ДЕЛАЛА, ЧТО БОРОЛАСЬ С СИСТЕМОЙ.
ЗАЧЕМ ЖЕ СТАНОВИТЬСЯ ЕЕ ЧАСТЬЮ?»
Ольга Подчуфарова
Фото © Алексей Филиппов
на снимке Ольга Подчуфарова

Самая яркая и самая парадоксальная биатлонистка последнего десятилетия рассказала в интервью специальному корреспонденту РИА Новости Елене Вайцеховской о желании испытать себя в триатлоне, объяснила, зачем экстренно учит немецкий язык и заодно призналась, почему ей до сих пор стыдно перед первым тренером.

Восемь месяцев назад, когда Подчуфарова приняла решение взять очередную паузу в карьере, я написала о ней: «Не так уж часто случается, что спортсмены завершают сезон, едва его начав. Тем более, если этот сезон – олимпийский. Но почему-то заявление Ольги Подчуфаровой о том, что она берет очередную паузу, не удивило: слишком логично это решение вписалось в драматический сценарий последних двух лет жизни спортсменки, которую совсем недавно было принято считать будущей звездой российского биатлона, самым ярким его талантом…»

Тогда журналистам было не до Ольги: на носу была зимняя Олимпиада, которая имела все шансы остаться вообще без российского биатлона, потом завершился зимний сезон, началась весна, а коротенькая запись героини на своей страничке в интернете о том, что «пора положить эту книгу на полку» была настолько ожидаема, что не слишком удивила.

- Оля, насколько было сложно четко провести линию между спортом и другой жизнью  и преступить через нее?

- Сложно. Мысли о том, что нужно, видимо, заканчивать с биатлоном, так или иначе крутились у меня в голове последние года полтора. Я, помню, еще подумала, когда впервые поймала себя на этом: «А ведь это, наверное, звоночек…»

- Но ведь что-то вас удерживало столько времени?  

- Удерживала нереализованность. Я понимала, что потенциально своего потолка в спорте не достигла и…

- Подождите! Фактически с того самого момента, как вы попали в сборную России, у вас начали возникать достаточно серьезные проблемы. Вы постоянно с чем-то боролись, что-то преодолевали, с колоссальным трудом дотягивали до конца сезона. В состоянии этой непрерывной борьбы, болезней, плохого самочувствия, откуда вообще могли появиться мысли, что у вас есть какой-то потенциал?

- Один сезон все-таки был у меня достаточно успешным: В декабре 2015-го я выиграла бронзу в масс-старте на этапе Кубка мира в Поклюке, потом – спринтерскую гонку в Антхольце.  А вот потом меня обрубило очень резко. Но я все-таки успела чуть-чуть коснуться этой верхушки, настоящего результата. Выйти на старт со всеми сильнейшими и понять: ого, с этими людьми оказывается можно бороться! Ну а потом я целых два года наивно верила, что способна к этому состоянию вернуться.

- А на самом деле это был всего лишь самообман, стечение обстоятельств?

- Победа в Антхольце – это именно что стечение обстоятельств. Я полностью отдавала себя отчет в том, что все сильнейшие спортсмены к концу января находятся на спаде, в то время как у нашей сборной начинался подъем. Но дело в другом: в течение всего сезона в целом я показывала достаточно устойчивый, стабильный результат. А я всегда стремилась именно к стабильности. Поэтому в тот сезон и удовольствие от гонок получала большое. Просто все удовольствие в том сезоне как началось, так и закончилось. Год спустя я порывалась уйти из команды, но сделать это мне не позволили тренеры – сказали, что я нужна в эстафете, потому что другого более или менее надежного стрелка просто нет. Я и сама понимала, что ходом хоть и уступаю много, но, в плане стрельбы, действительно могу команде помочь. Но после чемпионата мира сразу закончила сезон. В прошлом году удалось поправить ситуацию со здоровьем, но, к сожалению, возникли сложности иного порядка. Я пыталась максимально деликатно и дипломатично общаться с тренерами, чтобы получить возможность выстроить подготовку к олимпийскому сезону так, чтобы мне было хотя бы в чем-то комфортно, находясь в общей системе, но из этого ничего не получилось. Ну а дальше все пошло по принципу домино: одна проблема тянула за собой другую, третью, и в итоге всё окончательно рухнуло.

- Может быть, все значительно проще и биатлон – это просто не ваш вид спорта?

- Я всегда верила своему тренеру Юрию Александровичу Лелину, который считал, да и до сих пор, знаю, считает, что своего потолка в биатлоне я так и не достигла. А кроме того, у меня есть очень хороший ориентир – мои выступления в юниорках. Те ощущения, что в тренировках, что в гонках, я ни разу не испытывала, перейдя на взрослый уровень. Никогда больше так хорошо себя не чувствовала, никогда не тренировалась на таком подъеме и с таким энтузиазмом. Не могу объяснить, с чем это связано – с иной методикой тренировок или с тем, что была молодая и безбашенная.

- Рабочие планы в тот период вам выстраивал Лелин, или старший тренер юниорской команды?

- В то время командой руководили Николай Петрович Савинов и Андрей Алексеевич Русских, у которых был идеальный контакт с личными тренерами всех спортсменов. Мой тренер знал с точностью до часа, что и в какой день я делаю, находясь в сборной, а тренеры сборной досконально знали все пожелания личного наставника. При этом, они сами вели всю подготовку.  

- Другими словами, возились с вами, как наседки с цыплятами. А переход из тепличных условий во взрослый спорт – как прыжок в колодец: не знаешь, как быстро выплывешь, насколько холодная вода, есть ли она там вообще...

- Звучит грубо, но так и есть. Не могу сказать, что условия были тепличными, но тренеры позволяли нам определенную свободу. Если Лелин, к примеру, просил, чтобы я провела восстановительный или втягивающий сбор отдельно от команды, на это всегда давали добро, не выражая даже малейшего сомнения в том, что работа будет сделана правильно. Такое доверие очень сильно психологически мотивирует спортсмена. Наверное, во взрослой сборной мне больше всего не хватало именно таких отношений.

- Идеи уйти из российской команды в какую-то другую у вас не возникало?

- Такие мысли проскакивали. Я, собственно, и не скрывала, что у меня они были, как и предложения. Но пусть это при мне останется.

- Что удержало вас от перехода?

- Не патриотизм, это точно. Скорее, здравая оценка ситуации. Прежде всего,  проблемы по здоровью. Это, собственно, к вашему вопросу, легко ли было принимать решение закончить карьеру. Этой весной я ведь делала попытки тренироваться. Попробовала раз, другой, третий - и поняла, что каждые пять минут тренировки даются мне, как пытка. Нет какого-то маяка перед глазами, какой-то цели. Соответственно нет мотивации. Как раз тогда я очень отчетливо поняла: в какой бы стране я ни бегала, в какой бы команде ни выступала, это никак не изменит ситуацию.

- Горевали по этому поводу вы долго?

- В начале мая мы как раз поехали отдыхать, с семьей. Вечером сидели, ужинали, о чем-то разговаривали. Я решила пораньше пойти спать. И, уже когда совсем засыпала, как-то в один момент пришло понимание: все, хватит! Первое, о чем подумала, когда проснулась, - да здравствует новая жизнь! Господи, это было такое облегчение, не передать словами.  И никакого страха.

- Что же заставляло испытывать страх до этого? Что вам перестанут платить деньги?

- Деньги меня никогда не удерживали. Скорее, были приятным бонусом. Единственный человек, который реально удерживал очень сильно, был личный тренер. Юрий Александрович - единственный, перед кем мне, наверное, до сих пор стыдно за свое решение.

- Почему стыдно?

- Потому что он верил в меня до последней минуты. Уговаривал взять паузу на год, на два. Убеждал, что все поправимо. Что я сумею вырулить из этой ситуации. Тренер как-то сказал фразу, которую я запомнила: «Не представляю, что нужно было сделать, чтобы убить такую машину, как Подчуфарова».

- Хотите сказать, что все ваши проблемы со здоровьем, о которых тренеры сборной на протяжении двух лет говорили, как о врожденной патологии, никакой патологией не являются, а возникли в процессе тренировок?

- Именно так. Не знаю уж, чьей компетенции это больше касается - тренерской или врачебной. Если в двух словах, никто не среагировал, когда надо было обратить внимание на определенные вещи. Это случилось уже достаточно давно. Ну а потом проблемы стали накапливаться под действием нагрузки. Меня мой тренер тогда умолял: остановись, три месяца вообще ничего не делай. А как не делать? Но сбор же надо ехать…

Сейчас вспоминаю все это и понимаю, что Лелин предупреждал меня об очень многих вещах, предвидел их, но я по той или иной причине делала все по-другому, не так, как он советовал. За это тоже стыдно, хотя иногда просто ситуация не позволяла поступать так, а не иначе.

- И на этом витке в вашей жизни вдруг возникает слово «триатлон».

- Ну… Да.

- Даже не знаю, какой вопрос вам в связи с этим задать. Слишком уж причудливый зигзаг.

- Я как-то купила книжку, которую написал австралиец Криса Маккормак, - двукратный чемпион мира в серии Iron Man. Прочитала на одном дыхании и поняла, что это реально очень крутые люди, заслуживающие огромного уважения. Сама идея вида спорта на выносливость почему-то очень меня привлекла. Ни с какой другой физической активностью у меня отношения не складывались. Приходила в тренажерный зал – вспоминала тренировки в биатлоне. Выходила на кросс – то же самое. Роллеры в машине лежат, уже три месяца. Желания встать на лыжи вообще нет. К тому же триатлоном занимается мой друг.

- И вы стали ходить вместе с ним на тренировки?

- Нет, сначала начала задавать вопросы: а как вот это делается, а как вот это? О собственных тренировках вообще не задумывалась - у меня был дикий страх открытой воды. Хотя плаваю я хорошо.

- Чего же тогда боялись?

- Было страшно, что, если вдруг я открою глаза в озере, то ничего там не увижу. Вообще ничего – окажусь в кромешной темноте. Но как-то справилась и с этим тоже. Окунула лицо в воду, заставила себя открыть глаза, увидела зелененькую ряску и поняла, что, не все так страшно. С велосипедом у меня меньше всего проблем.  А больше всего - с бегом. Год назад я травмировала колено и бегала очень мало в последнее время. И до этого быстрым бегуном не была, но в триатлоне специфика немножко другая. Там не нужно бегать супербыстро. Там нужно бегать долго.  

- Ваши занятия триатлоном в настоящий момент можно назвать словом «тренировки»?

- Пока еще нет. Но 12 августа я впервые попробовала стартовать. У меня есть очень сильная мотивация - в следующем году пробежать полную дистанцию. Это 3,8 км плыть, 190 км ехать на велосипеде и 42 км бежать. Сначала я хочу попробовать сделать половинку и даже зарегистрировалась на июньскую гонку в Сочи. То есть, точка невозврата, можно считать, пройдена. 

- Триатлон – это занятие, которое требует достаточно больших денег.

- Это я поняла сразу, на уровне покупки велосипеда. Несколько дороже получается, чем пара лыж. На первое время мне помогли экипироваться знакомые, которые раньше работали в биатлоне. Я сразу их предупредила, что мне не нужно ничего слишком дорогого, но и заведомо проигрывать из-за плохого инвентаря тоже не хочется.

- Знаете, о чем думаю? О том, что триатлон – это олимпийский вид спорта.

- Это вряд ли для меня. Олимпийская дистанция достаточно короткая. Там нужно мочить изо всех сил, прямо как потерпевший. Меня сейчас больше интересует тот формат, о котором я сказала, причем скорее на уровне любительского спорта, нежели профессионального. Если со временем пойму, что может получиться какой-то симпатичный результат, тогда может быть задумаюсь о том, чтобы в большей степени вложиться в свою подготовку. Не готова сейчас загадывать.

- Насколько хорошо ваша нынешняя работа сочетается с намерением начать серьезно тренироваться?

- У меня есть определенные обязательства перед компанией по производству и поставке спортивного питания для циклических видов спорта, но это не требует постоянного присутствия в офисе.  В основном это работа со спортсменами. Сама компания немецкая, у меня был контракт с ней на протяжении пяти лет, и могу сказать, что ее продукция – это лучшее, что на сегодняшний день есть на рынке.

- Я правильно понимаю, что немецкий язык, которым вы сейчас активно занялись, нужен как раз для этой работы?

- Нет. Я стала ходить на курсы исключительно для саморазвития. С английским языком у меня проблем нет, я общаюсь на нем абсолютно свободно еще со школы, но, например, когда готовилась в Европе к чемпионату России, жила в Германии в частных апартаментах, хозяевами которых были уже довольно старенькие бабушка с дедушкой. По-английски они не понимали ни слова - приходилось общаться, забивая слова в телефонный переводчик. Сейчас же просто есть понимание, что немецкий язык мне точно понадобится в дальнейшем. В любом случае, саморазвитие еще никому не мешало. Как говорится, знание – это сила.  

- Вы допускаете, что можете вернуться в биатлон?

- Тренером я не стану точно – никогда не испытывала желания им стать. Не уверена, что хочу работать в СБР. Вообще не уверена, что хочу быть связанной со спортом высших достижений. На мой взгляд, структура и система спорта во всех российских федерациях схожи. Все друг от друга зависят, все как-то друг к другу привязаны. Я, если задуматься, последнее время только и делала, что боролась с этой системой. Так зачем мне становиться ее частью?  Мне намного больше по душе какая-то организаторская работа. В сентябре я иду учиться в МГУ на факультет спортивного менеджмента, и в общем-то достаточно четко представляю себе, какой хотела бы видеть свою жизнь через три года, через пять…

- Кто-нибудь из руководства СБР предлагал вам работу?

- Мы встречались с Владимиром Петровичем Драчевым, обсуждали, что я могу быть как-то привлечена к сотрудничеству, но продолжения разговора так и не последовало. Но я по этому поводу даже не расстроилась – моя нынешняя жизнь полностью меня устраивает.

- Возможность проводить больше времени дома – в том числе?   

- О, нет. К любому месту работы у меня всегда будет одно условие – чтобы я не сидела на одном месте. Пусть буду мотаться по городу целыми днями, куда-то выезжать - это, вообще, супер-вариант. Но только не дома, не в офисе. Если я хоть день проведу в четырех стенах, я начинаю метаться, как в клетке.

- А ведь считается, что биатлонистам больше всего не хватает возможности часто бывать в семье. Вы ведь планируете создать семью?

- Знаете, моя мама говорит, что можно всю жизнь прожить с человеком и не найти, о чем с ним разговаривать. а можно не видеться год – и за два дня обсудить все на свете. Не вижу в этом никакой проблемы.  

- Вам довелось работать в биатлоне с достаточно большим количеством разных тренеров. Кто из них вспоминается наиболее негативно - в плане нагрузок, морального дискомфорта?  

- Нагрузки в принципе у всех одинаковые. Я на самом деле никогда не скрывала, что мне не нравилось работать с Владимиром Королькевичем. Ни в плане нагрузок, ни в плане взаимоотношений в целом. Для меня всегда был важен фактор человеческих взаимоотношений, но как раз они между нами не складывались – постоянно ощущалось какое-то взаимное недоверие. На самом деле не так много людей, с которыми хотелось бы продолжать работать. Вне конкуренции для меня в этом отношении – Виталий Норицын и Павел Ланцов. То, как они умели выстроить отношения в команде, дорогого стоит.

- Мне, если честно, до сих пор жаль, что Ланцов уехал работать в Канаду, и этот тренерский тандем перестал существовать.

- Это да. Но я, тем не менее, очень за Павла рада. Он ведь в каком-то смысле тоже вырвался из клетки. Внутри всей нашей системы  тренеру очень сложно расти.  Я как раз на своем примере очень остро это поняла. Стоило выйти из этой «тюрьмы» - и все встало на места. Здоровье в том числе. Получается, что проблемы шли от постоянной психологической угнетенности. Я и раньше не раз задумывалась: почему иностранцы всегда такие веселые, приветливые, а русские вечно хмурые и угрюмые? А ответ-то на поверхности. У нас создается излишнее давление на спортсмена со всех сторон, ты вечно всем должен. Плюс – большая ответственность, все боятся за свое место в команде. Потому что, если плохо пробежишь – нет никакой гарантии, что тебе дадут еще один шанс.  

- В какой момент в схеме ваших жизненных планов должна появиться семья и пятеро детей?

- Насчет пятерых детей не уверена, но семья точно появится. И если выбирать между семьей и работой, то семья для меня – это гораздо более важная часть, в масштабах всей жизни.

- И ради этого вы готовы изменить принципам и осесть дома?

- Ну уж нет! Независимо от количества детей я все равно буду вести активный образ жизни. Куда-то ездить, что-то делать. Иначе это буду уже не я.

2018 год

© Елена Вайцеховская, 2003
Размещение материалов на других сайтах возможно со ссылкой на авторство и www.velena.ru