|
|
|
|
|
|||
Что происходит с отечественным биатлоном? Насколько глубок кризис, который он переживает, и есть ли из него выход? Специальный корреспондент РИА Новости Елена Вайцеховская предложила поговорить на эту тему спортсменам и тренерам, для которых биатлон – не просто вид спорта, но и их жизнь. Сегодняшний собеседник – четырехкратный чемпион мира, вице-чемпион Игр в Турине Николай Круглов - На протяжении всей Олимпиады в Пхенчхане мне не давал покоя вопрос: что такого сумела реализовать в лыжных гонках президент ФЛГР Елена Вяльбе, чего нельзя было сделать в биатлоне? - Я бы начал с другого. С вопроса, который все это время не давал покоя мне самому. Почему Вольфганг Пихлер, работая с российской сборной на протяжении трех лет, не смог добиться высоких результатов, а вернувшись в сборную Швеции, за те же самые три года вывел спортсменов этой страны на фантастический уровень? - У вас есть ответ? - Скорее, предположение. Готовясь к одному из телевизионных репортажей, я внимательно просмотрел все результаты, которые показывали по ходу сезона шведские биатлонисты-мужчины, выигравшие в Пхенчхане эстафету. Линдстрем, Нелин, Фемлинг, Себастьян Самуэльссон, который завоевал еще и личное серебро. Этим ребятам до Олимпийских игр, в общем-то, нечем было похвастаться. Но все они вернулись из Кореи с медалями. То же самое можно сказать о Ханне Эберг, которая выиграла индивидуальную гонку. Пока Пихлер работал в России, вокруг его команды постоянно шли разговоры о неправильной методике, о том, что он никакой не тренер, но что мы видим сейчас? Что и методика работает, и специалист он прекрасный. Считаю, что Игры в Корее раз и навсегда доказали состоятельность Пихлера, как высочайшего профессионала своего дела. Почему же не получилось у нас? Возможно, дело в том, что у российских тренеров существуют некое достаточно устоявшееся представления того, как следует работать. И вместо того, чтобы помогать тому, кто стоит во главе национальной команды, ему начинают ставить палки в колеса. Так происходило с Пихлером, и я просто уверен, что нечто подобное происходит сейчас и с Рикко Гроссом. Вокруг команды всегда очень много людей, которые лучше всех знают, как именно следует готовить спортсмена, что для него хорошо, что плохо, как и когда он должен тренироваться. Парадокс в том, что сами эти люди никого не готовят и не хотят этим заниматься, но при этом, постоянно дают советы. Отсюда напрашивается вывод: в российском биатлоне, и в СБР в частности уже достаточно давно назрела необходимость глубоких структурных изменений - Вам не кажется, что ежегодное подведение итогов, которое СБР практикует по итогам сезона, по сути не является даже попыткой проанализировать ситуацию? Ведь каких бы то ни было внятных критериев, позволяющих оценить работу тренера, не принимается в расчет в принципе. Все сводится к банальной фразе о признании работы удовлетворительной. Или неудовлетворительной, чего как правило не происходит, если на главном старте сезона выиграна хотя бы одна медаль. - Абсолютно с вами согласен. Когда я говорю о необходимости системных изменений, подразумеваю и это тоже. Нам нужно пересмотреть очень многие устоявшиеся взгляды, постараться уйти от субъективных оценок и субъективных факторов. Спорт – это ведь очень конкретная вещь. Помимо занятых мест и завоеванных медалей есть объективные и очень конкретные показатели. - Например, скорость? - Да. Ни для кого не секрет, что на протяжении многих лет наши девушки проигрывают ходом на отдельно взятых дистанциях порядка 1.20 – 1.30. Когда такое происходит, становится абсолютно бессмысленным оценивать качество работы тренера по количеству завоеванных медалей. Давайте будем честными хотя бы перед самими собой: если мы заведомо проигрываем по полторы минуты, о каких медалях вообще можно говорить? Полторы минуты – это четыре штрафных круга. Или мы будем рассчитывать на то, что соперники регулярно будут на эти круги заезжать? Соответственно я бы прежде всего говорил не о медалях, а ставил цель - сократить отставание по ходу хотя бы на 30 секунд. То же самое касается стрельбы, времени, которое спортсмен проводит на огневом рубеже. Далее все просто: если по итогам сезона тренер приводит команду к тем показателям, которые изначально были запланированы, можно смело говорить, что предложенная этим специалистом стратегия была правильной, и человек должен получать очередной кредит доверия и работать дальше. - Ну так общественность все равно будет требовать медалей. - Видите ли, в чем дело: мы живем какими-то надуманными представлениями о реальности. Когда я говорю «мы», имею в виду спортивных руководителей, тренеров, специалистов, СМИ, да и спортсменов тоже, потому что так или иначе до них все это доходит. Представления эти достаточно устаревшие, поскольку складывались в те времена, когда наши биатлонисты выигрывали все подряд, были конкурентоспособны в каждой гонке. Но если убрать эмоции, мы увидим, что наша конкурентоспособность очень точечна и давно уже не столь убедительна. Тем более, что биатлон сильно связан с большим количеством внешних факторов, которые влияют на результат. Это и погодные условия, и работа сервис-бригад, и высота. При нынешней плотности результатов достаточно, чтобы не сложилось что-то одно – и человек улетел с двадцатой позиции на сороковую. Когда базовая готовность у спортсмена достаточно высока, в таких единичных провалах нет ничего страшного. А вот когда базы нет – мы имеем то, что сегодня наблюдаем в нашем биатлоне. - В отношении тренировочных нагрузок существуют две диаметрально противоположные точки зрения. Первая сводится к тому, что наши спортсмены работают слишком много и, как следствие, не успевают от этих нагрузок отойти, вторая говорит о том, что в сравнении с иностранными биатлонистами в России работают недостаточно. А что скажете по этому поводу вы? - Мне, честно говоря, сложно давать оценку тренерским методикам хотя бы потому, что я не являюсь практикующим специалистом. Но дело тут, на мой взгляд, не в понятиях «лучше» или «хуже». Мы пытаемся найти ответ, какая школа лучше, ведем жаркие споры, приводим какие-то аргументы, а ведь на самом деле в современном спорте не существует каких-то отдельно взятых школ и методик. Практика показывает, что наиболее успешен тот, кто привлекает к подготовке лучших специалистов в своих направлениях. Лучшего стрелкового тренера, лучшего специалиста по функциональной подготовке, лучшего физиотерапевта, специалиста по восстановлению. У тех же норвежцев, методика которых, казалось бы, должна быть по определению передовой, тренером по стрельбе работает француз Зигфрид Мазе, который до этого много лет работал с Мартеном Фуркадом. И когда я вижу, как Йоханнес Бе на равных соперничает с Фуркадом, у меня не возникает вопроса, хороший ли тренер Мазе. Норвежцы очень неплохо выглядели на Олимпийских играх, одно только выступление Эмиля Хегле Свендссена чего стоит – все-таки, по спортивным меркам, атлет он уже далеко не молодой, а из Кореи уехал с тремя медалями. Возвращаясь к тому, с чего мы начали, все сводится не к тому, чья школа лучше, а к тому, что есть специалисты, которые умеют делать результат и неоднократно подтверждали это на практике, а есть те, кто продолжает рассуждать о судьбах родины, давать советы, отстаивать собственную точку зрения, но не готовы предъявить результат. - Как вы отнеслись к демаршу Татьяны Акимовой, заявившей о том, что тренеры сборной команды ее не понимают? - Проблема восприятия или не восприятия спортсменом того или иного тренера существовала в биатлоне во все времена. Все спортсмены индивидуальны, имеют различную структуру мышц, по-разному переносят те или иные нагрузки. Но это – всего лишь еще один аргумент в пользу того, что схема работы команды должна быть пересмотрена. Я, например, вижу большую проблему в том, что у специалистов, которые приходят в сборную в качестве старших тренеров, по большому счету нет карт-бланша в принятии решений. Они не могут выполнять ту работу, которую считают правильной и необходимой. В их деятельность постоянно вмешиваются те, кто занимает какие-то посты в СБР, в Минспорте, в регионах, плюс – всевозможные аналитики. Все это приводит к тому, что тренер вообще не получает возможности реализовывать собственную стратегию подготовки с которой он пришел в команду и которую считает правильной. Я не знаю, например, как проходит назначение старших тренеров. Проводится ли при этом открытый конкурс, защищают ли люди свои программы, планы подготовки. А ведь это должно быть обязательным. Схема-то проста: тренер, претендующий на тот или иной пост, предлагает свой план, методику, обозначает задачи по каждому конкретному атлету как в текущем сезоне, так и в перспективе четырехлетия, определяет промежуточные точки контроля, по которым можно понять, в правильном ли направлении мы движемся. Если федерация утвердила ту или иную кандидатуру, значит, она приняла решение, что данный специалист, наилучшим образом подходит на эту должность. На мой взгляд, если мы доверяем человеку возглавить национальную сборную, неважно, идет ли речь об иностранце, или о российском специалисте, ему вместе с должностью должен быть передан весь спектр полномочий. Право формировать тренерский штаб и принимать самостоятельные решения – в том числе. А вот дальше спортсмены сами должны решить, подходит ли им тот план, который предлагает старший тренер. У атлетов должна быть возможность обсудить все рабочие вопросы со своими личными наставниками, то есть, взвесив все «за» и «против», принять решение. Если кто-то не видит себя в команде, не нужно ни уговаривать, ни заставлять. Но для того, чтобы эта схема заработала, нам не хватает еще одного очень важного звена. - Полностью прозрачной и понятной системы отбора в команду? - Конечно. Сейчас это какое-то мутное болото: какие-то баллы, рейтинги… Зачем? Если мы даем спортсменам возможность готовиться как в рамках команды, так и вне ее, почему бы перед началом Кубка мира не провести в том же Бейтоштолене, где обычно находится на сборе основная команда, отборочные соревнования, пригласив на них 15-20 человек, отобранных по рейтингу предыдущего сезона? И далее сформировать две команды, руководствуясь абсолютно спортивным принципом: первые шесть спортсменов поехали на Кубок мира, вторая шестерка – на Кубок IBU, остальные вернулись в Россию. Просто такой отбор нужно проводить как минимум дважды – перед началом сезона и перед главным стартом. Тогда и у спортсменов, и у тренеров, будет полное понимание того, как выстраивать подготовку, а главное, если вдруг на каком-то этапе что-то пошло не так, человек всегда может отказаться от выступления, скорректировать подготовку и знать при этом, что шанс вернуться в команду, пройдя через второй отбор, для него совершенно реален. - Как вы отнеслись бы к предложению ограничить верхнюю возрастную планку тех, кто выступает в кубке IBU? - Плохо отнесся бы. Во главу угла всегда и везде должен ставиться спортивный принцип. Если человек сильнее других здесь и сейчас, значит, абсолютно несправедливо в чем-то его ограничивать. - Сразу вспоминается история с Уле Эйнаром Бьёрндаленом, не попавшим на Олимпиаду в Пхенчхан. - Это ведь очень показательный момент. Вы могли бы себе представить, чтобы нечто подобное произошло в нашей стране? А норвежцы рассудили просто: Бьёрндален – величайший спортсмен, сделавший для страны гораздо больше, чем любой другой биатлонист. Но он не выполнил критерии отбора. И федерация не посчитала возможным исключить из состава Эрленда Бьёнтегора, чтобы освободившееся место отдать Уле Эйнару. Я читал во время Игр интервью отца Бьёнтегора, где он рассказывал, как сильно переживал его сын из-за того, что лишил Бьёрндалена места в команде. В спринте, кстати, Бьорнтегард заехал в пятерку сильнейших, оказавшись лучшим из всей норвежской команды. И только после этого вся семья, что называется, выдохнула. Потому что парень своим выступлением снял все вопросы относительно того, правильным ли было решение тренерского штаба. Когда во главу угла ставятся спортивный принцип и результат, а не интересы регионов или отдельно взятых личностей, все сразу становится намного проще. - Насколько влиятельно в российском биатлоне лобби со стороны регионов? - Давайте я просто процитирую совершенно замечательное недавнее высказывание Галины Нечкасовой (пятикратной чемпионки России и чемпионки мира по летнему биатлону – прим. РИА Новости): Здесь даже комментировать нечего. Можно, конечно, подвергать эти слова сомнению, рассуждать на тему, есть такое в российском биатлоне или нет, но мне кажется, когда спортсмен публично произносит такие слова, это говорит о многом. - На президента СБР Александра Кравцова многие сейчас смотрят как на человека, который свел весь российский биатлон к уровню плинтуса, но при этом, знаю, не исключено, что Кравцов вновь выдвинет свою кандидатуру на этот пост. А что думаете по поводу предстоящих выборов главы СБР вы сами? - Но во главе-то все равно стоит президент? - Это так. Но более актуальный вопрос сейчас заключается не в том, кто станет президентом СБР, а какая у этого человека будет команда. Беда Кравцова в том, что он пришел в СБР без своей управленческой команды – оставил прежнюю. Человек без команды способен работать только в режиме ручного управления. А такая работа хоть и возможна, но не имеет никакой долгосрочной перспективы. Должен быть сформирован соответствующий орган в виде правления, в который входили бы грамотные, не безразличные к судьбе биатлона специалисты, способные быстро решать поставленные перед ними задачи, а не просто заслуженные ветераны с именами. Правление должно стать абсолютно рабочим органом. А президент, на мой взгляд, должен быть прежде всего гарантом исполнения тех решений и договоренностей, которые были приняты правлением. Все остальное – это уже зона ответственности исполнительной дирекции. В бизнесе эти процессы отлажены уже давным-давно, здесь даже придумывать ничего не нужно. Это, кстати, к самому первому вашему вопросу: что сумела сделать в своей федерации Елена Вяльбе, и чего не удалось биатлонистам. - Если бы вам предложили войти в состав правления, вы бы согласились? - Если мы ведем речь о реально рабочей команде и если бы чувствовал, что мои знания могут быть востребованы, согласился бы не задумываясь. 2018 год
|
Биатлон - Спортсмены 
