Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет
Главная
От автора
Вокруг спорта
Комментарии
Водные виды спорта
Гимнастика
Единоборства
Игры
Легкая атлетика
Лыжный спорт
Технические виды
Фигурное катание
Футбол
Хоккей
Олимпийские игры
От А до Я...
Материалы по годам...
Translations
Авторский раздел
COOLинария
Telegram
Блог

Биатлон - Спортсмены
Лариса Куклина:
«КОГДА ВСПОМИНАЮ,
СРАЗУ КОМ В ГОРЛЕ И ХОЧЕТСЯ ПЛАКАТЬ »
Лариса Куклина
Фото © Александр Вильф
на снимке Лариса Куклина

После третьей подряд победы Ларисы Куклиной, две из которых она одержала в Минске в Кубке Содружества, я попросила биатлонистку об интервью. «Давайте после масс-старта?» — предложила она. И выдала еще одну потрясающую гонку с идеальной стрельбой на рубежах. Собственно, этим был продиктован первый вопрос:

— Когда вы победили в Минске в гонке преследования, сказали, что планировали победу, но не решались сказать об этом вслух. Можете ли сейчас назвать четыре последние гонки идеальными?

— Результатом я довольна, но меня до сих пор не покидает некоторое сомнение относительно лыжного хода.

— Что именно смущает? Не хватает скорости, выносливости, способности выдерживать определённую раскладку по дистанции?

— Здесь, наверное, всё в совокупности. Перед каждым стартом мы обсуждаем с Юрием Михайловичем (Каминским — RT) технический план гонки, строим какую модель прохождения дистанции. И каждый раз какие-то вещи получаются не по плану. Если брать именно лыжный ход, чистое время прохождения дистанции, хотелось бы, конечно, несколько сократить проигрыш относительно других спортсменок.

— В недавнем интервью старший тренер женской бригады Артём Истомин сказал, что до сих пор пытается понять, почему вы отказались работать под его началом. Допустил даже, что у вас возникли сомнения в плане его профессионализма и компетентности. Понимаю, что вам постоянно задают этот вопрос, но всё же: почему в группе Истомина не задержалась Лариса Куклина?  

— Со сменой тренера всё получилось спонтанно. Когда мне предложили тренироваться в группе Истомина, я согласилась сразу, без каких-либо сомнений. Особенно когда узнала, что тренером по стрельбе у нас будет Виталий Викторович Норицын. Для меня этот специалист до сих пор остается одним из лучших тренеров, которых я встречала в своей карьере. Именно он, считаю, раскрыл меня, как спортсменку, после двухлетнего перерыва, связанного с рождением дочери. Артему Евгеньевичу я тоже полностью доверилась в подготовке. Вообще считаю, что это обязательное условие для результата — стопроцентно доверять тому, с кем работаешь.

Весной мы с тренерами договорились, что на августовский сбор, который планировался группой Истомина в Сочи, я не поеду, потому что эта высота мне не подходит. Я была в Сочи более двадцати пяти раз, и только однажды эта работа дала положительный эффект. Соответственно было принято решение, что сбор я проведу отдельно, на Семинском перевале.

— С группой Каминского?

— О том, что там будет Юрий Михайлович со своими спортсменами, я узнала только когда приехала. Но обрадовалась, что будет к кому обратиться, если понадобится помощь, тем более что муж не смог со мной на тот сбор поехать. Какие-то стрелковые тренировки я проводила с мужской сборной, тренеры, работающие с Каминским, мне вообще сильно помогли в плане стрельбы, но в конце сбора я заболела ковидом — не смогла из-за этого поехать на Кубок Содружества в Сочи.

Вот тогда и задумалась: возможно, это тот самый момент, когда стоит что-то изменить в собственной жизни, попробовать что-то принципиально новое, если уж прежняя подготовка не давала желаемого результата? Мужа ведь тоже напрягало, что я пашу, пашу, а эффекта нет и нет.

— Меня гораздо сильнее удивило другое. Вы как-то сказали, что хороший тренер в вашем понимании — это человек, который, прежде всего, способен понять спортсмена чисто по-житейски. Но при этом уходите к специалисту, которого некоторые его подопечные упрекали как раз в недостатке внимания. В том, что он вообще не слишком склонен общаться со спортсменами вне тренировок. Дал задание — выполняй! Получается, это не совсем так?

— Как раз на Семинском перевале я несколько раз была свидетелем того, как Каминский начинает тренировку с группой. На меня это произвело тогда невероятное впечатление. Даже мужу сказала, когда звонила домой: «Представляешь, у них каждая тренировка начинается с вопросов. Он с ними разговаривает!».

— В каком смысле?

— В прямом. Перед каждой тренировкой Юрий Михайлович в обязательном порядке спрашивал каждого из десяти спортсменов, как тот себя чувствует. Один из парней как-то ответил, что не выспался. Понятно ведь, что на акклиматизацию каждый реагирует по-своему. Каминский тут же отреагировал: окей, общую работу ты сегодня не делаешь. Подошел к другому спортсмену: ты как? Все хорошо? Значит, работаем по плану. И вот так на моих глазах пять человек отправились выполнять одну работу, двое — другую, и только три человека провели тренировку по тому плану, который был написан изначально. Меня реально поразило, что такой выдающийся тренер настолько тонко подходит к состоянию спортсмена на каждой тренировке и тут же корректирует все нюансы.  

— Знаю, что в юниорском возрасте у вас были достаточно серьезные проблемы со здоровьем. Чья была вина? Тренера, спортсмена, или системы в целом?

— Здесь, скорее всего, я возьму большую часть вины на себя. Потому что от большого желания иметь хороший результат я на многое закрывала глаза. Не обращала внимания на какие-то недомогания, пахала с мыслями о том, что больше – это лучше. А тренеры не препятствовали. Думаю, все проблемы шли именно от этого.

— Что для вас, кстати, тяжелее, работа в сборной или самоподготовка?

— Самоподготовка хороша тем, то что ты полностью отталкиваешься от своего самочувствия. У тебя есть план, и ты волен корректировать его по своему усмотрению. В сборной это делать тяжелее, потому что есть группа, в которой ты хочешь смотреться хорошо. Этим все друг друга и подстёгивают. Но я бы не стала сравнивать с позиции «тяжелее — легче». Это просто две разные вещи.

— Вспоминая свою первую личную победу в Кубке мира, Антон Бабиков сказал: «Я был совсем молод и казалось, что за этой победой последует дальнейшая и столь же яркая реализация себя в спортивном плане. Но все получилось иначе…» Знакомое ощущение?

— Ну, конечно. Моя первая победа в 2019-м в Оберхофе хоть и не была личной, но воспринималась точно так же. Это был не просто мой первый этап Кубка мира, но вообще самый первый старт в таких соревнованиях.

— Страшно было?

— Меня переполняло чувство гордости. Когда Виталий Викторович сказал, что я побегу в эстафете и что тренеры полностью в этом плане мне доверяют, меня это настолько воодушевило… Когда уже мы победили, мысль была только одна: вот оно, неужели, наконец, мне воздастся за все мои труды? До сих пор порой думаю: если бы год спустя в сборной не сменился тренерский штаб и мы продолжили работать с Норицыным, многое в моей жизни могло сложиться абсолютно по-другому.

— Сколько раз за это время приходила в голову мысль вообще закончить с биатлоном?

— Ни разу.  Потому что главной целью была Олимпиада в Пекине. А вот когда не получилось… На самом деле мне до сих пор сложно разговаривать на эту тему. Потому что каждый раз, когда об этом вспоминаю, сразу ком в горле, и хочется плакать.

— Откуда взялась ваша необычайная скорострельность, которая отличала вас с юниорского возраста? Кто научил?

— Здесь надо отдать должное Леониду Александровичу Гурьеву и Евгению Анатольевичу Пылёву. До сих пор вспоминаю, как мы с ними работали над стрельбой в юниорской сборной, и порой у меня просто в голове не укладывается, куда сейчас это всё делось. По объему тренажа, по объему проведения времени с оружием сейчас в юниорском возрасте никто близко к тем нагрузкам не стоит. Сейчас, конечно, стрелковой работы стало в разы меньше — такой объём во взрослом возрасте попросту не нужен. Но база, которая была когда-то заложена Гурьевым и Пылёвым, залог той стрельбы, что я имею сейчас.

— То есть, вы хотите сказать, что ваше умение стрелять — результат исключительно выучки, а не природной способности?

— Вообще не сказала бы, что нам что-то особенное дается в этом плане природой. Было время, я по восемь кругов бегала в спринте, так что знаю, о чём говорю. Это так же, как ребенок учится ходить, учится ложку держать правильно. Думаю, так  устроена любая деятельность, за которую мы беремся.

— Вы как-то сказали, что с некоторых пор сознательно начали стрелять более медленно.

— С возрастом – да, приходит очень осознанное понимание цены выстрела. Отсюда и задержки по времени прохождения рубежей. В юниорском возрасте ты относишься ко всему более неосознанно, порой так вообще безбашенно. В соревнованиях делаешь всё не на опыте, а на каком-то кураже. Сейчас, возможно, я в каком-то смысле пытаюсь обратно вернуться к тому чувству куража, чувству кайфа на рубеже, хочу не просто поймать это состояние, но и удержать его.

— Как раз хотела спросить: нет ли соблазна попробовать стрелять быстрее, раз уж вы умеете это делать?

— Об этом я и говорю. Мне нравится получать максимальное удовольствие от своей работы, от быстрого прохождения рубежей.

— Многие биатлонисты отмечают важность стрелкового спарринга в тренировках. Вы могли бы простыми словами объяснить, зачем стрелку спарринг, что он дает?

— Мне кажется, к спаррингу нужно относиться с большой осторожностью. Здесь обязательно нужно учитывать уровень подготовки тех, кто в нём участвует. Стрельба в спарринге, безусловно, может дать мощный толчок для того, чтобы сделать шаг вперед в скорострельности, в психологической уверенности, но иногда она может тебя просто сломать. Надо быть психологически к этому готовой. Другими словами, ты должен осознанно к спаррингу прийти.  

— А вы любите спарринговать?

— Очень. Это позволяет мне расти. Я хочу чувствовать себя на рубеже уверенно. Когда много стреляешь в спарринге и делаешь это хорошо, появляется чувство преобладания над соперником. Это как раз то, чего мне порой не хватает в соревнованиях.  

— Не помню уже, кто из биатлонистов сказал, что самое сложное — стрелять в штиль. В этом случае все стреляют более расслабленно, без должной концентрации, и ошибок случается больше.

— Это точно не мой случай. Я люблю, когда стрелять комфортно.

— Хорошие стрелки обычно много экспериментируют с винтовками. Меняют и до бесконечности подгоняют ложе, инкрустируют его, красят винтовки в разные цвета,. Вам это свойственно?

— Абсолютно нет. Мне нравится, чтобы мой приклад был всегда в идеальном состоянии, но я его не меняла с 2013 года. Просто привожу его иногда в порядок.

— Что значит, приводить приклад в порядок?

— Какие-то детали подкрасить лаком, потому что все равно при переездах они стираются. Появляются затертости, шероховатости.

— Состояние приклада влияет, условно говоря, на ходовые качества, или это чисто по-женски, чтобы всё было чистенько и в порядке?

— Чисто по-женски, думаю.  

— На своем опыте знаю, что профессиональным спортсменкам бывает достаточно сложно в семье. Мы активны, самостоятельны, привыкли мгновенно брать на себя любые решения. Мужчин это зачастую раздражает. Насколько вам, в этом плане, было сложно осваиваться в роли жены?

— На самом деле, всё так и есть, как вы сказали. Но мне повезло: муж сам профессиональный спортсмен, и не скажу, что мне пришлось как-то под него подстраиваться. Думаю, что ему даже нравится, то, что я полностью самостоятельна, не напрягаю его просьбами или какими-то упрёками: сделай то, сделай это... Он занимается своей работой, я — своей, если мне нужна помощь, я его об этом попрошу и знаю, что Михаил всегда поможет. За все одиннадцать лет, что мы вместе, у нас ни разу не было даже совсем незначительной ссоры.  Ни по какому поводу. 

— Вы подписаны в соцсетях на Веронику Степанову?

— Нет, но наслышана.

— Насколько, на ваш взгляд, медийная активность сочетается с серьезными тренировками?

— Судя по результативности Вероники, ей это никак не мешает. Не исключаю, что она, наоборот, таким образом отвлекается от происходящего в мире, от тренировок, и ее это расслабляет, а не напрягает. Я так не умею. Возможно, у нас с лыжниками слишком разная плотность тренировочного процесса: в биатлоне, помимо функциональных тренировок, большое время уделяется подготовке оружия, работе с ним. Мне порой элементарно не хватает времени на то, чтобы добавить в соцсети какой-то пост, за меня это муж делает. Миша довольно давно мне помогает в этом плане.

— Соцсети, это, по нынешним временам, необходимость, или удовольствие?

— Думаю, здесь и то, и другое. Два в одном, как говорится.

— То есть, вы сразу ставили перед собой цель превратить собственный аккаунт в средство дополнительного заработка?

— Нет, такой цели у меня не было и до сих пор, наверное, я так не могу сказать. Это прежде всего общение с друзьями по всему миру. Чтобы люди могли не только общаться, но в какой-то степени делиться друг с другом своей собственной жизнью. Я не закрытый человек в этом плане.

—  Сразу вопрос, который довольно давно вертится у меня в голове. Вы прекрасный собеседник, интересно рассуждаете о самых разных вещах, свободно держитесь перед камерой, общительны. Почему ваши интервью можно пересчитать по пальцам? Вы намеренно их избегаете?

— Мне не так часто предлагают о чём-то поговорить, это, во-первых. Во-вторых, да, мне приходилось отказывать журналистам. Бывали случаи, когда интервью выходили несколько переиначенными, из-за этого менялся смысл того, о чём я говорила. Соответственно в мой адрес тут же выливалось много критики. В таких случаях очень быстро включается чувство отторжения по отношению к журналистам. Каждый раз думаешь: чтобы я еще раз где-то что-то сказала… Потом вроде остываешь, соглашаешься с кем-то поговорить, и вновь наступаешь на те же самые грабли.

— Я могу задать вам очень личный вопрос?

— Да.

— Год назад меня очень сильно зацепила ваша фраза, сказанная Тимофею Лапшину в его влоге о том времени, что вы провели в детском доме. Вы озвучили это сами, но как бы мельком. Тот период до сих пор не хочется вспоминать, или вы готовы говорить на эту тему?

— Когда-то мне казалось очень стыдным открыть кому-то, что в моей жизни была такая история. Поэтому я просто не представляла, как могу об этом рассказать. Но с возрастом стала понимать, что это — моя жизнь, которой я точно не должна стесняться. Думала даже о том, что это было бы правильно — рассказывать не только о хороших временах своей жизни, но и о сложных тоже. Возможно, мои интервью прочитают люди, жизнь которых сложилась не самым простым образом и которые испытывают какую-то неуверенность в себе в связи с этим. У каждого есть своя судьба, каждый проживает ее по-разному, и мне кажется, очень важно понимать: как ты выйдешь из той, или иной передряги, сломают тебя трудности, или закалят, зависит, наверное, только от тебя самого.

— Сколько лет вы провели в детском доме?

— Недолго, года три или четыре. Потом нас с сестрой забрала под опеку родная тетя, сестра моего папы.

— Бытует такое мнение, и я думаю, для вас оно не новость, что дети из трудных семей более жизнестойки в спорте. Они гораздо более активно вцепляются в свои шансы, не позволяя никому другому их отобрать.

— Так и есть, причём не думаю, что это касается только спортивной деятельности. Актуально во всём, какую область ни возьми. Даже сейчас, имея свою семью и ребёнка, я иногда ловлю себя на мысли, что иногда пытаюсь баловать свою дочь, стараюсь обеспечить ей всё, чего сама в детстве была лишена. Даю ей какую-то слабинку, пытаюсь излишне оберегать от каких бы то ни было трудностей, то есть, от всего того, что меня в своё время сделало сильной.

Хотя честно скажу, очень рада, что у нас с Михаилом растет такая замечательная дочка. Несмотря на маленькие года, она имеет мышление намного старше своего реального возраста.

— А как относитесь к своему возрасту вы? Реальный совпадает с вашими внутренними ощущениями?

— По внутренним ощущениям, я застряла где-то в диапазоне 25—27. 

— Вспоминается фраза известной актрисы и телеведущей Эвелины Хромченко, что между 34 и 35 годами она намеревается прожить десяток самых захватывающих лет.

— Замечательные слова! А главное — правильные.

2023 год

© Елена Вайцеховская, 2003
Размещение материалов на других сайтах возможно со ссылкой на авторство и www.velena.ru