Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Никто из спортсменов не застрахован от преследований со стороны WADA, а слишком частые проверки агентства можно назвать беспределом. Такое мнение в интервью RT выразил бронзовый призёр Олимпийских игр по биатлону Евгений Гараничев. Он также рассказал, насколько тяжёлой была подготовка к новому сезону, объяснил, каково выступать на соревнованиях с низким гемоглобином, и предположил, чем болельщикам запомнится Мартен Фуркад.

— Каждому новому биатлонному сезону предшествует тяжелое лето. Как прошёл этот период у вас?

— Не стал бы выделять какой-то определенный месяц. В плане нагрузок и тренировочного процесса в целом всё лето получилось непростым. Как и осень, когда мы уже начали лыжную подготовку. На предпоследнем сборе в Алдане пришлось довольно-таки тяжелые тренировки выполнять, и очень длинные.

— Методику лыжных тренировок принес в биатлон в этом году Юрий Каминский, который в недавнем интервью заметил, что вы для него — очень сложный спортсмен. Понимаете, чем заслужили подобную оценку?

— Возможно, слова Каминского просто неправильно интерпретировали. Мы постоянно обсуждаем с Юрием Михайловичем какие-то вещи, созванивались, когда летом я готовился к сезону у себя в регионе — два сбора провел без команды. На сборе я выполняю всю предложенную работу, как делал все предыдущие годы. В этом плане для меня не составляет труда работать с новым тренером. Я всегда полностью доверяюсь специалистам, с которыми работаю.

— Каминский всё-таки абсолютно новый для биатлона человек. Ему вы тоже поверили сразу?

— Да. Внутренне себя на это настроил ещё в начале весны, когда нам сообщили, что работать предстоит с новым тренером. Дело в том, что у меня уже был опыт нахождения на одном сборе с Юрием Михайловичем, когда он ещё работал в лыжных гонках. Это было очень давно, я сам тогда на лыжах бегал — приезжал на тот сбор с Виталием Шиловым. С Каминским может быть сложно в том плане, что в техническом плане он человек очень развитый, предлагает очень много нового и обращает внимание на все, даже мелкие ошибки. То есть, начиная с ним работать в этом сезоне, я понимал, на что будет упор. Понимал, что мы скорее всего вернемся к тем нагрузкам, которые в свое время отличали того же Николая Петровича Лопухова, Андрея Викторовича Падина, да и у Александра Владимировича Касперовича мы тоже на больших объемах постоянно сидели.

— Вы, насколько помню, и с Олегом Перевозчиковым успели в юниорском возрасте поработать.

— Да, Олег Орестович даже пригласил меня в юниорскую сборную. До сих пор считаю, что та работа позволила заложить оптимальную и очень хорошую базу, за что я благодарен всем лыжным тренерам, которые со мной работали.

— В конце прошлого сезона вам, как мне показалось, дали понять, что тренеры мужской команды не жаждут видеть вас в сборной.

— Никаких разговоров на эту тему со мной Сергей Иванович (старший тренер мужской сборной Сергей Белозёров — прим. RT) не вёл, наоборот, говорил, мол, Женя, все хорошо, будем работать дальше. То есть, даже близко такой темы не было. А потом я где-то прочитал, что Белозёров не видит меня в команде. Когда читаешь такие интервью, никогда ведь не знаешь, то ли человек действительно так сказал, то ли журналисты всё преподнесли по-своему. Но нельзя сказать, что я сильно расстроился. Стал думать, что всё, возможно, к лучшему: спокойно в регионе подготовлюсь к отборочным стартам.

— Как показали осенние контрольные соревнования, подготовка вам удалась. Как вы сами относитесь к ноябрьским результам? Они для вас что-то значат, или вы просто выполняли сиюминутную задачу отобраться на Кубок Мира?

— Не могу сказать, что преследовал цель во что бы то ни стало подвестись именно к этим отборам. Внутренне я был готов начать сезон как с Кубка мира, так и с Кубка России. Глобальная и основная для меня задача заключалась в том, чтобы полностью выполнить весь объем летней работы. Первым контрольным срезом в этом плане стал летний чемпионат России в Тюмени. Там у меня был достаточно тяжелый ход, но не стоит забывать, что все это происходило на фоне очень серьёзных нагрузок. Потом мы сделали хорошую работу в Алдане. Ну а на контрольных соревнованиях мне было важно понять, пришел я в ту форму, которой у меня на протяжении двух лет не было даже на отборочных стартах, или нет.

— Ответ получили?

— Да. Ещё до контрольных тестов, у меня было чувство, что я сильно добавил в этот сезон. Главное ощущение — что могу терпеть и выкладываться на дистанции от начала и до конца. В том же масс-старте, например, очень тяжелое скольжение было, но мне удалось хорошо продержать темп.

— О чем сейчас приходится чаще думать — о тренировках, или о коронавирусе?

— Психологически обстановка, конечно же, давит, но в этом плане я переживаю не столько за себя, сколько за семью. Что если, допустим, я заболею, пусть даже бессимптомно, могу передать вирус кому-то другому. Я очень серьезно к этому отношусь, никуда лишний раз не выхожу. Даже если надо в магазин за продуктами заехать, только в маске, только в перчатках. Даже когда дома тренировался, жил в очень четком графике: оттренировался, переоделся, поехал домой, ни с кем лишний раз не контактируя. Где-то мы, естественно, перестраховываемся, здороваемся друг с другом только в перчатках, но вся эта ситуация сейчас такова, что лучше перестраховаться. Во всяком случае косых взглядов из-за того, что с кем-то не поздоровался за руку, я пока не ловил.

— Вы всегда, в общем-то, были сторонником некоторого отшельничества в команде.

— Думаю, это свойственно большинству спортсменов, когда готовишься к стартам. Чем они ближе, тем более серьезно относишься к своему организму, следишь, чтобы даже банальную простуду не подхватить. Не промокнуть, не переохладиться.

— После дисквалификации Евгения Устюгова, а с ним — эстафетных команд Ванкувера и Сочи, вы остались единственным олимпийским призером из всего российского поколения биатлонистов. Нет страха, что история не закончена, и следующий раз может бомбануть по вашему результату тоже?

— Я очень чётко понял, что никто из нас ни от чего не застрахован. Иногда уже просто кажется, что этот беспредел перешёл все возможные границы. Когда некоторые иностранные спортсмены пишут, что, благодаря WADA и другим проверяющим организациям они находятся под надежной защитой, я могу их понять. Но когда ко мне за четыре месяца уже раз десять, если не больше, приезжали одни и те же офицеры WADA, и всё это инициирует IBU (Международный союз биатлонистов — прим. RT), невольно начинаешь задумываться: чего они хотят, приезжая чуть ли не каждую неделю и понимая, что не могут ровным счётом ничего найти? Найти какой-то притянутый за уши повод, как это было в случае с Яной Романовой, с Ольгой Вилухиной, Ольгой Зайцевой, с тем же Устюговым... Может, им гемоглобин мой маленький не нравится, который постоянно не дотягивает до среднего значения? Или какого-то чуда ждут, что я в забыть и что-нибудь запрещённое проглочу?

— По нынешним временам можно сказать, что вам, в отличие от Евгения Устюгова, просто повезло иметь низкий от природы гемоглобин.

— Да, только бегать с таким гемоглобином бывает тяжело. Я в этом плане не Фуркад.

— То, что Мартен Фуркад закончил бегать, это хорошо для биатлона или плохо, на ваш взгляд?

— Для любого вида спорта плохо, когда уходит такая сильная и медийная личность, за которую болеют все, вне зависимости от страны, а все спортсмены, хотят пробежать в гонках с таким соперником. В свое время, думаю, все точно так же огорчились уходу Уле-Эйнара Бьорндалена. Мне повезло — удалось побегать с Фуркадом очень много и в разных ситуациях побывать. Но это жизнь спортсмена. Можно только пожелать Мартену успехов и дальнейшего развития в какой-то другой деятельности.

— Кто на ваш взгляд больше дал биатлону, Фуркад или Бьорндален?

— Думаю, Бьорндален.

— Потому что он был тем человеком, кто вывел биатлон на очень высокий статусный уровень. Когда я только начинал заниматься лыжными гонками, смотрел биатлон во многом из-за Уле-Эйнара. Мне представлялось, что Бьорндален – это именно та вершина, о которой все мечтают. Понятно, что не он один двигал наш вид спорта. Взять того же Томаша Сикору, Ральфа Пуарэ, Рико Гросса, Михаэля Грайса — все эти люди бегали так, что было до последнего невозможно предсказать, как сложится финальный итог тех или иных соревнований. На их фоне что дал биатлону Фуркад? Ну да, ту же непримиримую борьбу, что и Бьорндален. Но ведь высказывания его тоже запомнятся. Подножки Александру Логинову, нападки на Антона Шипулина, какие-то некрасивые перепалки, формирующие отношение к России, хотя все эти претензии по большому счету высосаны из пальца. Но видимо, наша доля такая сейчас, делать свою работу, и не обращать внимания на то, что происходит вокруг.

— У вас есть в команде соперник, с которым всегда интересно соревноваться? И вообще, выделяете ли вы кого-то в этом плане?

— Борьба внутри команды нужна всегда, даже на региональном уровне. Когда в свое время я перешел в биатлон, у нас в тюменской команде бегали сильные спортсмены. Алексей Чудин, Сергей Тарасов, Сергей Баландин, потом пришли Иван Черезов, Максим Максимов. За ними всегда хотелось тянуться — побороться с ними, обыграть. У меня вообще всегда присутствовала соревновательная жилка. Что в 20 лет, что сейчас — в 30. Всегда в удовольствие провести тренировку с Антоном Бабиковым, с Эдиком Латыповым. Раньше — с Антоном Шипулиным. Хотя вне соревнований у нас какой-то борьбы не происходит. Мы общаемся друг с другом, переписываемся, можем встретиться и спокойно посидеть в кафешке, отдохнуть, просто поразговаривать о жизни.

— В этом плане, наверное, жаль, что чемпион мира Александр Логинов тренируется большей частью один, а не со сборной?

— Жаль, конечно. Такие спортсмены в команде — это большой плюс для всех. Но я не расстраиваюсь. Мы всегда в тесном общении. В той же Тюмени получалось с Сашей покататься, пострелять, что-то поменять в самой атмосфере тренировок. Всё-таки у нас действительно индивидуальный вид спорта, и человек сам выбирает, как готовиться. Бывают спортсмены, зарубежные в том числе, которые находятся в составе сборной команды, централизованно готовятся, но в тренировках стараются сделать всё возможное, чтобы никто не находился с ними рядом, когда они выполняют определенную работу.

— Если бы от вас зависело, где провести заключительный сбор, выбрали бы Тюмень, или Ханты-Мансийск?

— В Тюмени мне комфортнее — в первую очередь из-за возможности организовать проживание максимально близко к трассе, а не ездить на тренировку на шаттле через город. В плане стадионов, и там, и там они шикарные. Но, думаю, уехать в Ханты-Мансийск было правильным решением. Там подъемы, там трасса беговая была подготовлена максимально близко к тем условиям, в которых мы будем стартовать на первом этапе Кубка мира в Контиолахти. И эта трасса такая же тяжёлая.

— То, что в этом году из-за пандемии не будет нелюбимого биатлонистами этапа в Остерсунде, вызывает у вас какие-то чувства?

— Я бы сказал, что Остерсунд и Контиолахти очень похожи. И там, и там бывает, что и погода непонятная, и снега очень мало, но в целом особых проблем я не припомню. Думаю, что это равнозначные этапы. Хотя Финляндия, безусловно, предпочтительнее.

— Из-за болельщиков. Уверен, что процентов 90 тех, кто приедет, будут наши люди!