Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

20 мая Александр Кравцов может стать новым президентом Союза биатлонистов России. Сразу после того, как руководитель Центра подготовки российских сборных команд выставил свою кандидатуру на пост главы СБР, мы встретились с ним в Москве.

Олимпиада стоила ему семи потерянных килограммов, что, наверное, неудивительно: еще только собираясь на Игры, Кравцов отдавал себе отчет в том, что должность главы российской делегации применительно к домашней Олимпиаде – «расстрельная». И что именно ему предстоит ответить за результат – каким бы тот ни оказался.

– Никогда не думал, что можно начать выпадать из собственных ботинок, – смеясь, заметил он на этот счет, предлагая мне кофе.

На часах семь утра. Впрочем, о том, что Кравцов обычно приходит в свой кабинет именно в это время, я уже осведомлена.

– Раз уж мы невольно начали разговор с олимпийской темы, признайтесь: сами-то вы, собираясь в Сочи, на что рассчитывали?

– Приблизительно мы, конечно же, знали, какими могут оказаться результаты. А так же были доподлинно осведомлены, что в отдельных видах спорта, несмотря на все уверения руководителей федераций, никакого результата не будет. Мой последний доклад министру перед отъездом на Игры сводился к тому, что 10-11 золотых медалей команда должна взять. Хотя в такой вариант, как понимаете, на тот момент не верил никто. Все почему-то рассчитывали на хоккей. Что мы там выиграем, и что именно это «сделает» командный результат.

– Свою готовность участвовать в биатлонной президентской гонке вы задекларировали в последний момент. Не видели смысла объявлять о принятом решении раньше, или же реально колебались, прежде чем это решение принять?

– Безусловно, я много думал. Понимал, что встать во главе российского биатлона – это колоссальная ответственность, дополнительное и достаточно серьезное приложение усилий. Вопрос о том, что я оставлю свою нынешнюю должность руководителя Центра подготовки сборных команд, не стоял с самого начала. Именно это, собственно, и вызывало у меня основные сомнения.

С другой стороны, я не видел и не вижу резона что-то кардинально менять или налаживать заново. Проблемы СБР заключаются, на мой взгляд, в том, что там при кажущемся благополучии все эти годы отсутствовала эффективная система управления.

Та система управления, которая худо-бедно работает в бизнесе и промышленности, для спорта не годится: почему-то руководитель часто забывает, что в спорте на определенном этапе определяющее значение начинает иметь тренерская «линейка». И что именно она является главной. Это, как говорится, не нами придумано, но неоднократно проверено на практике. И всегда приносит результат.

Если же такого понимания нет, у спортсмена появляется возможность решать какие-то вопросы минуя тренерский штаб – напрямую с руководителями федерации. А это уже рушит всю команду.

Принижать роль главного тренера тоже, на мой взгляд, недопустимо. Он – не администратор. А человек, который прежде всего имеет глубокие и обширные методические знания, позволяющие не понятийно, а на профессиональном языке объяснить всей нижестоящей линейке специалистов где именно они допускают ошибки. Причем объяснить не с позиции «я начальник – ты дурак», а так, чтобы человек понял и поверил. Собственно и всех других специалистов надо набирать, отталкиваясь прежде всего от их профессионального уровня.

– Но ведь именно вы как руководитель центра подготовки сборных команд утверждаете тренеров и прочих специалистов на своих постах и тем самым соглашаетесь с политикой и позицией федераций, разве не так?

– Дело в том, что мы утверждаем лишь тех, кто находится в штатном расписании Минспорта. Это тренеры, специалисты по подготовке инвентаря и так далее. Управленческий аппарат федерации – это частное дело самой федерации. Точно так же она вправе ввести в свое собственное штатное расписание массу других специалистов. Наше дело заботиться о том, чтобы категория специалистов, которых та или иная федерация рекомендует для утверждения нашему ведомству, соответствовала определенным требованиям. То есть, чтобы эти люди имели соответствующие опыт и знания – иными словами, не были бы случайными в своей сфере.

– Как, кстати, вы относились к работе в российской биатлонной сборной Вольфганга Пихлера?

– Никак. Не хочу комментировать высказывания той или иной стороны, но могу сказать одно: если мы приглашаем иностранного специалиста – неважно, о каком виде спорта и каком роде деятельности идет речь, – наши действия должны быть досконально продуманы. В контрактах ведь не написано, что иностранный специалист, приезжая в Россию, обязан кого-то чему-то научить. Между нами говоря, он вообще не обязан кормить кого-то своей головой и своими знаниями. Но это, на мой взгляд, пагубно: если рядом с таким специалистом не было тех, кто перенимал опыт и методики, то ради чего мы вообще его пригласили? Ради сиюминутного результата?

– Насколько понимаю, Пихлера приглашали как раз ради этого. Другой вопрос, что, возможно, не стоило до такой степени дергать его постоянными перестановками в команде?

– Неправда, его никто не дергал. Пихлеру была изначально предложена разумная форма сотрудничества. Которая включала в себя и ответственность за результат. Но вышло так, что за результат он не отвечал. Возможно я рассуждаю не очень популярными категориями, но вот вы, например, если хотите поехать в дорогостоящую командировку, полагаю, объясняете своему редактору с какой целью туда собираетесь и что именно получит в результате этой поездки ваше издание? Соответственно и к Вольфгангу у нас было лишь одно требование: прежде чем начать работу, предоставить план, по которому он собирался готовить команду к Играм. Такого плана у него не было.

Это вообще одна из главных проблем многих видов спорта: неспособность тренеров внятно объяснить смысл своих действий. В результате получаем три "П": пол, палец, потолок. И все это – за сотни миллионов государственных денег.

Сегодня ведь с помощью математики можно четко вывести, в каком направлении и с какой скоростью идет в своем развитии тот или иной спортсмен. Для того, чтобы это стало возможным, мы в свое время создали комплексный аналитический центр, причем очень серьезный. Выделили в этой структуре некий "мозг" – специалистов, профессионально владеющих всеми тонкостями биохимии, биомеханики и самыми разными практическими аспектами тренерской деятельности. Другими словами, мы добились ежедневного научного сопровождения тренировочного процесса в самых разных видах спорта.

Второй шаг, который нам предстоит сделать в этом направлении, – добиться понимания от тренеров, работающих с командами. Мне, например, очевидно, что люди уже начали менять свои взгляды и сами хотят получать новые знания. Это нормально. Я точно знаю, что на каком-то этапе нашей с вами жизни люди почти полностью потеряли интерес к тому, что называлось научным обоснованием спортивных достижений. И шли в большинстве своем по накатанному – за счет опыта и тех тренировочных традиций, что накопили их предшественники. Но о чем можно говорить с тренером, который не знает элементарных основ биохимии и путает интервальный метод и интервальную тренировку?

Я, например, помню времена, когда тренеры по лыжным гонкам, будучи вызванными «на ковер» к тогдашнему президенту федерации Анатолию Акентьеву, выходили из его кабинета красные и потные – как из бани. Потому что Акентьев, как блестящий практик, их тренировочные планы просто не утверждал.

Возвращаясь к вопросу об иностранных специалистах, я считаю, что каждый из них отработал именно настолько, насколько был готов. Удалось же Пьеру Людерсу сделать в бобслее то, чего не смог до него никто другой? Удалось Себастьяну Кроссу дать результат в шорт-треке? Можно сколько угодно говорить о том, что этот результат обеспечил Виктор Ан, но все ведь видели, как классно отработала эстафетная четверка?

Если же люди начинают кричать, что для них не важен результат – зачем тогда требуют по отношению к себе преференций, которых не имел никто из их предшественников? Сразу хочется вспомнить замечательное выражение Ильфа и Петрова: За каждый витамин, который я вам скормлю, я потребую множество мелких услуг».

– Как вы относитесь к тому, что как руководитель центра подготовки сборных команд вы лишены какого бы то ни было права вмешиваться в решения федераций даже в тех случаях, когда предпринимаемые ими шаги категорически противоречат каким-то вашим представлениям?

– Ну а как я по-вашему должен относиться к ситуации, понимая, что все должно быть организовано совершенно иначе? Как минимум с недоумением. В конце концов именно государство обеспечивает 90 процентов финансирования всего российского спорта. То, о чем вы сказали, стало, кстати, основной причиной того, что примерно за полгода до Игр в Сочи мы взяли многие федерации на так называемое «ручное» сопровождение. Это не было навязыванием какого-то принудительного стиля работы, но обеспечивало более тесный контакт по всем направлениям деятельности.

– Противодействие со стороны федераций в связи с этим имело место?

– Я бы сказал, что с большинством федераций лично у меня установились вполне разумные рабочие взаимоотношения. Определенную роль, безусловно, здесь играет тот факт, что я способен профессионально спросить любого из специалистов с какой целью они совершают те или иные действия. И потребовать полного отчета.

– Вас не смущает, что люди, с которыми вам придется работать в том случае, если вы станете президентом СБР, могут быть порядком развращены последними четырьмя годами, когда никто ни за что не отвечал?

– Знаете, когда приходишь в новый коллектив или на новый участок работы, есть всего два принципа, которым необходимо следовать. Во-первых, никогда не нужно считать, что те, кто работал до тебя, были глупцами. Каждый из них был по-своему ценен, что-то собой представлял, просто попав в определенные условия стал работать так, как диктовали эти условия. Значит, для того, чтобы добиться результата, нужно первым делом попробовать изменить условия. И понять: способны люди выполнять то, ради чего их собрали, или нет.

Когда в 2009-м я получил в наследство коллектив, с которым сейчас работаю, он тоже был достаточно разнороден. И, наверное, с чьей-то точки зрения мне следовало начать с увольнений. Но я никогда не стараюсь авторитарно доказывать людям, что они не правы. Не вижу в этом смысла. И горжусь тем, что ни одного человека за эти годы я насильственно из коллектива не убрал. Все они сейчас работают со мной бок о бок, и это я считаю одним из своих самых больших достижений.

При этом взаимоотношения сторон должны быть четко выстроены. Чтобы те же сервисеры не кивали на тренера, тренер не жаловался, что в очередной раз не едут лыжи. Если каждая из сторон будет не на словах, а на деле понимать меру своей ответственности, система будет работать.

– Но ведь лыжи и правда иногда не едут.

– Да не в лыжах дело, хотя они – это очень большой процент составляющей успеха что в биатлоне, что в гонках, что в двоеборье. Там, где в игру вступает техника, нужно прежде всего иметь голову. Когда я работал тренером в детской спортивной школе, меня, помню, спрашивали: каким образом мне удается так точно подбирать лыжи под ту или иную температуру. А все дело было в том, что я, в отличие от многих своих коллег, был способен прочитать на английском языке то, что написано на банке с мазью.

Понятно, что это тоже работает не всегда. На Играх в Ванкувере, например, наши сервисеры столкнулись с тем, что лыжи, несмотря на все усилия, «не держат». Не сразу поняли, что рядом морское побережье, и снег – соленый. А значит, имеет совершенно другую структуру – в точности, как это бывает у нас на Сахалине.

Или возьмем питерских ребят, которые в так называемую «смазливую» погоду вбивали в лыжную мазь соль крупного помола, чтобы мазь не леденела – то есть занимались примерно тем же, чем занимаются дворники на московских улицах. Для того, чтобы знать такие вещи, не нужно быть профессором. Нужно просто иметь опыт практической работы. Меня, кстати, искренне позабавил чей-то комментарий после того, как я выдвинул свою кандидатуру на выборы в СБР: мол, ну да, Кравцов был главным тренером по лыжным гонкам. Но он ведь не практик?

Я же до сих пор помню, как начинал работать с 11-летними детьми. В каждой группе – 18 человек. Но проблема даже не в количестве. А в том, например, чтобы отвести всех на тренировку в парк, при этом не потерять ни самих детей, ни лыжи, ни ботинки, ни шнурки от этих ботинок. А в те времена, когда я начинал работать, еще и ботинок на всех не хватало: те ребята, кто занимался утром, возвращались с тренировки и сразу ставили ботинки на батарею. Чтобы они успели высохнуть до того, как придут дневные группы.

Да, я был, что называется, «местечковый» тренер. Но именно в связи с этим у меня часто возникал вопрос: кто должен отвечать, если из огромного количества талантливых ребятишек никто из них не выходит на взрослый уровень?

Вы, кстати, разделяете точку зрения, что в нынешнем поколении российских биатлонисток нет спортсменок, данные которых позволяли бы довести их до высокого результата?

– Нет, не разделяю. Более того, уверен: при наличии грамотно выведенных и просчитанных составляющих можно добиться результата даже работая с людьми достаточно средних данных. И очень надеюсь, что сумею это доказать.

– Не могу не коснуться достаточно темной биатлонной истории, вследствие которой накануне Игр в Сочи были дисквалифицированы Екатерина Юрьева и Ирина Старых. В частности приходилось слышать о том, что ряд медицинских специалистов, по вине которых все это произошло, были навязаны руководству СБР вашим ведомством.

– Сейчас, согласитесь, у нас не те времена, чтобы навязать что-то кому-то помимо его воли. Но самом деле мне не хотелось бы касаться этой истории до того, как будет завершено расследование. Но очень надеюсь, что у нас будет повод встретиться еще раз, чтобы честно обсудить, что и как произошло на самом деле.

– Вы сейчас приходите на работу в семь утра. Как представляете себе свой день, если придется совмещать должности? Где брать энергию,«свободные» мозги, время, наконец?

– Не думаю, что с этим возникнут проблемы. Могу сказать без ложной скромности, что за пять лет работы в центре подготовки сборных команд у меня сложился коллектив профессионалов, которые мало того, что блестяще разбираются в тех или иных видах спорта, но еще и постоянно учатся. Я могу в любой момент оставить на них дело и быть уверен, что все будет в порядке.

– С уходом из СБР вице-президента IBU Сергея Кущенко мы вполне реально рискуем вообще лишиться места в высшем руководстве Международного союза биатлонистов. Вас это беспокоит?

– Знаете, я десять лет проработал в Исполкоме гоночного комитета Международной федерации лыжных гонок. Хорошо знаю, как устроена эта работа. И неоднократно убеждался: вопрос не в том, чтобы пафосно занять тот или иной пост. А в том, слышат тебя или нет. И дело тут не только в знании языка.