|
|
|
|
|
|||
Тирольцы не любят пускать на свою землю чужаков. Чудовищные, нажитые многими предыдущими поколениями деньги крутятся, как правило, в своем же, семейном бизнесе, браки заключаются так же: пусть среди близких родственников, зато в своем кругу. При мне на балетные уроки к жене Володи Алейника Галине периодически захаживала графиня. Для профилактики царственной осанки. Профилактика на самом деле была излишней: когда графиня появлялась в балетном классе, ее благородное происхождение было видно невооруженным глазом. Среди прочих посетителей школы величественная пожилая женщина выделялась так же, как и ее фамильный замок, расположенный на живописном склоне на подъезде к Инсбруку. Район города, где семья Алейников после долгих скитаний по съемным квартирам приобрела себе, наконец, благоустроенное жилье, - из разряда богатых и в высшей степени престижных. Узенькая извилистая Хольцгасссе почти вертикально уходит вверх по склону и уже там, на возвышенности, вписывается в улочку имени какого-то великого австрийца. Я никак не могу запомнить и каждый раз мне почему-то стыдно за это перед Галей. Тишина, покой, отмытые до нереального блеска окошки игрушечных домиков, ухоженные, несмотря на позднюю осень, клумбочки цветов и кустарников. Не дай Бог уронить пепел с сигареты с балкона: скандала, конечно, не будет, но укоризненных взглядов и замечаний, облаченных, правда, в предельно вежливую форму, не оберешься. Поэтому на балконе, куда мы с Тихоновым периодически выбираемся курить, - громадная глиняная крынка – пепельница. Иддилия, да и только. Внизу – город, по сторонам – горы. Все безумно красивое и безумно чужое. - А ты знаешь, мне здесь начинает нравиться, - вдруг, словно почувствовав мои мысли, сказал Тихонов. Но сколько же тоски было в его голосе… - Может съездим куда-нибудь? – осторожно предложила я. Тихонов встрепенулся: - Поехали. Наблюдая уже в который раз за привычно-лихим виражом, заложенным прямо из гаража на глазах улыбчивой австрийской соседки, вдруг вспомнилось сказанное кем-то: «Лучше всего характер мужчины отражает его манера водить машину…». А Тихонов, вцепившись в баранку («Я всегда держу руль двумя руками – мало ли что на дороге случиться может») уже оседлал любимого конька: - Считаю, что самое гениальное изобретение 20 века – автомобиль. Вот этим я владею в совершенстве. Не умею пользоваться компьютером и не учусь – слишком много других дел. Как говорил дед: «Дуй до горы, Шурка! В гору – наймем». А вот машина… Ты когда-нибудь на скорости 260 километров в час каталась? Сейчас попробуем. Вот только на автобан выберемся. В какой-то момент - даже не езды, какая к черту езда на таких скоростях с прилипшим к позвоночнику желудком – захотелось зажмуриться. - Я как-то в гонках решил поучаствовать, - как ни в чем не бывало продолжал собеседник. – Было это сразу после моего дня рождения, зимой. Гонялись по льду, на «Волгах». Сначала соревновались спортсмены, потом –директора таксомоторных парков. В основном – бывшие гонщики. Мне тоже предложили попробовать. В заезде - шесть машин, сиденья приварены намертво. Хозяин машины, за которую меня усадили, парень крупный, я же, когда сел, понял, что для начала не достаю ногами до педалей. Ну а как отказаться? Напихали мне под спину каких-то фуфаек, ремнями привязали, каску надели - и вперед. Пару заездов – а из каждого только три машины проходили в следующий круг – я нормально проехал. В конце концов вышел в финал. Там внаглую обманул стартера - подгазовал чуть раньше, чем положено - и поехал. Лидировал полтора круга... - И? - Сам лопухнулся. Вышел из виража на третьей скорости, фуфайка от инерции из-под меня вылетела и, вместо того, чтобы включить четвертую скорость, я вторую включил. Машина ревет, ноги болтаются, до педалей не достаю… В итоге сантиметров двадцать второму месту проиграл и корпус машины – первому. Расстроился, конечно: не привык ничего делать плохо. Лучше не буду заниматься тем, что не получается. Или учиться начну. Даже в конном спорте, когда я им занялся, ставил кассету и в замедленном повторе смотрел, как лучшие всадники мира едут. Не для того, чтобы кого-то копировать. Понять хотел, за счет чего там становятся лучшими. Так же было и с гольфом. Всех бывших олимпийцев собрали как-то в Нахабино на какое-то торжественное мероприятие. Пока смотрели комплекс, гольфист-тренер стал показывать, как по мячу правильно бить. Я взял клюшку и ударил на 180 метров. - А с чего ты вдруг лошадьми всерьез занялся? - Леночка, я первые деньги заработал пастухом в своей деревне Уйская. У меня семь лет пастушьего стажа. Соответственно все детство прошло на лошади. Рядом с нашей деревней была Беляевка, где у меня бабушка по материнской линии жила, я на все лето уезжал к ней. И вот там была лошадь. Поэтому у меня к этому животному особое отношение. - Твое намерение выступить в конном спорте на Играх в Сиднее было из разряда шуток или серьезно? - Как тебе сказать... После операции на мениске, когда я уже не мог бегать, желание реализовать себя осталось. И я пересел на лошадь. В 49 лет. Тренировался 4-5 раз в неделю на ипподроме на Беговой. Арендовал сначала один денник. Там стояла лошадь, которая после Отари осталась. По кличке Хан. Он потом пал от разрыва сердца. Сказали – от избытка энергии. Я же думаю, он просто ушел вслед за хозяином. Привязан к нему был, не передать. Конь красивейший был – тракен. Несколько раз я с него падал, но потом подружились. Он, собственно, с самого начала ко мне как бы присматривался: сбросит, а сам не убегает – рядом стоит. Словно проверяет, чей характер прочнее. Кроме меня на него никто не садился. В моем возрасте впервые сесть на лошадь было непросто даже психологически. Я же всю спортивную жизнь по снегу ходил, по земле. А когда лошадь взлетает над препятствием, то всадник оказывается в четырех с лишним метрах над поверхностью. И оттуда, бывает, падают - я видел. Но решил попробовать. Прошел конкурную трассу с высотой препятствий в 130 сантиметров , затем -140. Получилось. Понимаю, что далек от совершенства в технике прыжков, но ведь не падаю, еду! Стал вторым на всероссийских соревнованиях в Битце, получил, практически без подготовки, серебряную медаль в конкуре. В 53 года. Об Олимпийских играх много тогда думал. По большому счету я и недобегал и недовыступал. Мне до сих пор непонятна психология, которой руководствовались наши спортивные начальники. Понятия «возрастной ценз» не существует ни в одной стране. Ни в одном виде спорта. Горди Хоу играл в 45 лет в НХЛ в одной пятерке со своими детьми. Меня же в 33 года списали, как немощного старика. Точно так же не дали выступить на четвертой Олимпиаде гребцу Вячеславу Иванову. Пусть он нарушал режим, был неудобным, в конце концов ему это не мешало показывать результат. Я сам был далеко не ангелом, позволял себе многое. И поздно прийти, и выпить... ...И все ж таки не думал, что отказаться от спорта будет так тяжело. Самое обидное, что мечта была абсолютно реальной. Я не видел ни единой причины, которая могла бы мне помешать попасть в команду. Кроме одной. Как только я начал уделять больше время тренировкам, это стало сказываться на производстве. Сначала мне казалось, что сумею спланировать работу и выкрою время. Но потом выяснилось и другое. А именно – что серьезно подготовиться к выступлению в России просто невозможно. Слишком жалкое существование влачит у нас конный спорт. Можно было бы, наверное, обратиться к частным коневладельцам, но и они слишком разрозненны. К тому же у большинства из них непомерно большие амбиции. Когда я лошадей искал, все существующие российские конезаводы объехал. И понял, что классных спортивных лошадей в России просто нет. Начкон ведущего Кировского конезавода в то время, как раз перед Олимпиадой, ездил в Германию, я его провожал вместе с главным тренером по конкуру Борисом Кузьминым, а потом встречал. Вернувшись, он плакал. Потому что увидел такое отношение к конному делу, какого у нас нет и неизвестно когда будет… Поэтому я и был вынуждене принять решение отказаться от своего замысла. - И решил стать вице-президентом федерации конного спорта? - Все получилось, в общем-то, случайно. Мы с вице-президентом Олимпийского комитета России Геннадием Алешиным поехали поддержать Елену Петушкову на выборах в президенты федерации конного спорта. И в ходе этих выборов мне вдруг предлагают стать вице-президентом. Я растерялся даже. Но сказал: «Забот у меня в принципе и своих хватает, но обещаю: вам в тягость не буду». Почему-то у некоторых это очень болезненную реакцию вызвало: «Зачем вам это нужно? Какого черта вы, Александр Иванович, вообще к нам лезете? Занимались бы своим биатлоном…». Вот я и разозлился. И пообещал прилюдно сделать такой клуб, который через два-три года будет лучшим в стране. Хохот стоял в зале сильный. Но ведь сделал. К тому коню, что от Отарика остался, мы купили Устава – для детей. Я считал, что начинать что-то развивать надо с детского уровня. Клуб тогда располагался в конюшне великого Насибова, который на Анилине выиграл три приза Триумфальной арки. Один такой приз стоит миллионы. Насибов же в качестве приза получил мотоцикл «Урал». Не имел ни одного лишнего квадратного метра жилплощади. Только конюшню, со старыми поилками для лошадей и даже без туалета. Одно из первых соревнований, которое я провел, был «Приз Насибова» – правда, по конкуру, не по скачкам. Но сначала отремонтировал всю конюшню, денники поставил, баньку сделал, тренерскую комнатку, наверху чердак очистил и устроил четыре комнаты-раздевалки для детей. Ко мне Толя Фатеев пришел 13-летним пацаном, стал чемпионом Москвы среди взрослых. Закончил школу, поступил в Тимирязевскую академию. Хотя несколько лет назад таким хулиганом был, мама с бабушкой не знали куда от него деваться. И ведь не его одного наш клуб увел от улицы, наркотиков, от всего прочего. У меня дети никогда не уезжали летом в отпуск с родителями - все свободное время проводили на конюшне. Круглый год. У родителей в голове не укладывалось: каникулы, а мои с утра до ночи возле лошадей. Сколько счастья было, когда коневозку купили шикарную… Успеваемость у всех была просто сумасшедшая. У меня педагогика простая: как только в школе двойка - тачку в зубы и навоз из конюшни вывозить. Мишка Сафронов, который в 2000 году абсолютным чемпионом России стал, пришел из ЦСКА. Когда мне посоветовали взять его в клуб, я лично разговаривать поехал. Захожу в каморку без окон, он лежит на топчане – взъерошенный весь, в прапорской робе, спит. Поднял его, все объяснил. Он лишь один вопрос задал: - Александр Иванович, а лошадь будет? - Будет. И не одна. - Я вам верю… Он же и подсказал, что есть лошадь, которую хорошо бы купить. Затравленная, запуганая, избитая, но в порядок привести можно. Я ее выкупил. Перед тем, как меня арестовали, в конюшне было уже больше сорока лошадей. Однажды позвонил в Санкт-Петербург, пригласил в клуб Ивана Михайловича Кизимова, олимпийского чемпиона по выездке. Мужик потрясающий. Рассказчик прекрасный, интеллигент до безобразия. Встретил его на Ленинградском вокзале, привез на конюшню. Вошел как обычно: «Где тут мои легавые? Катьки, Маньки, Федьки, Петьки». Лошади как начали ржать, в денниках заметались, на голос реагируют. Кизимов аж в лице переменился. Ко мне поворачивается: - Можно мы выйдем обратно? Я не понял сразу что случилось. - Что такое? – спрашиваю. - Ну пожалуйста, давайте выйдем. Вы можете еще раз зайти? Так, как всегда в конюшню заходите? - Я так и зашел… - Ну пожалуйста, зайдите еще разок. Я плечами пожал, снова дверь открываю: «Ну где здесь мои легавые, соскучились? Давно я вас не видел». Все двадцать шесть голов как начали ржать, дух захватывает. Оборачиваюсь, а у Кизимова слезы текут: - Александр Иванович, я с одиннадцати лет на лошади, всю сознательную жизнь с ними рядом, Олимпиаду выиграл, но ни одна из лошадей на мой голос не откликалась. Читал, что такое бывало. Что графа Орлова лошади на конюшне узнавали, но никогда не верил. Считал, что для красного словца написано… Как жалко клуб, ты представить не можешь… Если задуматься, конный спорт – не такой уж дорогой вид спорта. У всех давно свои лошади, свои коневозки. Единственное, что требуется - найти конюшню и собрать всадников. Со своими лошадьми. Чуть-чуть помочь. Я ведь тоже не сам все для клуба делал – были спонсоры. Помогали покупать лошадей, проводить соревнования. Но делали это лишь потому, что видели: эти деньги не кладутся в карман Тихонову. Сейчас все это перешло ипподрому. Там сейчас Жуковский правит, который до этого руководил армейским манежем и разве что прапорщиков своих не продал. Все остальное разрушено. Выращивают каких-то лошадей на продажу. С ипподрома даже инвалидов выгнали. Жуковский продал, точнее – сдал в аренду в Германию - знаменитого жеребца Принца. Каждая вязка с ним там стоит порядка трех тысяч долларов. А в России жеребят от Принца нет вообще. В Германии очень много наших конников, многие – мои старые друзья. Когда сам в Австрии оказался, они меня мгновенно нашли. В Оснабрюке, в Буклойе обосновались целые колонии россиян. Тимченко, тот самый, который на Принце когда-то прыгал, уже больше десяти лет в Германии живет - выиграл все турниры Гран-при, которые только разыгрывались. Сафронов в Австрии… - Откуда в тебе столько талантов? - Что-то, видимо от отца. Он был чемпионом района среди учителей, я гордился им безумно. В деревне отец все соревнования выигрывал на лыжах. Я же очень прилично по тем меркам играл в хоккей. Не смотря на то, что маленький, очень устойчиво на земле себя чувствовал. До сих пор помню, как соревнования устраивали в деревне. Идет хоккейный матч, делаем перерыв между периодами, я снимаю форму, надеваю лыжные ботинки, выигрываю гонку на 5 км , снова переодеваюсь в хоккейную форму и выхожу на лед. А вот с конным спортом не получилось…
|
Биатлон - 
