|
|
|
|
|
|||
Выдающийся тренер - это диагноз. Такие люди неуживчивы и резки, всегда имеют собственное мнение и прекрасно знают себе цену. Оттого и неудобны. Александр Грушин 10 лет возглавлял главную лыжную команду страны. Но на Играх в Турине его спортсмены впервые за много лет остались без медалей. А теперь из грушинского «Сатурна» ушли сразу несколько лидеров. Таким образом, один из лучших тренеров мира на старте нового олимпийского четырехлетия оказался, по сути, вне игры. Впрочем, разговаривали мы с Грушиным не об этом. А о том, что же такое жизнь тренера. - Александр Алексеевич, вы захватили еще советскую эпоху спорта. Когда было сложнее работать - тогда или сейчас? - Добиваться результата сложно всегда - и во всех видах спорта. Но сейчас сам подход к спорту стал иным. При советской системе работы нам ставились более жесткие рамки и условия. Например, никто не мог стать с бухты-барахты главным тренером сборной страны. Надо было пройти определенные ступени развития, и это, на мой взгляд, было правильным. Любая деятельность должна быть подкреплена соответственным уровнем знаний. Сейчас наш спорт, с моей точки зрения, представляет собой хитроумнейшее сплетение общественных и государственных организаций, где никто ни за что не отвечает и все хотят порулить. Грань между хорошим специалистом и не очень хорошим просто стерта - ее не существует. Главное - ты должен быть угоден и удобен руководству. Знания и опыт отодвигаются на второй план. Когда я единолично - после Игр-88 в Калгари - возглавил сборную команду страны, все равно находился под опекой достаточно авторитетных людей. Прежде всего Виктора Иванова, Бориса Быстрова. Вроде бы у меня было неограниченное поле деятельности, три спортсменки - Вида Венцене, Тамара Тихонова и Светлана Нагейкина (ее личным тренером считался Иванов, но тренировалась она у меня в группе) - стали в Калгари олимпийскими чемпионками. И тем не менее вся моя деятельность контролировалась. Иногда этот контроль носил характер дружеских советов, рекомендаций, а иногда меня просто ставили в определенные рамки. Так продолжалось до тех пор, пока эта компания не посчитала, что я уже достаточно оперился и могу идти в самостоятельное плавание. Чтобы вы поняли, какова была мера ответственности, приведу такой факт: свою программу подготовки на четырехлетие я был обязан расписать по дням. И защитить сначала у себя в отделе лыжных гонок, затем - в управлении зимних видов спорта и только после этого - на коллегии Госкомспорта. Помимо руководства и тренеров на коллегии присутствовали и представители науки. Они, как правило, были узкими специалистами, но в своих областях досконально владели всей информацией. Один - методикой тренировок в высокогорье, другой - развитием силы и скоростной выносливости и так далее. Каждый из них мог задать любой вопрос. И на все эти вопросы я обязан был ответить. Были вопросы, которые казались попросту идиотскими. Например, меня могли попросить подробно рассказать, чем именно будет заниматься команда на первой, второй и третьей тренировках с 10-го по 15-е число того или иного месяца. И только потом, много лет спустя, я понял: все, что по молодости казалось мне дикостью, было на самом деле основой той самой советской школы, которая даже сейчас выше любой другой на голову. - Вы всегда работали с большой группой гонщиков. Наверняка видели: то, что подходит одному, категорически не годится другому. Как же выходили из положения? - План определяет направление. Дорогу в наше, так сказать, светлое спортивное будущее. А внутреннее содержание должно быть разным в каждом конкретном случае. Согласитесь, что можно давать одно задание, но ставить при этом совершенно разные задачи. Приведу лишь один пример: у меня в течение довольно длительного периода рядом со взрослыми тренировались и юниоры. И работали они совершенно по другим методикам. Сейчас наметилась интересная тенденция. Приходят, допустим, в сборную десять человек, и двое из них позже выигрывают Олимпийские игры или чемпионат мира. Вроде бы все замечательно. А то, что восемь исчезло, что за этими двумя - провал, никого не волнует. Мол, издержки производства: лес рубят - щепки летят. А я не хочу, чтобы у меня летели щепки. Хочу, чтобы люди, если уж ко мне идут, знали, что я тот самый человек, который за них отвечает. И за результат отвечает. Естественно, не всем дано стать олимпийскими чемпионами. Но мне всегда было важно, чтобы тренеры, отдавая мне своих спортсменов, были уверены в том, что отдали их в бережные, надежные руки. Я ведь никогда не бросал людей. Не бросаю и сейчас. - Но ведь случались и ошибки. - Да. Например, одними из наиболее сложных для меня стали Игры-92 в Альбервилле. В тот год в олимпийскую команду попали три гонщицы - Подмазо, Корнеева и Мартынова, которые проходили подготовку не со мной. Причем я сам в какой-то степени был виноват в том, что так случилось. После всех предыдущих успехов у меня не то чтобы началась звездная болезнь, но я несколько «поплыл». Уверовал, что все могу, что мне все прощается. Оказалось - нет. Жизнь ведь очень быстро все расставляет по местам. И уже на отборочных стартах в Санкт-Петербурге я понял, что допустил слишком много мелких ошибок. Поскольку Мартынова выиграла чемпионат страны, не ставить ее в Альбервилле на гонку я не имел права. И она заняла четвертое место среди наших спортсменок, при этом проигрыш третьему результату составил более минуты. - Получается, Мартынова «сыграла в отбор»? - Именно. То же самое произошло и с двумя другими. Разница лишь в том, что они в Альбервилле даже не вышли на старт. - Почему же тогда вы считаете ту историю собственной неудачей? - В тот момент наша команда была настолько сильной, что сам факт, что моих спортсменов кто-то обыграл, стал для меня сильнейшей оплеухой. Переживал тогда долго. Немножко успокоило то, что все, кто в итоге поднялся в Альбервилле на пьедестал, готовились со мной. - Как вам удавалось сдерживать антагонизм, который всегда существовал, например, между Любовью Егоровой и Еленой Вяльбе? - Такой антагонизм в индивидуальных видах спорта был всегда. Возьмите итальянскую команду. Стефания Бельмондо и Мануэла ди Чента. Две величайшие спортсменки. Но знаете ли вы, что они даже в одной гостинице никогда вместе не жили? Мне было, возможно, несколько проще, потому что все, кто у меня тренировался, приходили ко мне совсем юными. И когда вырастали в звезд, я знал, как ими управлять. Мог прикрикнуть, гаркнуть, кого-то похвалить - но всегда чувствовал некие внутренние связи. Вожжи, что ли. Это очень сложный процесс. Приходилось постоянно что-то придумывать, как-то выкручиваться. Естественно, были и несогласные, и обиженные. Уходили от меня, приходили снова... Те же Лена Вяльбе, Лариса Лазутина... Ни в коем случае нельзя считать, что результат делал я один. Вся страна, если разобраться, работала на нас. Естественно, в этой среде находились люди, которые по своему характеру были гораздо мягче, добрее и приятнее, чем я. Когда ни за что не отвечаешь, быть добрым легко. Тем, кто на вторых позициях, многое прощается. А на работе главного всегда сконцентрировано внимание. И уж тем более - на его ошибках. Естественно, ошибки были и у меня. Но даже при этом в плане достижения результата я чаще оказывался прав. - Среди тех, с кем приходилось работать, были неудобные для вас? - Практически все. У большинства талантливых людей крайне тяжелый характер. Например, когда от меня ушла Вяльбе, она тем не менее продолжала тренироваться в сборной команде страны - у Николая Зимятова. Приходилось многое терпеть. Иногда зубами скрежетал, но сказать Зимятову или Вяльбе, что они вообще не должны рядом со мной работать, было бы верхом глупости. Ничто никогда не будет так стимулировать достижение результата, как конкуренция. Эту конкуренцию можно очень грамотно регулировать. Системой управления, системой отбора. Но ставить вопрос так, как это делается сейчас - мол, все, кто не в сборной, пошли вон, - величайшая глупость, которая отбросит наш спорт еще на несколько шагов назад. - Так получилось, что лыжи считаются одним из самых «скользких» видов спорта в плане запрещенной фармакологии. Вам не кажется, что вся борьбас допингом в том виде, в котором существует сейчас, - некое чудовищное лицемерие. Мне до сих пор, например, не понятно, почему в 1997-м Любовь Егорову сделали чуть ли не врагом народа за ерундовую таблетку бромантана, а в 2002-м Ларису Лазутину и Ольгу Данилову отстаивали всей страной, хотя их вина была куда более существенной. - Я не берусь однозначно ответить на ваш вопрос. С какими-то вещами бороться, безусловно, надо. Хотя случай с Егоровой - чистейшая глупость. - Тем не менее именно эта спортсменка оказалась наказанной наиболее жестоко. - Надо знать Любу. Она по своему характеру довольно замкнутый человек. Если бы была более общительной, то, думаю, многие грани того скандала не оказались бы настолько острыми. Когда человек молчит, не может себя защитить, на него можно повесить все, что угодно. Вот и получилось, что из-за своего характера Егорова оказалась самой несчастной гонщицей за всю историю лыж. Все свои олимпийские медали она получила совершенно заслуженно, я-то знаю. И несмотря на это, на нее спустили всех собак. Зарыли заживо. У меня с Любой свои отношения, которые не всегда были простыми, случалось много конфликтов. Но из всех спортсменок она до сих пор стоит особняком. Как и Лена Вяльбе. А вот что касается Даниловой и Лазутиной, то, знаете, я даже не стал бы их защищать. По крайней мере так, как это пытались делать. Из-за того случая весь сыр-бор в лыжах и начался. - Что вы имеете в виду? - Поймите правильно: и Лазутина, и Данилова всей своей жизнью в лыжном спорте заслуживают колоссального уважения. Но когда я захожу в Росспорт и слышу, как там обсуждается программа награждения людей, которых дисквалифицировали на Олимпийских играх... Это же вызов мировой общественности. Мы не в состоянии отстоять своих спортсменов, но одновременно с этим показываем, что нам на весь мир наплевать. - Я хорошо помню вашу фразу о том, что виновные в этом скандале должны понести наказание. В итоге виновных не оказалось. Хотя мне, например, известно, откуда взялся дарбопоэтин в Солт-Лейк-Сити. - Мне тоже. - Я также в курсе, кто наиболее активно занимался рекламой этого препарата. И мне кажется, что в этой ситуации Лазутина и Данилова просто слепо доверились весьма авторитетным людям. - Давайте тогда уж начнем с того, что вся программа по дарбопоэтину велась с разрешения спортивных руководителей. И даже не с молчаливого их одобрения, а при четком и ясном понимании того, о чем идет речь. И была санкционирована на еще более высоком уровне. Иначе, наверное, на заключительный предолимпийский сбор в Австрию вряд ли приехали бы определенные люди - не за свой же счет они приобретали препарат и оплачивали эту поездку? - Подождите, но ведь это былаи ваша команда? - Уже нет. Я в тот период работал с мужчинами. - А если бы были главным тренером? - То как-нибудь сумел бы объяснить, что я не ПТУ заканчивал. И прекрасно знаю, что происходит в мире фармакологии. Что можно применять, что нельзя. Не говорю, что у меня крылышки из-под лопаток растут, но чем надо было думать, чтобы проводить подобные эксперименты за границей? Ведь не только этих девчонок опозорили на весь мир. Вылили корыто дерьма на Россию, на всех тех специалистов, которые работают в лыжных гонках. Я даже не знаю, как это назвать - тупостью, скудоумием... Это же надо вообще ни в чем не разбираться, чтобы допустить такое! - А при чем здесь Австрия? Ведь там никто не попался? - Ошибаетесь. Первый звоночек прозвенел именно там. Как раз поэтому Наталья Баранова не выступала в Солт-Лейк-Сити. Хотя положительные пробы уже тогда были не только у нее. Просто некоторых простили. - От одного уважаемого мною специалиста в области спортивной фармакологии я слышала, что звезды мировой величины негласно обладают неким статусом неприкосновенности. И что даже в случае положительной допинг-пробы делается все возможное, чтобы скандала не случилось. - Это действительно так. Могу сказать вам абсолютно точно: если кто-то из звезд «засвечивается», делу никогда не дают ход сразу. Это касается и наших спортсменов. - А как же теория всемирного антироссийского заговора, которую так любят некоторые российские спортивные руководители? - Бред. Кто за нами охотится? Кому мы нужны? Ловить русских звезд точно так же невыгодно, как любых других. Если спортсмен задействован в скандале с допингом, это ударяет прежде всего по престижу его вида спорта. Не важно, кто именно уличен: русский, норвежец или кто-то еще. Мы же вешаем лапшу на уши всей стране: мол, мы хорошие, а нас обижают. И продолжаем это делать. - Прекрасно понимаю, что должны были чувствовать в Солт-Лейк-Сити вы - человек, положивший почти два десятка лет на создание лыжной славы России. Но когда в самолете оказались на грани жизни и смерти из-за открывшейся язвы, неужели не задумались: оно того стоит? - Как раз та история и заставила меня понять, что вся моя работа, равно как и работа множества профессионалов, увы, никому не нужна. До этого для меня превыше всего были понятия престижа Родины, чести. А сейчас... Поймите, я ни от кого ничего не требую. Умеешь работать - работай. Но если не умеешь - отойди, не мешай. Иди туда, где ты в чем-то разбираешься. - Получается, после Солт-Лейк-Сити вы просто потеряли интерес к дальнейшей работе в сборной? - Абсолютно. - Значит ли это, что ваша инициатива по созданию в Рыбинске клуба «Сатурн» была просто продиктована желанием оставить после себя в лыжах что-то существенное? - Понимаете, в чем дело... Если бы в свое время мои девчонки не ездили в Остров и целое лето там не сидели, возможно, базы - в том виде, в котором она существует сейчас, - не было бы до сих пор. Но мне хотелось, чтобы такая база была именно в России. Особенно когда началась перестройка и все стало рушиться. Когда мне предложили сделать клуб в Рыбинске, я согласился по той же причине. Хотелось создать клуб, в котором были бы собраны люди, болеющие за свое дело, чтобы таким образом заложить базу развития лыжного спорта на многие годы вперед. Тем более что для этого появились определенные финансовые возможности. До сих пор помню, как попал туда впервые. Меня привезли местные руководители, показали место, сели в свои авто и уехали. Я походил по лесу, выбрался на дорогу по пояс в грязи и болотной жиже, снял джинсы, прополоскал их в речке, сел в машину и в трусах поехал в Москву. За два с половиной года на базе клуба была создана целая структура. Задействована вся система образования - гимназия, колледж, филиал университета, - не было только школы-интерната. Четыре наших спортсмена выступали на первенстве мира среди юниоров. Еще четверо - на молодежном первенстве. Столько же - на Олимпийских играх. Может ли хоть одна территория - я уже не говорю про спортивный клуб - похвастаться такими результатами? И где? В Рыбинске! Я не обольщался, ни от кого не ждал благодарности. Ждал разве что понимания. Но очень быстро осознал, что все это тоже никому не нужно. Когда в начале этого сезона 10 человек из клуба были приглашены в сборную, я пришел в федерацию лыжного спорта и попросил, чтобы наши тренеры получили возможность продолжать работу со своими спортсменами в рамках сборной. Даже не за счет федерации, а за деньги клуба. Сказал, что мы при этом никоим образом не намерены влиять ни на сроки, ни на места проведения сборов, более того, гарантируем весь свой творческо-технический потенциал нацелить на сборную команду страны. И услышал, что федерации это не нужно. - Что вы намерены делать теперь? - Пока не знаю. Все, что касается системы пошаговой подготовки с самого юного возраста, в клубе, конечно же, останется. И детская школа, и молодежная команда. Мне хотелось, чтобы на этой базе определенную школу прошли и тренеры. Но получается, что мои идеи, если судить по результату в Турине, сейчас потерпели крах. Сам виноват. Слишком рано отдал людям бразды правления. Намечал некое общее направление, отходил в сторону - и наблюдал. А надо было поступать точно так же, как поступали когда-то мои учителя. Держать ситуацию до последнего в своих руках, обеспечить некую гарантию результата, и только в последний момент отойти в сторону. - Не жалеете, что в свое время отказались подписать контракт и уехать работать за границу? - После Игр в Нагано чуть было не уехал. Уже были оговорены деньги, условия. Оставалось сделать последний шаг - поехать в Австрию и официально подписать бумаги. Домашние в последний момент отговорили. В этом году тоже предлагали - после Олимпийских игр. Знаете, возможно, слишком громко или патриотично звучит, но... Не хочу. Дома лучше. Да и поздно, наверное, об этом думать. 2006 год
|
Лыжные гонки - Тренеры 
