Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В Москву Александр Большунов собирался, как в дальний поход: багажник и все заднее сиденье его олимпийского БМВ почти до потолка было забито вещами, сквозь которые салон во всю длину пронизывали лыжи.

— Лыжи-то вам сейчас зачем? — не удержалась я от вопроса, когда мы с Большуновым встретились возле останкинского телецентра.

— Закатываться, - последовал ответ. - Знать бы ещё только — где...

— Ваша страничка в Википедии до такой степени изобилует цифрами, что не сразу удается выделить что-то более главное. А как к собственным достижениям относитесь вы сами? Какие гонки особенно выделяете в плане результата или каких-то ситуаций, которые случаются на лыжне в ходе гонки?

— Все подобные ситуации живут недолго, максимум до вечера. Потом начинается новый день, и все мысли начинают крутиться уже вокруг результата. Если он есть, значит, я правильно тренировался, правильно подводил себя к старту. В начале этого сезона после пятого места в Руке у меня было очень много мыслей на эту тему: правильно ли я все делаю? И как должен работать, чтобы такое больше не повторилось?

— Свою первую олимпийскую бронзу вы завоевали в Пхенчхане в спринте, где стартовали, если верить вашим интервью того периода, вообще не думая ни о каких медалях, а исключительно с тем, чтобы «продышаться».

— Не совсем так. О медали я конечно же думал. Понимал, что спринт - это «мой» вид, и я конечно же должен там бороться за место в тройке. Но продышаться мне действительно было нужно, поскольку Играм предшествовала довольно длительная болезнь и в тренировках я не мог понять, насколько готов выступать и могу ли реально на эту медаль рассчитывать.

— Тогда вам было проще, чем сейчас?

— Сейчас намного больше давления. Очень много давления было на чемпионате мира в Зеефельде на 15 километровой дистанции, ведь до того, как туда приехать, я выиграл две «пятнашки» точно. Поэтому и ожидания были высокими. Мои собственные — в том числе. Но ничего из этого не получилось. Там я и понял, что лучше вообще ничего не ждать от соревнований заранее. А готовиться и показывать результат.

— Олимпийский чемпион Лиллехаммера Владимир Смирнов, который на тех Играх дважды стал вторым, рассказывал, что одна из тех «серебряных» гонок, где он проиграл норвежцу Бьорну Дэли по фотофинишу стала наиболее драматичной в его карьере, хоть и принесла ему больше дивидендов в плане рекламы, чем иное золото. В вашей карьере что-либо подобное по накалу драматизма случалось?

— Здесь далеко даже ходить не нужно: «тридцатка» на Ски-туре, которую я проиграл из-за того, что как-то все сошлось: и неправильный выбор лыж, и погода. Очень было обидно и сильно в душу запало. По моим ощущениям после той гонки мне больше человек в интернете написало, чем когда-либо.

— Вы трижды были вторым на Играх в Пхенчхане и еще четыре раза — на послеолимпийском чемпионате мира. Про какую из завоеванных на этих соревнованиях наград могли бы сказать, что это выигранное серебро, а не проигранное золото?

— Мне кажется, что так можно говорить только про медали личных гонок. Серебро на олимпийской дистанции 50 км - это однозначно проигранная гонка. То же самое могу сказать про чемпионат мира. Два раза я именно проиграл золото, а не выиграл серебро.

— Там же в Зеефельде вы сказали, что борьба должна быть красивой. Что имели в виду?

— Для меня интересно не просто быстро бежать, а может быть даже поговорить с соперником в том же масс-старте. С Йоханнесом Клебо так однажды было. Мы бежали 34 км, я предложил ему попить из своей фляги, он тут же предложил мне свой напиток.

— Вас разве не учат тому, что пить из чужих бутылок нельзя?

— Понятно, что нельзя. Но мы ж ради прикола... Понятно, что Клебо отказался, но чего ж было не предложить? Заодно показать Йоханнесу, что мне не тяжело на дистанции, еще и пошутить могу.

— Когда вы только начинали гоняться в серьезных компаниях, не испытывали неловкости в гонках с массовым стартом от того, что тебя все толкают, надо бы жестко ответить, а вроде как неловко - по отношению к лидерам.

— Если так думать, то можно вообще на старт не выходить. Да и кто такой - лидер? Им, если разобраться, может стать кто угодно. Каждая гонка способна сильно поменять ситуацию в этом плане.

— Поскольку сейчас лидером являетесь вы сами, не думаю, что не испытывали на своей шкуре, что такое, когда на тебя идет охота на лыжне.

— Такое тоже бывает. Для меня такая ситуация даже создает определенный комфорт: допустим, вся сборная Норвегии пытается обыграть меня, а я в свою очередь хочу обыграть их всех в одиночку, несмотря на то, что мне пытаются перекрывать дорогу. Поэтому стараюсь уйти вперед: если кто хочет, пусть догоняет.

— Когда вы впервые почувствовали, что становитесь объектом охоты?

— Это всегда происходит, как только начинаешь выигрывать какие-то серьезные гонки. Сам я вообще не придаю значения таким вещам. Каждая гонка начинается с чистого листа - я так привык. И лидером себя не считаю.

— Не готова поверить. Ваш тренер Юрий Бородавко сказал год назад: «Саша поставил перед собой цель быть лучшим из лучших и будет к этой цели идти».

— Цель — это другое. Если бы я такую цель перед собой не ставил, то и тренироваться было бы ни к чему.

— Но на старт-то вы все равно выходите с достаточно тяжелым грузом чужих ожиданий на плечах.

— На это я просто не обращаю внимания. Главное, чтобы не мешали тренироваться и выступать.

— Норвежцы мешают?

— В последней гонке вообще сказал бы, что они приняли меня за своего.

— В чем это выражалось?

— Например, в том, что не стали работать на Клэбо. Могли его дождаться, помочь отыграть у меня достаточное количество очков.

— Есть соображения, почему норвежцы не сделали этого?

— Мне кажется, все дело в том, что гонка проводилась у них дома. Если бы все стали снова работать на Клэбо, мне кажется, им не простили бы этого свои же болельщики. Вот, видимо, и наступил тот момент, когда каждый стал работать только на себя. А может быть сыграли свою роль слова Вегарда Ульванга, который как раз перед той гонкой дал интервью, где прилично раскритиковал новежскую тактику ведения борьбы.

— С Ульвангом вы знакомы?

— На Ски-туре и познакомились. Даже сфотографировались втроем перед полуфиналом. Я, Ульванг и старший тренер сборной Норвегии Эйрик Носсум.

— Не знаю, известно ли вам, что с Ульвангом в годы своих выступлений очень дружили Владимир Смирнов, Алексей Прокуроров. Ездили друг к другу в гости, организовывали вылазки в горы, совместные тренировки.

— У меня осталось ощущение, что Ульванг — очень хороший человек. В Осло перед 50-километровой гонкой за день до старта я проводил тренировку и на трассе догнал Ульванга — он просто вышел с приятелем покататься. Мы перекинулись несколькими словами, я посетовал, что снова будет плохая погода, он руками развел: мол, извини... Мы проехали бок о бок метров 500, Вегард даже попробовал ускориться в подъем вместе со мной.

— Прокуроров объяснял свою любовь к совместным тренировкам тем, что Ульванг - настоящий работяга. Есть ли среди ваших иностранных соперников лыжник, с которым вы с удовольствием поработали бы вместе на лыжне?

— Я ведь большей частью тренируюсь в одиночку. И на лыжах, и на роллерах. Наверное, можно было бы потренироваться с Йоханнесом, но максимум - на каком-то из сборов. Мне вообще комфортнее быть на лыжне одному.

— Работать в одиночку способны немногие лыжники. Тот же Смирнов рассказывал, что наиболее сложным для него перед Играми в Лиллехаммере было то, что три года он работал, не имея никого рядом.

— Это и правда тяжело. Но я привык. Могу провести совместную тренировку с тем же Алексеем Червоткиным, на которого я ориентировался, когда года четыре назад попал в группу Юрия Викторовича Бородавко, но длится это, как правило, недолго, кто-то один всегда отстает. Со мной тяжело работать. Я, например, не могу пойти в кросс-поход просто так, чтобы идти спокойным шагом. Все равно держу довольно высокий темп. Ребята об этом знают, поэтому и сами не горят желанием тренироваться со мной в одной связке.

— Ваш отец рассказывал после Олимпиады, что в детстве вы всегда у всех выигрывали, чем бы ни занимались. Для вас было до такой степени принципиально во всем быть первым?

— Скорее, это получалось само собой.

— Но ведь сейчас вы точно так же стремитесь обыграть всех не только на трассе, но и в тренировочной работе.

— Да, постоянно. Хочется не только соперников, но и самого себя обыграть. Каждый раз, когда я возвращаюсь с тренировки домой, мне бывает сложно отделаться от чувства, что я недоработал.

— А на шпагат сесть можете?

— Нет, но стараюсь. Растяжка - это самый лучший способ восстановить мышцы после тяжелых нагрузок. Хотя для меня тянуться сложнее, чем даже самую тяжелую тренировку провести.

— Сейчас многие известные спортсмены уделяют достаточно много времени вопросам собственной узнаваемости и раскрутки в интернете. Вы сколько-нибудь озабочены подобными вещами?

— С одной стороны, это вроде бы и нужно, а с другой — не уверен. Когда серьезно занимаешься спортом, нужно очень четко для себя решить: либо тут, либо там. Я предпочитаю не распыляться.

— Поэтому вас так сильно угнетает ваша нынешняя медиа-популярность?

— Для меня это период, который нужно просто пережить. Проще бывает провести полноценную тренировку в лесу, чем на интервью сходить.

— Алексей Прокуроров как-то заметил, что лыжные гонки -— это один из наиболее безобидных в плане травм видов спорта. Согласны?

— Не уверен, что это так. Смотря с какой стороны посмотреть. На спуске можно так улететь, что потом себя не соберешь.

— Какая из лыжных дисциплин лучше всего отражает ваш характер?

— Любая разделка. Там ты борешься сам с собой. Вышел один — и один бежишь. Победишь себя, значит, победишь и остальных тоже.

— Кто из соперников способен заставить вас совершить на лыжне невозможное?

— Йоханнес, только он. Все же в спринте он лучший. Это у меня в голове постоянно сидит, когда я тренируюсь. Ради этого я даже готов работать в спарринге.

— Ощущения, что за тяжелейшими тренировками и бесконечными стартами жизнь проходит мимо, вам знакомо?

— Нет, такого со мной не бывает. Я точно знаю, чего хочу, и не готов менять свою жизнь на что-либо другое. Пока весь мой мир — это лыжные гонки. И мне это нравится.

— Условный возрастной рубеж, после которого вы станете задумываться об окончании карьеры, у вас имеется?

— До сорока лет я не готов бегать точно. Но как будет складываться моя дальнейшая карьера, сказать сейчас не могу.

— Хоть когда-нибудь вы допускали для себя возможность выступать за какую-то другую страну?

— А если вдруг сложится так, что российские спортсмены окажутся лишены возможности выступать на международных стартах под своим государственным флагом?

— В этом плане я сторонник того, чтобы решать проблемы по мере их поступления. Скажу вам честно: перед Олимпиадой в Пхенчхане я вообще не сильно заботился по поводу того, под каким флагом буду выходить на старт. Я даже об Олимпийских играх не думал — гораздо больше меня волновала необходимость выздороветь. Болел я в тот сезон очень сильно.

— Ваша коллега, чемпионка мира Антонина Ордина, выступавшая несколько лет за Швецию, рассказывала мне, что в этой стране очень популярен принцип «Йенте Лаге» — так назывался популярный роман о жителях города, которые постоянно следили друг за другом, чтобы кто-то не дай бог не выделился из общей массы. И что даже в спорте принято считать, что ты должен быть, как все.

— Я тоже так считаю, кстати.

— Но ведь чемпион — это человек, который по определению не может быть, как все. И вы, как мне кажется, не можете этого не понимать.

— Я не про спорт сейчас говорю, а про человеческие качества. Да, ты можешь быть сильнейшим в гонке, но сойдя с пьедестала медаль хорошо бы снять. Корону — тем более.

— Знаю, что вы планировали принимать участие в чемпионате России в Тюмени до того, как он был отменен, и, честно говоря, не очень понимаю, зачем нужен этот старт спортсмену, завершившему сезон столь впечатляющим образом? Точно так же не понимаю, зачем вам сейчас продолжать тренировки вместо того, чтобы отправиться на отдых?

— Соревнования мне сейчас не слишком нужны, тем более что сезон в этом плане получился очень насыщенным. Но несмотря на это желание выступать никуда не делось: я реально хотел стартовать в Тюмени. Тем более что последние этапы Кубка мира у нас тоже отменили. И вот это ощущение скомканности внутри сидит и доставляет ощутимый дискомфорт. Надо хотя бы дней десять спокойно покататься, чтобы восстановить организм.

— Ситуация с коронавирусом и отменой части стартов сильно поменяла ваши планы на конец сезона?

— Конечно. Понятия не имею, когда теперь вернусь домой, где и как получится организовать тренировки. Поэтому и вожу с собой в машине все, что может мне понадобиться.

— И гречку тоже?

— Вот её забыл взять.

— И где же намереваетесь кататься?

— Не знаю. Реально — не знаю. Снега, похоже, нет нигде. Дома в Подывотье у нас его этой зимой вообще, считайте, не было.

— Есть какое-то место на земном шаре, где вы особенно любите тренироваться?

— В Малиновке. Там трасса сложнейшая, подъемы по 300, по 500 метров. В том же Квебеке таких трасс и близко нет.

— С финансовой точки зрения, вы — защищенный человек?

— Не сказал бы. Но я думаю в этом направлении. Стараюсь уже сейчас определить, как и что будет дальше. Варианты есть.

— Принято считать, что лыжи — не тот вид спорта, где можно заработать много денег.