Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Ее спортивная карьера в российской сборной была не слишком продолжительной, но запоминающейся: потрясающе красивая победа в гонке преследования в 2009-м в Антхольце и почти сразу после этого - золото чемпионата мира в невероятно драматичной по сюжету эстафете Пхенчана, где Анна тогда еще Булыгина довела до инфаркта всю страну своей стрельбой на «стойке». Еще более драматичными стали для спортсменки Олимпийские игры в Ванкувере, где она не попала в эстафетный состав.

Последнее наше интервью со спортсменкой датировалось 2012-м годом и оставило у меня горькие воспоминания: после попытки оставить биатлон, Анна все-таки вернулась к тренировкам и выступлениям, но так и не сумела тогда понять зачем это сделала: спорт не приносил ей уже ни результатов, ни радости.

В ноябре 2016-го она впервые вышла на старт под другим флагом и другой фамилией.

В том самом ноябре, на этапе Кубка мира в Эстерсунде мы договорились с Анной обстоятельно поговорить о ее «новой» жизни - как найдется время. Оно нашлось спустя полтора месяца – в Антхольце: Фролина не попала в «масс-старт», в связи с чем и образовался свободный день. И на первую же мою фразу: «Почти ничего не нашла о вас в интернете за последние четыре года», собеседница рассмеялась: «Так я ни с кем из ваших коллег и не общалась. Не люблю о себе рассказывать».

- Хотите сказать, что при всей экзотичности вашего перехода под корейский флаг никто не пытался вытащить вас на разговор?

- Когда в сентябре 2015-го переход свершился, и об этом появилась информация в прессе, меня разумеется неоднократно просили прокомментировать случившееся. Но комментировать это я не хотела.

- Слишком много раз сталкивалась с тем, насколько у нас в России «жесткий» болельщик. И просто побоялась, что если начну говорить, в меня со всех сторон полетят камни. Наверное просто не была готова получить в свой адрес порцию публичного негатива. Услышать, что я предаю страну, которая меня воспитала, предаю флаг, интересы Родины - ну и так далее.

- Анна, остановитесь! Какое в этом предательство - по нынешним-то временам?

- Так ведь я сама в глубине души смотрела на свой переход именно так. Гимн, флаг – для меня это всегда значило очень многое, поэтому первоначально я вообще не понимала: как можно взять и с легкостью от своей страны отказаться. Это ли не предательство?

- Знаете, что больше всего удивило лично меня, когда я узнала о вашем переходе? Что вы не сделали этого на четыре года раньше. Говорю сейчас абсолютно серьезно, поскольку видела, что ваша спортивная жизнь полностью сломалась в 2010-м.

- Вы сейчас очень четко сформулировали то, о чем я много лет старалась вообще не думать. Это реально был слом. Я до сих пор не могу вычеркнуть тот период из своих мыслей. Не могу даже сказать, что Игры в Ванкувере и все, что за ними последовало, было какой-то временной неудачей, какой-то черной полосой, конца которой просто следовало дождаться. Я тогда именно сломалась. И понимала, что уже никогда не смогу собрать воедино все осколки.

Дело было ведь не только в олимпийской эстафете, в которую меня не поставили. А в Олимпиаде в целом. До сих пор когда я вспоминаю о ней, не могу выделить какое-то отдельное событие, которое случилось не так, как я хотела. Все это было, как снежный ком. И собираться он начал с первой же спринтерской гонки, где я стала четвертой.

- Многие могут только мечтать о таком результате.

- Понимаю. Просто тогда я стояла после финиша в стартовом городке, ожидая церемонии награждения - была почему-то абсолютно уверена в том, что на Олимпийских играх, как и на этапах Кубка мира, есть цветочная церемония, где награждают всю первую шестерку. А выяснилось, что награждают только троих. Но до меня это никак не доходило: я продолжала стоять, не понимая, почему все окружающие как-то странно на меня смотрят. Ну а потом, грубо говоря, мне просто указали на выход.

- Типа – иди отсюда, девочка, не путайся под ногами у призеров?

- Ну да. Именно в тот момент я очень остро ощутила, что такое «жизнь проходит мимо».

- То есть вы рассчитывали, что ваше место обязательно должно быть на пьедестале?

- Конкретно об этом я не думала. Скорее успела почувствовать в том же Антхольце в 2009-м, что могу бороться с сильнейшими на равных – мои скоростные способности вполне это позволяли. Просто в Ванкувере еще до первого старта я слишком сильно накрутила себя мыслями, что это – Олимпиада, что она бывает раз в четыре года, что второго шанса попасть на Игры мне может не выпасть вообще… А человека, который мог бы как-то выдернуть меня из этих размышлений, встряхнуть, привести в чувство, рядом просто не оказалось. Пасьют, где я прибежала шестой, а потом масстарт, где вообще непонятно как доковыляла, стали лишь следствием того невменяемого состояния. И получилось, что во всех своих бедах я оказалась виновата сама.

- Но ведь все равно рассчитывали, что вас поставят в эстафету?

- Рассчитывала. Просто когда не поставили, это не стало ударом – воспринималось лишь продолжением всех предыдущих бед. Как и все последующие этапы Кубка мира, где меня то ставили, то не ставили в состав, да и говорили за спиной не самые приятные вещи.

- Несмотря на все эти беды вы продолжали пытаться «сбивать лапками масло» подобно лягушке в банке с молоком?

- Я все-таки не случайный человек в биатлоне, люблю этот вид спорта, да и вся наша семья всегда меня поддерживала и всячески старалась помочь. Да что тут говорить, мы все – больные спортом люди. Просто я совершенно не понимала, как вывести себя из этого состояния, как вылезти из этой «банки».

- И тут появилось предложение со стороны Кореи.

- Таких предложений было несколько – из разных стран.

- Корейцы, надо думать, предложили наиболее выгодные условия?

- Скорее они предложили это тогда, когда внутренне я уже созрела принять решение. То, что в российскую сборную я скорее всего уже никогда не попаду, я понимала. Вполне отдавала себе отчет в том, что не отношусь к числу спортсменов, которых некем заменить, и что меня никто в команде не ждет. При этом мне очень хотелось выступать.

- Можно ли говорить о том, что сейчас вы получили все, чего хотели?

- Для начала я получила возможность планировать свою жизнь. Знаю, когда и где у меня тренировочные сборы, когда чемпионат мира, какие после него будут перелеты, какие дистанции предстоит бежать, на каких этапах. Однозначно стало меньше стресса нежели раньше, когда я понимала, что по итогам даже одной единственной гонки я могу как продолжить выступления на Кубке мира, так и вообще отправиться домой в Россию, не попав даже на этапы кубка IBU. Или даже выполнив все критерии отбора никуда не отобраться.

Я сейчас не жалуюсь и никого не виню, говорю лишь о том, что в России просто объективно сложилась такая ситуация: биатлонисток в стране много, все примерно равны по силам, все хотят попасть в команду. Взять даже гонку преследования в Оберхофе: мы какое-то время бежали по лыжне вчетвером: три русские девчонки и я – такая же русская, но выступающая за другую страну. Ни сзади никого, ни спереди. И все идут в одни ноги.

Я просто слишком поздно осознала, что в России, чтобы гарантированно попадать в команду, надо думать не о критериях отбора, а о том, чтобы быть на голову сильнее остальных.

- Сколько времени вам потребовалось на то, чтобы полностью восстановить кондиции после рождения ребенка?

- Я уходила в декрет не очень понимая, хочу вернуться, или нет. Сильно сомневалась в том, что смогу это сделать. Саму беременность воспринимала как период абсолютного счастья: честно говоря, мне лишь тогда удалось «отпустить» всю предыдущую ситуацию и вообще перестать думать о спорте. Я просто наслаждалась своим состоянием. Да и потом не было никакой необходимости быстро набирать форму. После родов мне очень помогали родители, тогда я и начала потихонечку вставать на лыжи.

- Вашим тренером ведь многие годы был отец?

- Не только тренером, но и самым большим моим фанатом. Если я не бежала какую-то гонку, отец вообще мог не включать телевизор – ничего кроме моих результатов его не интересовало. Он на самом деле и подбил меня на то, чтобы попробовать вернуться. Постоянно так или иначе говорил об этом, отправлял меня покататься, в общем, как сейчас понимаю, прицельно бил в одну точку и в итоге заставил меня начать всерьез думать о возвращении. Окружающим я при этом говорила, что совершенно не собираюсь форсировать процесс, что катаюсь исключительно для удовольствия, а там уж – как пойдет. Захочу – вернусь, не захочу – буду продолжать сидеть дома и заниматься ребенком.

Сейчас же все мои результаты – это как раз следствие того, что я никуда не торопилась и по большому счету так и не начинала работать должным образом. В Антхольце даже смешно было: Прокунин на последнем круге индивидуальной гонки кричит мне: «Борись, можешь попасть в масс-старт!» Я потом ему даже сказала в шутку, что он совершенно не умеет мотивировать спортсмена: попасть в масс-старт для меня было бы пыткой.

- Потому что до этого на этапе в Оберхофе сложилось так, что у нас были три гонки подряд. После того, как я стала 12-й в спринте, пришлось бежать, разумеется, все оставшиеся дистанции. И к этому, как выяснилось, я оказалась просто не готова физически. С гонкой преследования еще как-то справилась, а вот в масс-старте меня хватило только на первый круг. Остальные четыре я шла с мыслью: «Только бы не умереть». Даже не помню, как финишировала. Поэтому когда в Антхольце услышала от Андрея про масс-старт, в голове мелькнуло: «Нет, только не это». Чуть даже не заплакала прямо на лыжне от одной только мысли, что может быть еще одна гонка.

- Другими словами, не самые высокие текущие результаты вы считаете закономерными и совершенно не расстраиваетесь по этому поводу?

- Жалею разве что о том, что потеряла много времени. С другой стороны, в том состоянии, в котором я была на протяжении нескольких лет после Ванкувера я бы и не смогла заставить себя снова захотеть тренироваться. Наверное для такого решения должно было просто прийти время.

- Вы готовы, второй раз войдя «в ту же реку», работать столь же самоотверженно, как работали перед Играми в Ванкувере?

- Психологически – да. Более того, считаю, что решение вернуться стало совершенно правильным. Не хочу жить с ощущением, что меня сломали. Необходимость «пахать» меня не пугает, хотя, признаться, когда становится совсем уж тяжело, думаю: «Сколько же я в своей жизни «напахала», когда это уже кончится?»

- Адаптация в корейской сборной далась вам тяжело?

- Да. Я до сих пор так и не адаптировалась до конца. Причина прежде всего в том, что я не знаю языка.

- Но наверняка ведь учите его?

- Не так активно, как следовало бы. Ленюсь. Если бы проводила в Корее больше времени, возможно, острее чувствовала бы необходимость. Но получается, что за весь сезон у нас проводится там всего один сбор летом и один – зимой. Все остальное время сборная Кореи находится в Европе, как и многие другие команды.

- Как же вы с корейскими спортсменами общаетесь между собой?

- По-английски, хотя все говорим на этом языке не слишком свободно. Меня это немножко угнетает, потому что я по натуре разговорчива, эмоциональна, люблю общаться и чувствую себя не слишком комфортно, когда общение сильно ограничено рамками владения языком.

- Наверное, возвращаетесь домой между выступлениями – и наговориться с близкими не можете?

- Да. Общение – это то, чего мне больше всего не хватает. С корейцами мы к тому же очень разные, даже на бытовом уровне. В повседневной жизни это ощущается постоянно. Хотя если брать ситуацию в целом, она для меня комфортна. Все и во всем мне только помогают, не приходится расходовать нервы на то, чтобы биться за место в сборной. Профессиональная структура, которая образована в корейском биатлоне во многом благодаря усилиям наших специалистов, для меня привычна. Тренер у нас русский – Андрей Прокунин, он же подтянул в сервис-бригаду четверых наших парней – Романа Виролайнена, Дмитрия Медведева, Алексея Черноуса и Александра Кузина. Доктор – и тот русский, Радмир Касимов. Длительную работу с тренером-иностранцем я, честно говоря, для себя вообще не представляю: мне обязательно нужно постоянно чувствовать «обратную связь».

- У вас по-прежнему есть цель и мечта, или вы просто отрабатываете контракт?

- Дело совершенно не в контракте. Я просто наверное не могу без биатлона, не представляю без него своей жизни. Плюс – недосказанность, ощущение, что я так и не сделала в спорте того, на что способна. Это на самом деле и было главной причиной моего согласия выступать за Корею. Благодаря этой стране я теперь по-прежнему могу стремиться к цели и мечтать о том, что когда-нибудь эту цель достигну. Даже по ночам снится: я бегу, бегу, бегу – и всех обгоняю. Это паранойя, да?

- Я бы сказала, что это просто исчерпывающий ответ на вопрос: «Зачем вы вернулись?».

- На самом деле я просто очень хочу окончательно для себя прояснить: способна я на это, или нет. Хочется верить, что способна.