Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Жизненный путь Елены Леоновой и Андрея Хвалько — один из самых причудливых в фигурном катании. Оба рано ушли из спорта, причём Андрей (в отличие от партнёрши, которая дважды побеждала на первенствах мира среди юниоров с Геннадием Красницким) значимых результатов не добивался.

После нескольких лет работы в театре Татьяны Тарасовой пара оказалась в Америке и дважды выиграла чемпионат мира среди профессионалов. В том числе превзошла таких соперников, как олимпийские чемпионы Оксана Казакова и Артур Дмитриев. Там же в Америке Елена и Андрей создали семью, съездив между выступлениями в Рино, где их расписали всего за 45 минут в присутствии взятого напрокат за 20 долларов профессионального свидетеля.

В последующие годы фигуристы периодически приезжали в Россию кататься в шоу, а на втором этапе Гран-при России в Омске Елена неожиданно появилась у борта в качестве тренера.

— Я была уверена, что вы продолжаете работать в США.

— Мы и работали до 2007-го. Потом вернулись в Россию, получив приглашение от Ильи Авербуха, были заняты почти во всех его спектаклях, а в 2017-м, закончив кататься в шоу, вернулись в Мэриленд, в вашингтонскую школу фигурного катания Алексея Килякова. И, честно говоря, были поражены изменениями, которые произошли в американском фигурном катании за время нашего отсутствия. Глобально поменялось отношение людей к этому виду.

— В какую сторону?

— В худшую. Фигурное катание перестало считаться спортом. Показательно, что даже занятия с детьми на льду сейчас называются activities.

— С чем это связано, на ваш взгляд?

— Фигурное катание не очень популярно в стране, это раз. А, во-вторых, оно не дает никаких, как говорят американцы, бенефитов. Все знают: если ребёнок хорошо играет в хоккей, он без труда получит сколаршип

— университетскую стипендию. Точно так же попадают в университетские команды пловцы, легкоатлеты. Фигурист же может получить финансирование только в том случае, если он в абсолютном топе, как много лет был Нейтан Чен. Все, кого мы видим сейчас на этапах Гран-при – это, скорее всего, спортсмены, которые вот-вот закончат карьеру. Исключение — дети наших спортсменов. Илья Малинин, Максим Наумов, Андрей Торгашёв. Моя дочка тоже каталась, но делала это только потому, что она моя дочка.

При этом в Мэриленде мы с Андреем работали очень хорошо. Директор школы, американец, в нас очень поверил, дал возможность собрать команду, отдал нам в группу собственную дочь. Мы реально начали с нуля: учили детей делать «фонарики», перебежки. К концу второго года стали ездить на соревнования в другие штаты, дети очень хорошо выступали, но тут началась пандемия.

— Которая всё обрушила?

— Да. Прежде всего у нас пропала возможность приходить на каток. Его на полгода сдали правительству, под морг. На самом деле, как мне позже сказали, за всё время пандемии там не лежало ни одного трупа, но из школы почти сразу ушли все азиатские дети. Они очень суеверные в этом плане. И я их прекрасно могу понять: такие дети обычно живут с бабушками и дедушками, и в семьях банально испугались за своих престарелых родителей.

Для владельца катка это была очень выгодная история — государственные деньги, причём, немалые. Нам же, когда карантин отменили, пришлось бегать по другим каткам штата, искать, где можно тренировать.

— Продолжать работу было для вас вопросом выживания?

— Всё вместе. Надо было что-то делать с теми немногими детьми, которые остались в группе, плюс — платить по счетам за кучу всего. Пока мы сидели в карантине, государство сильно помогало, надо отдать должное. Андрей тогда ещё сказал, что мы еще эти времена будем добрым словом вспоминать.

Действительно, когда вышли, и начали мотаться по каткам, всё стало гораздо более жёстко. Самое страшное, что фигуристам не разрешали снимать маски, когда они катались. Я видела, что моя дочь задыхается, кашляет без конца, но едва маска сползала вниз, тут же прибегал менеджер и кричал: «Она сейчас всех заразит!».

В общем, в конце августа, когда наш основной каток был еще закрыт, я повезла детей в Москву. Через пару месяцев мы вернулись обратно в Мэриленд, и тут мне позвонила Нина Михайловна Мозер: «Лена, у меня уезжают тренеры, но остается группа».

— Так резко изменить собственную жизнь — это, по сути, начать её сначала.

— Не совсем. У нас в Москве оставалась квартира, почти сразу образовалась дополнительная работа в театре оперетты — в мюзикле «Анна Каренина».

— Там, если не ошибаюсь, вы с Андреем катаетесь на роликах?

— Да. Это очень смешная история. Лет восемь назад мы работали у Авербуха в Сочи, катали «Кармен», были неимоверно загружены и уже задавались вопросом: что дальше? Понимали, что кататься до бесконечности в наши планы точно не входит. И тут мне позвонила школьная подруга Ирина, которая по совместительству является главным постановщиком, хореографом и балетмейстером спектаклей «Анна Каренина», «Монте-Кристо» и «Граф Орлов». Тогда как раз в театре собирались ставить «Каренину», и Ирина сказала, что в спектакле есть сцена на катке, и совершенно непонятно, что с этой сценой делать. Пластиковый лед не положишь, его быстро не разобрать, значит, наверное, надо искать тех, кто умеет кататься на роликах. А кроме того, нужны идеи.

Пока я проговаривала какие-то соображения вслух, мне внезапно пришла в голову шальная мысль: почему бы нам с Андреем самим не попробовать? Когда сказала об этом подруге, она засмеялась. Я, говорит, уже 45 минут пытаюсь склонить тебя именно к этому.

— Судя по тому, что руки-ноги остались целы, на роликах вы катаетесь хорошо.

— Сейчас да. Но поначалу… Нам прямо в Сочи привезли роликовые коньки, купленные за счет театра. Помните фильм «Карнавал» с участием Ирины Муравьевой? Вот, приблизительно такими были мои первые шаги. Помню, стою и думаю: Боже мой, я профессионал своего дела, куда я ввязалась? Но где-то через полтора часа уже поехала вполне прилично.

Сейчас же эта история тянется уже восьмой сезон. Сначала мы специально приезжали на спектакли из Америки, сейчас мы периодически продолжаем выступать, уже работая тренерами. Для нас это, конечно, отдушина. Тебя никто не объявляет чемпионкой мира, никто не ждёт чего-то сверхъестественного в плане элементов, надо просто красиво кататься на сцене. Да и вообще, вся эта театральная атмосфера очень приятна. Это интересные, культурные люди с огромным багажом знаний, очень большие профессионалы во всём, что касается работы.

— Ну, и как после этого часами стоять у борта, тренируя детей?

— Ну, как? Коньки нацепил, утепленный костюм надел, вышел на лёд и работаешь, понимая при этом, что спортсмен далеко не всегда воспринимает информацию, которую ты пытаешься до него донести. Тем более, что сейчас, как вы видите, мы работаем с совсем начинающими парами, которые даже года не катаются вместе.

— Имеете в виду пару Елизавета Кулешова/Владимир Следь, которая каталась в Омске?

— Да. Для девочки это вообще был первый выезд. Первый раз все эти белые огни, первый раз стоишь под софитами в центре площадки, первый раз огромная площадка, зрители, которые сидят прямо у льда, судьи, которые работали на чемпионатах мира и Олимпиадах…

— Такие навыки прекрасно отрабатываются в шоу, согласны?

— Я вообще считаю, что шоу — это отличная возможность раскрыть себя, привыкнуть к публике, свету, сценическому искусству. Кроме того они дают прекрасную возможность увидеть, как рядом работают высокого уровня профессионалы, как они отдаются этому. Сейчас вообще проводится очень много различных показательных выступлений, и это хорошо. Во-первых, спортсменов надо чем-то дополнительно мотивировать. Во-вторых, многие не попадают на турниры такого уровня, как Гран-при, а надо где-то учиться выступать. Но если у нас возникает какой-то проект, я всегда стараюсь сделать так, чтобы мы с Андреем тоже туда ехали. Потому что тогда я могу контролировать, кто как тренируется между выступлениями, кто как проводит досуг. Постоянно напоминаю: ребята, мы в первую очередь спортсмены. Говорю это и продюсерам, которые нас приглашают.

— Многим фигуристам зачастую кажется, что в шоу они делают то же самое, что и на тренировках, и в любой момент смогут вернуться в «прежнюю» жизнь. А так не бывает. Тот же Марк Кондратюк провел большую часть прошлого сезона, выступая в формате шоу, и я вижу совершенно прямую связь между этим тем, каким разобранным он был на льду в Омске.

— Согласна. Здесь ведь очень тонкая грань. Очень легко увлечься.

— Вы с Андреем в своё время произвели фурор в парном катании, придумав собственный акробатический стиль. Сейчас, начиная работать с парами, вы видите какую-то нишу, в которой можно попытаться стать максимально успешным?

— Благодаря многим годам работы с Ильёй Авербухом, да и Татьяне Навке, в шоу которой мы тоже выступали, я давно уже отошла от мысли, что программы должны основываться только на трюковых вещах. Да, это может иметь место, но только в том случае, если сочетается с невероятно высоким уровнем катания и артистизма, а не превращается в бесконечное заворачивание ног за голову. Стиль «голова-попа», считаю, остался, в 2000-х, когда мы выступали в профессионалах, Сейчас для меня это уже прошлое фигурного катания.

— Ну так будущее всё равно за сложностью. То, что ваши совсем неопытные спортсмены исполняли, пусть и не слишком успешно, тройной риттбергер в обеих программах, лишнее тому подтверждение. Вы же не станете спорить с тем, что парное катание в прыжковом плане вышло на какую-то новую орбиту?

— С одной стороны, да. Но помните, как катались Татьяна Тотьмянина с Максимом Марининым? В самом начале своей карьеры они тоже выходили с тройным лутцем. А Олимпийские игры в Турине выиграли с сальховом и тулупом. Сейчас, считаю, мы в каком-то смысле вернулись к классическому, красивому, широкому, скоростному катанию. Приятно смотреть на линии, на дотянутые ноги. Естественно, сейчас всё это вышло на другой уровне сложности. Не так давно один из моих спортсменов смотрел, как мы выполняли четверной подкрут с Геннадием Красницким, и сказал: «Что-то высота не очень». Я отвечаю: «Ты смеешься? Это 86-й год!»

Сейчас же нельзя не понимать, что во главе угла должна быть прежде всего сбалансированная и чисто откатанная программа. Мини-спектакль. Я хочу не отрывать глаз от спортсменов. Вообще считаю, что стать олимпийским чемпионом — это не цель, на самом деле, скорее, мечта. Самое главное стать классным фигуристом, запоминающимся.

— Как Курт Браунинг?

— Да. Он, согласитесь, совершенно выдающийся спортсмен и вовсе не потому, что четыре раза побеждал на чемпионатах мира. А были ещё Гари Биком, Сурия Бонали, которые не стали олимпийскими чемпионами, но их так или иначе помнят в фигурном катании все. Это уникальные личности, которые создавали историю нашего вида спорта. А вот из тех, кто выступает на международной арене сейчас, я назову разве что одно имя.

— Илья Малинин?

— В его недавнем выступлении на турнире Skate Americа меня больше всего впечатлило то, что на протяжении всей программы, как короткой, так и произвольной, у него нет брошенных рук, опущенных плеч. Видно, что человек контролирует каждое движение, каждый жест. И что на этом фоне прыжки запредельной сложности — это такая мелочь…

— Я разговаривала с Романом Скорняковым в прошлом году и сказала ему: «У тебя выдающийся сын. Но второй оценки ему не хватает».
Сейчас же вижу, что была проделана просто титаническая домашняя работа. Родители Ильи в этом плане молодцы: не испугались доверить сына другим специалистам, в каком-то смысле сумели отодвинуть собственные амбиции, и воспитывают сейчас просто выдающегося спортсмена. Илья сейчас один из тех, кто ведет фигурное катание вперед. Однозначно.

— Вы с мужем морально готовы к тому, что в какой-то момент ваша жизнь может сузиться только до тренерской профессии? Что в ней не станет шоу, не станет сцены?

— Знаете, что интересно? Несмотря на то, что мы тренируем спортсменов с 1997-го года, для нас это никогда не было основной сферой деятельности. Главным всегда были собственные выступления. Но благодаря тому, что всё равно так или иначе тренировали одиночников, парников, возили их на юниорские чемпионаты США, какие-то другие турниры, успели накопить довольно много опыта. Когда в 2002-м году поменялась система судейства, я была одной из первых, кто стал разбираться в этих новых «дорожках», требованиях и так далее. То есть, мы никогда из профессии не выпадали.

Был какой-то период активных собственных выступлений, когда мы немножко упустили нюансы тренерской работы, но даже тогда мы ходили в свободное время на катки, смотрели кто и как катается, расспрашивали наших тренеров о новых правилах, которые тогда достаточно часто менялись. То есть, держали себя в определённом профессиональном тонусе. В этом году я сдала экзамен на технического специалиста как в парном, так и в одиночном катании, решила, что мне это нужно хотя бы для того, чтобы более четко понимать, как оцениваются те или иные элементы. Для меня это был интересный опыт. Так что нас сама жизнь как бы подвела к тому, чтобы стать тренерами. Просто сейчас в наших руках не очень много материала, из которого можно вылепить уникальный результат.

— И всё-таки мне будет очень жаль, если уникальный стиль пары Леонова/Хвалько не получит продолжения в учениках.

— У нас в школе есть специалисты, которые занимаются поддержками, акробатическим рок-н-роллом, то есть, всем тем, что сейчас необходимо как для девочек, так и для мальчиков. Есть определенная тренировка, где мы разбираем наши с Андреем поддержки. Показываем показываем все наши раскрутки, переходы. Ребята смотрят с большим интересом, даже хлопают. Но пока я не готова, чтобы они исполняли эти элементы. Прекрасно понимаю: можно много чего накрутить, но приведёт это к тому, что спортсмены станут тупо выполнять трюки, катаясь между двух синих линий. И всё это закончится очень плачевно. Зачем мне это нужно? Мы же знаем правила игры? Знаем. Поэтому наша задача научить ребят абсолютной классической базе фигурного катания. Элементам. Тому, что сейчас ценится.

И вот, когда они научатся, я первая им скажу: пришло время. И мы начнём что-то добавлять. Но только после того, как они достигнут то, чего должны.