Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Бронзовый призёр чемпионата мира-2011 Артур Гачинский привёз в Омск ученика — 17-летнего Семёна Соловьёва. И сразу после короткой программы, где подопечный неожиданно для многих замкнул тройку лидеров, поднялся на трибуну прессы.

— На фоне достаточно большого количества ошибок у меня возникло ощущение, что спортсмены перестают помнить о том, что короткая программа – это, на самом деле, обязательная программа. В которой, наверное, надо не за четверными прыжками гоняться, а ставить перед собой задачу максимально чисто выполнить все предписанные элементы.

— Отчасти вы правы. Короткая программа всегда называлась у нас технической. Давным-давно считается, что главное здесь не выиграть, а не проиграть. Можно вспомнить слова Алексея Николаевича Мишина. Он всегда повторял: «Чистая короткая программа — это путь к победе». Понятно, что у всех парней сейчас идёт гонка за четверными. Если в мои времена казалось, что четверной тулуп — это вышка, сейчас фигурное катание вышло на такой уровень, когда все прыгают и сальховы, и риттбергеры, и лутцы, и флипы. А эти прыжки не всегда легко поддаются исполнению.

— Я просто подсчитала: из 12-ти участников турнира, шесть спортсменов пытались исполнить по два четверных. И только у одного заявка оправдала себя. При этом, ни Мишин, ни вы не пошли на то, чтобы добавить в программу своему спортсмену второй прыжок в четыре оборота. Значит, за этим стоял определённый расчет?

— Короткая программа — это всегда расчет. Далеко не всегда сложная программа означает, что ты победил. Особенно сейчас, когда стоимость прыжков осталась прежней, но поменялись плюсы, и теперь оценка растет в процентном соотношении 10—20—30—40—50. Иногда целесообразно не гнаться за максимальной сложностью, а сделать что-то более простое на плюс.

— В отношении своего подопечного вы руководствовались именно этим?

— Мы делали ставку на качество прежде всего потому, что Семён еще мальчик, который растет. Он должен немножко оперение получить, а для этого целесообразнее пока не прыгать четверные, а показывать стабильность. Показывать хорошее исполнение программы, задумку, идею, образ. Всему этому нужно научиться. Вот когда научится, можно будет добавлять более сложные прыжки.

— Провальное выступление в короткой программе чемпиона Европы Марка Кондратюка для вас неожиданность? Или это можно было прогнозировать в ходе тренировок?

— Тренировки этой группы я в Омске не видел. Мы с Семёном откатали своё и почти сразу же уехали в отель. На самом деле, мне обидно, жалко, что у Марка не получилось. Я ведь его помню еще совсем маленького, когда сам в ЦСКА катался. И как-то по-особенному душевно за него переживаю. Люблю смотреть, как он катается: эмоционально, импульсивно. Когда все элементы получаются, впечатление очень сильное.

— В короткой программе мужского одиночного катания уже несколько лет существует «гроссмейстерский» рубеж — 100 баллов. Как считаете, это доступно исключительно выдающимся фигуристам, или до «сотни» по нынешним временам способен дотянуться каждый?

— При чистом исполнении программы с наличием двух четверных, это, считаю, нормальная сумма баллов. То есть, достать можно. Но уточню: при наличии двух сложных четверных прыжков. Один из которых желательно выполнять во второй половине. И хороший тройной аксель.

— А вам не кажется, что в этой гонке за четверными, которая, к тому же, начинается очень рано, спортсмены слишком быстро исчерпывают свой ресурс? Быстрее накапливаются травмы, быстрее наступает выгорание, что особенно заметно сейчас в женском одиночном катании, где многие тренеры привыкли планировать работу со спортсменками на определённый, причём достаточно короткий период. Сейчас становится понятно, что надо опять учиться работать в долгую, и, похоже, не все к этому готовы.

— В каком-то смысле мы просто возвращаемся в то время, когда каждый тренер работал уже со зрелыми спортсменами, а не с детьми. Когда катались Ирина Слуцкая, Вика Волчкова, Мария Бутырская. Они ведь тоже исполняли серьёзный набор прыжков. Та же Слуцкая прыгала флип-риттбергер, лутц-риттбергер, и это было почти 20 лет назад. На самом деле, в погоне за четверными прыжками страдают не только девочки, но и парни тоже. Ну да, фигурное катание шагнуло вперед, все пытаются с этим шагом идти дальше, но ресурс у каждого спортсмена свой и с этим ничего не сделаешь. Но у тренера нет возможности, условно говоря, взять в руки пульт, нажать на кнопочку и увидеть, сколько того ресурса осталось.

— Вы в свое время закончили карьеру, из-за того, что исчерпали ресурс?

— Под ресурсом я имею в виду здоровье. А оно иногда заканчивается у спортсмена неожиданно. Сначала у меня была травма, потом она стала хронической, боли стали постоянными, дальше больше. Потом уже глазки открываешь, и смотришь, что другие ребята в фигурном катании делают. Нейтан Чен уже тогда начал прыгать по два четверных в короткой программе, по три — четыре в произвольной. Если с холодной головой ко всему этому подойти, приходилось признать, что я уже так не могу. Для меня по тем временам один четверной прыгнуть — уже победа была. Ну а потом, через пять лет, всё равно пришлось ложиться в больницу. Две операции на позвоночнике я сделал уже после того, как закончил кататься.

— Если сейчас посмотреть на карьеру фигуриста Гачинского уже тренерскими глазами, таких последствий можно было избежать?

— Возможно, да. Я слишком рано начал прыгать тройной аксель. Рано начал прыгать все четверные. То есть, в 13 лет уже прыгал аксель, в 15 делал четверной тулуп и сальхов, в 16-17 освоил риттбергер, лутц, флип. Просто тогда такое время было, что никто тренировки не снимал и в инстаграм не выкладывал. Но для себя видео сохранилось.
Особенность моего организма заключалась в том, что в позвоночнике очень узкие каналы, соответственно, не очень хорошая проходимость. Это я уже потом узнал, когда прооперировался. Что причина травм заключалась именно в особенностях строения позвоночника. И спина просто не выдержала нагрузок.

— В такие моменты не появляется обида на тренера? Что он такой умный, опытный, и не предусмотрел, не уберег.

— А это невозможно предусмотреть. Тем более, я хорошо помню самого себя. Когда работа прет, прёт, прёт, спортсмена никто не остановит. А давайте попробуем риттбергер? Есть риттбергер! А давайте лутц, флип… У тебя есть желание, есть азарт, хочется сделать всё сразу. И, если всё получается, зачем нажимать на паузу, или на стоп?

— Почему, кстати, вы приняли решение работать автономно, а не под крылом своего прежнего наставника? Многие, закончив карьеру, сознательно идут на то, чтобы тренер продолжил опекать, подсказывать, делиться опытом.

— Ну, не знаю. Как-то уже вырос, чего опекать? Пора самому справляться со всеми задачами. Поначалу мы работали вместе, пришло время — разошлись. Я захотел работать самостоятельно, Алексей Николаевич не возражал.

— Год назад Евгений Плющенко в шутку сказал, что это особенное чувство — выиграть у своего тренера. Ощущение, что вы с Мишиным понемногу превращаетесь в конкурентов, присутствует, или для этого еще не пришло время?

— Вообще об этом не думаю. У меня абсолютно нет такой задачи. По крайней мере — пока.

— Что для вас самое тяжелое в твоей нынешней профессии?

— Вставать в шесть утра каждый день.

— Можно подумать, что не вставали чуть свет, когда были фигуристом.

— В шесть точно нет. Но сейчас выбирать не приходится, поскольку в восемь утра у нас начинается первая тренировка. Интересно, что на соревнованиях ранний подъём для меня вообще не проблема. А вот дома приходится себя заставлять.

— Во многих видах спорта существуют всевозможные тренерские ухищрения, чтобы раньше времени не угробить спортсмену нервную систему. В той же в гимнастике тренеры тщательно следят за количеством попыток сложных элементов, потому что голова перегружается гораздо быстрее, чем тело. В прыжках с шестом или в высоту с этой же целью вместо планки легкоатлеты натягивают резиночку. По их словам, планка слишком сильно давит на психику, заставляет чрезмерно концентрироваться, а это преждевременный стресс. Четверные прыжки в фигурном катании — та же история?

— Я бы сказал, что четверные надо уметь прыгать на соревнованиях. А вот, на тренировках… У нас было очень много «чемпионов тренировок». Которые до бесконечности прыгали, прыгали, прыгали, а на соревнованиях ничего не получалось. Но задача-то не в количестве. А в том, чтобы подвести прыжок таким образом, чтобы он получился в нужное время в нужном месте.

— Хотите сказать, что количество повторений не пропорционально качеству?

— Четверной прыжок – это такая история, что много раз не прыгнешь. Разве что тулуп или сальхов — они реально технически проще, чем другие. Четверной лутц ребята обычно два-три раза в неделю прыгают. На него с психологической точки зрения нужно настроиться, да и физически подойти к нему правильно, чтобы не травмироваться. Так что количеством сложно брать.

— Но есть же люди, которым лутц «заходит» гораздо лучше, чем тулуп или сальхов? Саша Трусова, Саша Самарин…

— Ну вот вы назвали двоих. А еще сколько людей прыгать пробуют? Мне, например, прыгать лутц никогда не нравилось, потому что на прыжок спиной заходишь, не видишь толком, куда именно едешь. Соответственно возникает неприятное ощущение.

— Которое, наверное, усугубляется, когда выступать приходится на арене хоккейного размера, как в Омске?

— Здесь 26х50 — достаточно стандартная площадка. В «Юбилейном» на главной арене идентичная поляна. У нас обычно льды меняются, но перед отъездом в Омск так совпало, что три тренировки мы провели на главной арене. А когда катались на тренировочной, выставляли шашки. Специальные конусы, чтобы спортсмену было немножко проще ориентироваться.

— Ваш подопечный первый раз выступает в Гран-при России?

— Он вообще первый раз соревнуется по мастерам.

— Тогда прокомментируйте дебют. Ожидали такого результата от первого старта?

— На результат я не особо рассчитывал. И не рассчитываю. Задачи немножко другие для Семёна поставлены.

— Под результатом я имею в виду то, как Соловьёв в короткой программе справился с элементами.

— Можно было чуть лучше. Не делать в четверном тулупе степ-аут. Собственно, я Семёну об этом первым делом сказал, когда он со льда вышел. По остальным элементам всё получилось очень прилично. Парень справился с волнением, справился с трибунами, справился с катком, с ареной, с нервами. Это не так просто, когда всё происходит в первый раз. Я всегда объясняю каждому спортсмену: пока вы катаетесь в юниорах, это всё так, игрушки. Самое интересное потом начинается, во взрослых соревнованиях.

— Абсолютно все взрослые фигуристы говорят о том, что юниорский спорт – это совсем другое. Вот, я пытаюсь понять: а в чем оно другое? Тот же лед, те же элементы, та же публика, те же судьи, тот же тренер у борта стоит.

— Здесь всё серьезней. Пока выступаешь в юниорах, это всё как бы хи-хи—ха-ха, не прямо такое серьезное дело. Все дружат, все друг за друга болеют. Когда выходишь по мастерам, и обстановка другая, и общественность по-другому воспринимает. Да и сам спортсмен, мне кажется, отдаёт себе отчёт, что можно быть первым среди юниоров, а можно быть чемпионом России, что престижней. Как вообще кататься на одной арене с Марком Кондратюком, с Сашей Самариным, с другими ребятами, которые на слуху. Это не просто интересно — покататься с ними рядом, но совершенно другое ощущение, когда чувствуешь энергию матёрых лидеров, их силу. Да и вообще круто выйти в сильнейшую разминку. Там мы уже будем пробовать не один четверной, а два — тулуп и лутц. И два тройных акселя.

— Как считаете, какое количество четверных в мужской произвольной программе будет считаться нормой на следующих Олимпийских играх?

— Думаю, что разговор будет идти не столько о количестве четверных, сколько о чистоте исполнения. Кто чище откатается, тот и выиграет. По количеству четыре четверных уже сейчас фактически в норму входит. Если брать верхушку сборной России, все ребята уже сейчас прыгают минимум по три. Добавить ещё один — это точно не сверхзадача.