Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Что можно увидеть, наблюдая за заключительной предсоревновательной тренировкой? В чём главная проблема Лизы Туктамышевой, и почему акробатический стиль катания спортивных пар вызывает у специалистов сомнения? Обо всём этом в эксклюзивном интервью RT за день до начала шестого этапа Гран-при рассказал олимпийский чемпион в парном катании Олег Васильев

— В женском одиночном катании от России в Сочи выступят сразу три фигуристки, претендующие на то, чтобы оказаться в олимпийской сборной. Причём все они — Камила Валиева, Елизавета Туктамышева и Майя Хромых — имеют высокие шансы на попадание в финал Гран-при. Что это такое для фигуриста — находиться в максимальной форме на протяжении нескольких месяцев?

— Это невероятно тяжело. С тех времён, когда я катался сам, спорт стал в этом плане совершенно иным. В наше время соревнований такого формата, как нынешняя серия Гран-при просто не существовало. Поэтому все начинали сезон достаточно вяло, и постепенно набирали форму к главным стартам. Когда стали проводиться этапы Гран-при, конкуренция по-прежнему позволяла где-то выигрывать, где-то кататься чуть слабее, но сохранять при этом довольно высокие позиции. Другими словами, у фигуристов не было острой необходимости держать форму с октября и до конца марта. Сейчас с самого первого старта сезона, особенно если этот сезон — олимпийский, все спортсмены так или иначе на виду и конкуренция такова, что кататься приходится на грани своих возможностей. Держать этот уровень, во-первых, травмоопасно, во-вторых, очень сложно психологически, поскольку приходится постоянно заставлять себя тренироваться на пределе сил, держать вес, причём очень жестко. Это реально безумно сложно, но другого пути просто нет.

— Кто в этом плане вызывает у вас наибольшее восхищение?

— Не назову кого-то одного. Все наши лидеры с самого начала сезона так или иначе работают именно в таком режиме и очень хочется надеяться, что выдержат эту гонку. Никто не даёт слабину, никто не «вываливается» из процесса, и это мы видим даже на тренировках.

— По поводу официальных тренировок бытует точка зрения, что они не говорят ровным счётом ни о чём, поскольку на соревнованиях спортсмен может выглядеть совершенно иначе. На что обращаете внимание вы?

— Прямой связи между тренировками и соревнованиями действительно нет. Но для судей, как и для технических специалистов, официальные тренировки имеют чисто практическое значение: посмотреть, кто и какие элементы делает в программе, насколько эти элементы стабильны, каков потенциал спортсмена в плане уровней сложности.

— Хотите сказать, что оценка на 90 процентов складывается в судейском сознании ещё до начала соревнований?

— Нет, я этого не сказал. Но определённое понимание — способна ли, допустим, спортсменка получить четвёртый уровень за вращение, или, напротив, имеет больше шансов потерять на этом элементе в сложности, приходит как раз в наблюдениях за тренировочными прокатами. Это правильно на самом деле, потому что в ходе соревнований всё происходит очень быстро, а количество повторов, в ходе которых судья может пересмотреть тот или иной элемент, лимитировано. Поэтому Международный союз конькобежцев и требует, чтобы техническая бригада присутствовала на каждой тренировке. И, безусловно, вторая оценка тоже очень сильно зависит от того, как спортсмен презентует свою программу в тренировках. Поэтому опытные тренеры всегда напоминают спортсменам, что на официальной тренировке нужно не только уметь кататься «на публику», но и быть хорошо одетым. То есть показывать себя в максимально выигрышном виде.

— После того, как на этапе Гран-при в Токио Виктория Синицина получила первый уровень сложности за дорожку шагов на одной ноге, Александр Жулин выразил достаточно большой скептицизм: мол, не понимает, с чего вдруг Синицина разучилась кататься? Но ведь умение кататься и способность выполнить все заданные требования — это несколько разные вещи.

— Абсолютно верно. На том уровне, о котором мы ведём речь, кататься за единичными исключениями умеют все, особенно танцоры. Все умеют делать шаги, повороты, но при этом далеко не все выполняют их чисто — так, чтобы даже после пересмотра к технике исполнения нельзя было бы придраться. Ведь уровень сложности зависит не только от количества разнообразных поворотов, но и от того, насколько досконально выполнен каждый из них. Любая мелочь, которая сделана недостаточно тщательно, способна привести к потере уровня. И таких мелочей множество.

— Слушаю вас и вспоминаю, сколько баллов в свое время теряла Лиза Туктамышева из-за своей фирменной, иногда демонстративно небрежной манеры катания.

— Лиза вообще уникальная фигуристка. Она могла выиграть абсолютно всё еще в прошлом олимпийском цикле, но проигрывала на мелочах. На невнимательном отношении к тренировкам, к соревнованиям, к своей собственной форме. Для меня Туктамышева это вообще человек-загадка. Способности колоссальные, талант тоже велик. Научиться в зрелом возрасте многооборотным прыжкам — это очень сложная задача. До пубертата девочкам, как правило, не бывает ни страшно, ни больно, они этого просто не воспринимают. С возрастом восприятие очень серьёзно меняется: ты чётко понимаешь, на что идёшь, и чем это может закончиться. Но Лиза же справилась? Это лишний раз говорит о её уникальности и неординарности. Возможно, она слишком сильно зависит от настроения, я не знаю. Но каждый раз не могу отделаться от ощущения, что Туктамышева не реализует на льду и половины своих возможностей.

— В противовес напрашивается пример экс-чемпиона мира Дайсуке Такахаси, который два года назад перешёл в танцы и у которого каждый танцевальный шаг, что называется, красиво упакован и перевязан бантиком.

— Так и должно быть. Главная задача фигуриста, если разобраться, заключается в том, чтобы максимально выигрышно «продать» судьям те элементы, которые он выполняет. Такахаси, как разумный, взрослый и очень опытный спортсмен, это прекрасно понимает. Тем более что он всегда был превосходным катальщиком. Поэтому и преподносит свои шаги судьям именно так, как вы сказали: вот вам! Получите и распишитесь! Именно так, в моём понимании, должен поступать каждый фигурист, неважно, катается он один, или в паре. Умеют-то все. Но мало кто способен «продавать» своё катание так, как в этом сезоне делает Такахаси.

— Я бы сказала, что на это способен Михаил Коляда, но пока мы только ждём от него раскрытия собственного потенциала. Это повод для сожаления, или свято место пусто не бывает?

— Миша, безусловно, очень талантлив, не обделён возможностями, но на мой взгляд он слишком поздно решился на перемены в собственной жизни. Когда перешёл к Алексею Мишину, был уже слишком сильно психологически загружен негативным опытом своих предыдущих выступлений. Поэтому ему так сложно сейчас абстрагироваться от этого груза и показывать то, на что он реально способен. Можно ли это назвать бедой российского одиночного катания? Думаю, что всё же нет: наши одиночники ещё не вышли на тот уровень, на котором находятся российские девушки, и надо понимать, что к золотым медалям нельзя пройти, ни разу не наступив на грабли. По этим граблям несколько лет ходил Максим Ковтун, сейчас ходит Миша, и остаётся только надеяться, что более молодые спортсмены чему-то научатся не только на своих ошибках, но и на ошибках своих предшественников.

— Вам с Еленой Валовой тоже довелось идти к золоту Игр в Сараево по граблям?

— Наш путь получился очень коротким, поскольку мы только за год до тех Игр вышли на международную арену. Уровень конкуренции в мире в парном катании тогда был не слишком высок, чего нельзя было сказать об уровне конкуренции в нашей стране. Поэтому все свои шишки мы набили как раз на внутреннем уровне. Выступать в чемпионатах Европы и мира оказалось не в пример проще.

— При этом вы на собственной шкуре испытали, что такое, когда на одном льду с тобой и у одного и того же тренера катаются прямые соперники. Насколько сложно находиться в подобной атмосфере?

— С точки зрения тренировочной работы такая конкуренция — благо, поскольку она постоянно толкает спортсмена вперёд. Но психологически это очень тяжело. Ты постоянно грузишь себя мыслями о том, что не имеешь права на ошибку. И побеждает в подобном противостоянии тот, у кого банально оказывается крепче нервная система. Собственно, очень схожая ситуация сейчас наблюдается у наших девочек-одиночниц: конкуренция внутри группы у них гораздо выше, чем на главных стартах.

— При подобной конкуренции ревность в сознании спортсмена присутствует?

— Грамотный тренер никогда не покажет, что отдаёт предпочтение кому-то из учеников. Та же Тамара Николаевна Москвина всегда выстраивала тренировочный процесс очень профессионально, и никто из её спортсменов не мог пожаловаться, что как-то обделён вниманием.

— В своё время вы работали с Татьяной Тотьмяниной и Максимом Марининым в Чикаго фактически в одиночку. Сейчас с Евгенией Тарасовой и Владимиром Морозовым одновременно работают шесть или семь высококлассных специалистов. В чём плюсы и минусы такого подхода?

— С Тотьмяниной и Марининым нам больше всего не хватало конкуренции. Кататься в одиночку вообще сложно, поскольку приходится постоянно себя заставлять, перешагивать через себя. Но посмотрите, что происходит с Тарасовой и Морозовым: сколько бы специалистов с ними ни работало, на льду они всё равно катаются одни. А это совсем не то, что кататься в компании с другими парами. На мой взгляд, Жене с Володей было бы намного проще, если бы вокруг имелась конкурентная среда, позволяющая постоянно чувствовать, в каких именно качествах следует добавить.

— Из четырех спортивных пар, претендующих на поездку в Пекин, Дарья Павлюченко/Денис Ходыкин стоят особняком, благодаря очень узнаваемому акробатическому стилю катания. Как вам кажется, подобное направление имеет в парном катании будущее?

— Мне оно не слишком импонирует, скажу честно. Хотя я отдаю должное и ребятам, и их тренерам за то, что они так активно пытаются привносить в парное катание что-то новое. Но чисто технически ряд элементов вызывает определённые вопросы.

— Например?

— Например, акробатический подброс партнерши, с которого у Павлюченко и Ходыкина начинается короткая программа. По-сути это не что иное, как подкрутка — с той лишь разницей, что партнёрша вращается в воздухе над головой партнёра не вокруг продольной оси, а вокруг поперечной. И я совершенно не исключаю, что кому-то из судей может прийти в голову засчитать этот элемент именно как подкрутку, и поставить за неё «ноль».

— Нечто подобное, если не ошибаюсь, уже случалось в одиночном катании, когда фигурист решил украсить дорожку шагов амплитудным перекидным прыжком, но элемент засчитали, как сорванный аксель.

— Совершенно верно. Поэтому я и сказал, что я не вижу в акробатическом стиле какой-то новой ветви развития. Ребята, безусловно, молодцы, что всё это пробуют. Но нужно быть очень аккуратными, вписывая подобное новаторство в рамки правил.

— Если бы выбыли простым зрителем и имели возможность приобрести билет только на один вид программы...

— Это точно были бы не танцы. Думаю, пошёл бы на парное катание. На короткую программу.

— Произвольная в каком-то смысле интереснее, более разнообразна по элементам, но значимость короткой программы на мой взгляд выше. И нервное напряжение совершенно не сравнимо с тем, что испытывает фигурист перед произвольным прокатом. Почему — понятно: выступая в короткой программе фигуристы могут обеспечить себе либо отрыв, либо разминку. А что такое не попасть в сильнейшую разминку? Это значит, твоя вторая оценка у каждого судьи автоматически опускается минимум на 0,5. Не попал в парном катании в первую четвёрку — и ты вне борьбы. Поэтому так часто и повторяют в нашем виде спорта, что короткой программой нельзя выиграть соревнования, но можно их проиграть.