Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

На то, чтобы договориться с Орсером об интервью, потребовалась одна смс: спустя минуту, телефон отозвался ответным сообщением: «После утренней тренировки у меня будет полчаса времени. Буду ждать в микст-зоне».

- Знаю, что после Олимпийских игр в Пхенчхане вы совершенно сознательно не торопили Юдзуру с решением относительно его дальнейшей карьеры и никак не влияли на его решение остаться в спорте.

- Это действительно так. Такие решения спортсмен должен стопроцентно принимать сам. Вы же знаете, что после Игр Ханю продолжал восстанавливаться после травмы, довольно долго вообще не приходил на каток, я же просто ждал - точно так же, как в свое время с Юной Ким. А потом Юдзуру вернулся, что для меня означало, что он пока еще не готов уйти, не готов отказаться от соперничества, от соревновательного азарта. Ханю всегда любил кататься, не говоря уже о том, что более сильного духом спортсмена в нашем виде спорта, наверное, нет. Но если вы спросите меня, что им движет, откуда он берет столь мощную мотивациию, я не отвечу. Его жажда к тренировкам порой потрясает даже меня, и я счастлив, что вижу это.

- Он всегда был таким?

- Если сравнивать с тем периодом, когда мы готовились к первой Олимпиаде – в Сочи, да и к той, что была в Пхенчхане, я бы сказал, что Ханю более маниакально относился к тому, что делает, словно постоянно соревновался сам с собой и постоянно себя этим подстегивал. Сейчас в нем появилось больше легкости, внутренней расслабленности. Не знаю, как правильно это сформулировать, но это классно.

- После Игр в Пхенчхена Ханю говорил с вами о том, чего хочет? Каким будет его следующий шаг к цели, и в чем заключается эта цель?

- Это первое, о чем я его спросил, когда мы встретились после перерыва. Задал ровно те вопросы, которые вы озвучили, и в ответ услышал: «Четверной аксель». Не могу сказать, что меня это сильно удивило. Все много раз видели тройной аксель в исполнении Юдзуру и наверняка согласятся с тем, что ему вполне по силам добавить еще один оборот к этому прыжку. Просто для того, чтобы реализовать эти планы, нужно очень много работать. Работать Ханю любит, ему реально нравится тренироваться. И он молод – ему всего 23 года, в декабре исполнится 24.

- Вы наверняка успели обратить внимание на то, что четверной аксель пробовал в тренировках на московском этапе Гран-при Артур Дмитриев-младший, хотя не слишком успешно. При этом Дмитриев-старший заметил, что этот прыжок в определенном смысле поломал им с сыном всю прежнюю систему тренировок – слишком уж он энергозатратен психологически. Не боитесь, что, начав прыгать четверной аксель, Ханю попадет в ту же ловушку?

- Если меня что и беспокоит относительно этого прыжка, так это вероятность травмы. Психологически Юдзуру невероятно силен. Он очень много времени уделяет имитационной тренировке акселя, тренирует координацию. Мы обговорили с ним все аспекты подготовки: каким должно быть тело, как наилучшим образом подготовить мышцы. Это действительно чертова прорва работы, выполнять которую параллельно с выступлениями в Гран-при не так просто, да и хорошо бы как следует восстановиться после соревнований. Поэтому мы решили на какое-то время отложить премьеру прыжка. Но внутренне я готов к тому, что Ханю может подойти к этому элементу даже раньше, чем я себе это представляю.

- В тренировочном режиме Юдзуру уже пробовал этот четверной?

- И на что это похоже?

- На четверной аксель. На хороший, полноценный четверной аксель. Но я согласен с тем, что это совершенно особенный прыжок. Пока не занимаешься им вплотную, невозможно поверить, как много усилий он может потребовать.

- После того, как Ханю второй раз выиграл Олимпиаду, на него смотрят как на небожителя, но ведь далеко не всегда он становился в соревнованиях первым. Это когда-нибудь было для него проблемой?

- Небожитель? Ну да, что-то вроде этого. Тем не менее он обычный человек и совершает ошибки, как любой другой фигурист. Вобще удивительно складывается жизнь: я работаю с Юдзуру уже седьмой сезон, но лишь в этом году он впервые за всю свою карьеру начал серию Гран-при с победы. Странно звучит, да? Но это правда. Никогда еще Ханю не выигрывал первый старт. И никогда не выигрывал в Гран-при оба своих этапа. Когда Юдзуру проигрывает, он всегда расстраивается, но это больше из-за фанатов. Они мотаются за ним по всему миру, хотят видеть, как он побеждает, хотят чувствовать себя причастными к этому, и, поскольку Ханю все это прекрасно понимает, он расстраивается, что не оправдал надежд.

Побеждать на всех турнирах без исключения – крайне трудная задача, и если вы спросите меня, нужно ли это, я, пожалуй, затруднюсь с ответом. В то же самое время могу сказать, что Юдзуру очень точно умеет реализовывать себя, что называется, «в нужное время в нужном месте». Когда от него требуется во чтобы то ни стало кататься хорошо, он катается хорошо. Так было на двух Олимпиадах, да и в промежутке между ними тоже. После Сочи Ханю дважды подряд проиграл чемпионаты мира Хавьеру Фернандесу, но когда один спортсмен становится первым, а другой – вторым, это зачастую вопрос везения, а не готовности. Точно знаю, что предолимпийский чемпионат-2017 Ханю расценивал, как очень важный для себя старт – ну так он его и выиграл. Сейчас мы вообще не строим долгоиграющих планов и уж тем более не говорим о той Олимпиаде, что пройдет в 2022-м в Пекине. Ни к чему забегать вперед.

- Один из влиятельных в фигурном катании людей сказал мне, что никто пока еще не понимает, как сильно способна изменить этот вид спорта новая система судейства. А что думаете по этому поводу вы?

- Мне нравится сам факт того, что правила так или иначе меняются каждые пару лет. Сейчас принято связывать изменения прежде всего с тем, что увеличилась шкала начисления баллов за исполнение элементов, и это, действительно, важный момент. Но не менее серьезный момент я вижу в том, что на 30 секунд сократилась длительность произвольной программы и кататься в связи с этим стало сложнее. Количество элементов фактически осталось прежним, а система их оценки со шкалой «”+5/-5» вынуждает фигуриста выполнять программу на предельно возможной концентрации, потому что оценивается все: вращения, шаги, хореографические шаги, не говоря уже о прыжках. Понятно, что не всем удается избежать ошибок, но это объяснимо: когда в голове прочно сидит, что любая помарка способна отбросить тебя далеко назад, трудно оставаться хладнокровным. У меня есть основания полагать, что все мои спортсмены подготовлены достаточно хорошо для того, чтобы приспособиться к любым правилам, поэтому я не склонен критиковать систему. Как бы то ни было, Международный союз конькобежцев руководствуется благими намерениями: хочет добиться от фигуристов максимально качественных прокатов. Чтобы зрители, сидя на трибуне, не задавали вопрос, почему один спортсмен выиграл, а другой проиграл. Чтобы во главу угла при определении победителя ставилось качество всех элементов, а не один лишь факт, что человек умеет прыгать четверной лутц. Ведь сколько раз случалось: тот или иной спортсмен побеждает с падениями, а зрители недоумевают перед экранами: «Как же так? Почему? Он же падал?»

- Не находите, что новые правила в некотором смысле загоняют спортсмена в тупик? Тот же Михаил Коляда с переменным успехом пробовал в прошлом сезоне четверной лутц, а в этом году отказался от этого прыжка из опасения, что будет совершать ошибки. Получается замкнутый круг: напрыгать элемент до абсолютной стабильности можно только в соревнованиях, но, отказываясь от риска, спортсмен заведомо лишает себя этой возможности.

- С каждым новым прыжком – будь то тройной аксель в юниорском возрасте, первый четверной или последующий новый четверной спортсмен проходит одни и те же стадии. Сначала ты учишься приземлять прыжок в тренировках. Потом начинаешь делать это в условиях стресса, то есть, на соревнованиях. Очень важно выбрать правильный момент для ввода нового прыжка в программу: понимать, почему ты идешь на это, быть ментально готовым. Опасность в том, что, если первая попытка получилась у спортсмена неудачной, она может повлечь за собой целую серию срывов: спортсмен будет продолжать падать. Но даже в этом случае наверняка придет день, когда ты выйдешь и сделаешь все безупречно.

Это очень важный, я бы сказал, поворотный момент. Своим спортсменам я всегда рекомендую максимально подробно запоминать все чувства, связанные с удачной попыткой: о чем ты думал, как настраивал себя, что чувствовал на уровне рефлексов, какие ощущения были в мышцах? Когда человек собирает все эти ощущения воедино, он концентрируется и тем самым повышает шансы на то, что следующая попытка тоже станет удачной, а за ней еще одна, другая, третья. Только после этого можно ставить перед собой по-настоящему тяжелую задачу: добиваться того, чтобы прыжок выглядел легким и непринужденным.

Сам я впервые до такой степени подробно задумался обо всем этом, когда работал с Юной (Ким). Она ненавидела тройной риттбергер, причем лютой ненавистью. В тренировках мы всегда занимались этим прыжком в последнюю очередь, а потом и вовсе убрали его из программы. Периодически у нас возникали сложности и с тройным флипом, поэтому я не спешил отказываться от риттбергера: если бы мы отказались от него раньше, не исключено, что для Юны прыжком-наваждением вместо риттбергера стал флип. А так она продолжала ненавидеть риттбергер, зато работа над флипом шла у нас легко и спокойно.

- У Ханю когда-либо наблюдались проблемы подобного рода?

- Да, с четверным лутцем. Подозреваю, что Юдзуру немного побаивается этого элемента из-за полученной на нем прошлогодней травмы. Не думаю, если честно, что мы когда-нибудь увидим четверной лутц от Ханю в соревнованиях.

- Кому из вас пришла в голову идея соединить в одном каскаде четверной тулуп и тройной аксель?

- А классно получилось, правда?

- Согласна с вами, но ломаю голову: почему до вас это не пришло в голову никакому другому фигуристу?

- Моя заслуга тут невелика – это все Юдзуру. Он любит развлекаться подобным образом в тренировках, играть с прыжками. Делал связку из тулупа и двух тройных акселей, из трех четверных тулупов – просто для собственного развлечения. Сам я давно привык к подобным экспериментам и воспринимаю их, как должное, но мне нравится наблюдать за реакцией других тренеров: «Вау! Боже, как он это делает?!»

- Хотела задать вам тот же самый вопрос.

- Юдзуру просто очень нравится быть первым. Не самым лучшим, а именно первым, человеком, который приносит в фигурное катание какие-то вещи. Он первым прыгнул четверной риттбергер, например. Еще ему нравится понимать, что таким образом он двигает фигурное катание вперед. В этом плане Ханю ничуть не успокоился даже после того, как завоевал второе олимпийское золото.

- Я бы сказала, что он постоянно провоцирует всех остальных одиночников держать столь же высокую планку.

- Да, это так.

- Давайте еще поговорим о новых правилах. В танцевальном турнире московского этапа Александра Степанова и Иван Букин решили убрать из ритмического танца свои знаменитые твиззлы «пистолетики», поскольку испугались, что техническая панель не оценит элемент по достоинству.

- Жаль. Это действительно их фирменный элемент, очень узнаваемый.

- Тем не менее на первом старте сезона в Финляндии, на турнире Finlandia Trophy технические специалисты оценили «пистолетики» только первым уровнем сложности. Вот спортсмены и решили не рисковать, узнав, что турнир в Москве будут обслуживать те же самые специалисты. Вам приходилось сталкиваться с подобным?

- Да, похожее произошло в этом сезоне с одним из моих спортсменов. У него было четыре турнира, на одном из которых он получил за шаги третий уровень сложности вместо четвертого. То есть в шести прокатах все было в порядке, а в седьмом технические специалисты не сумели эту сложность посчитать. Ну да, такое бывает. Но я не могу менять фигуристу программу в зависимости от того, кто сидит за судейским столом, это был бы слишком сложный вариант. Поэтому всегда говорю своим ученикам: вы должны кататься так, чтобы ни у кого вообще не возникало вопросов к уровням сложности. Если для этого нужно пожертвовать каким-то хореографическим замыслом, значит, мы будем им жертвовать. Но людям, от которых зависит оценка сложности элементов, должно быть все понятно. Поэтому моя задача, как тренера, разложить весь этот четвертый уровень, как на блюдечке, чтобы специалистам даже в голову не пришло трактовать увиденное как-то иначе. Если в программе остается фрагмент, который можно трактовать в плане сложности как в одну, так и в другую сторону, значит, это не слишком хороший фрагмент.

- Ваш коллега Рафаэль Арутюнян недавно сказал, что ему требуется два года, чтобы изменить сознание спортсмена и научить его правильно тренироваться.

- Я бы сказал, полтора. Полтора года – тот самый срок, когда все, чего ты хочешь добиться от человека, складывается воедино и начинает работать. Когда ты берешь ученика и начинаешь что-то менять, процесс никогда не бывает гладким. В тренировках все может получаться уже после месяца работы, но в соревнованиях непременно вылезают все прежние навыки и ошибки. Это нормально. Для спортсмена это своеобразная зона комфорта, та самая раковина, куда он уползает, как только начинает чувствовать неудобство. И полтора года ты так или иначе его из этой раковины выковыриваешь.

- Когда я только начинал работать с Габи (Дэйлмен), то объяснил все это ее родителям, предупредив их, что не стоит ждать от нас слишком быстрого результата. Помню, Габи впервые очень хорошо исполнила программу на турнире Четырех континентов, и, когда мы вернулись в Торонто, в аэропорту нас встречал ее отец. Я очень хорошо запомнил это, потому что первой фразой было: «Полтора года. Ровно полтора!!! Вы были правы, тренер!»

То же самое я проходил с Юной Ким, после нее - с Юдзуру. Он пришел ко мсне после того, как стал третьим на чемпионате мира в Ницце, а через год на мировом первенстве в Лондоне занял только четвертое место. Третьим там стал Хавьер Фернандес, но с ним к тому времени я работал уже второй год. А первый совместный сезон у нас был тоже кошмарен – ни одного приличного выступления ни на Гран-при, ни на чемпионате Европы, ни на чемпионате мира.

- С какими проблемами бывает сложнее всего бороться на протяжении первых полутора лет работы со спортсменом?

- Не назвал бы это проблемами. Это всего лишь процесс адаптации, узнавания друг друга. Фигурист должен привыкнуть к новой для себя манере общения, к общей стратегии развития. Он должен научиться самостоятельно думать: чем быстрее это происходит, тем быстрее идет прогресс. Хотя могу повторить: я не сторонник того, чтобы любой ценой форсировать подготовку.

- Организаторы московского этапа Гран-при признались, что приезд Ханю на турнир всегда сопровождается повышенными мерами безопасности. А сам он испытывает дискомфорт от того, что вокруг столько персональных болельщиков?

- Нет, поскольку за безопасностью Ханю постоянно следит достаточно большое количество секьюрити. Болельщиков действительно бывает много – как на стадионе, так и в отеле. В Москве, кстати, их меньше, чем было на этапе в Хельсинки. По собственному опыту могу сказать, что среди фанатов всегда находятся те, кто ради внимания кумира готов пробраться в отель и повеситься на дверной ручке, но это все-таки некий экстрим. В большинстве случаев охрана требуется для того, чтобы спортсмен хоть как-то мог сохранить приватность собственной жизни.

- Медвежонок Винни, которого вы держите в руках, пока катается Ханю, это его старый талисман, или периодически вы обновляете игрушку из числа тех, что болельщики бросают на лед?

- Нет, Винни у нас один-единственный на все времена. Не знаю, честно говоря, как и когда он появился у Юдзуру – никогда его об этом не спрашивал. Я вообще не спрашиваю спортсменов об их талисманах, просто знаю, что они есть. У Жени (Медведевой) есть ее котик, у Хавьера (Фернандеса) был Микки Маус, точнее, Минни. Винни –Пух мне особенно нравится. Вы ведь наверняка знаете, что исторически он получил свое имя от имени медведицы Виннипег, а Виннипег – это канадский город. Значит, наш мишка тоже канадец. Ну а во время соревнований мое дело стоять у борта и держать Винни под мышкой со всем подобающим уважением. Ведь как бы то ни было, это работает!