Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Специальный корреспондент «Р-Спорт» исследует две различные точки зрения на количество четверных прыжков, наблюдает за фигуристками в компании тренера Мао Асады и рассказывает, зачем крабу мозги.

- Много падают… - Алексей Мишин, приехавший в Гренобль с экс-чемпионкой мира Елизаветой Туктамышевой, был немногословен – как всегда накануне старта, когда в соревнованиях выступают его спортсмены. О падениях тренер говорил применительно к мужчинам, хотя падений хватало и на женской тренировке.

«Рекордсменкой» в этом отношении в пятницу утром стала канадка Кейтлин Осмонд, но она же установила и другой рекорд – по времени пребывания на льду. И все-таки добилась желаемого – завершила тренировку идеальным каскадом с тройным флипом и столь же безукоризненным тройным лутцем. При том что в основное время тренировки фигуристка упала с флипа по подсчетам Мишина восемь раз.

На вопрос, с чем именно он связывает такое количество падений, какое одиночники «наваляли» за два тренировочных дня, известный тренер ответил:

- Стало слишком много слишком сложных прыжков. Четверных лутцев, флипов, риттбергеров. Нет никого, кто выполнял бы эти прыжки стабильно. Но прыгать все это надо – иначе одиночное катание просто затормозится в своем развитии.

В отношении своей ученицы тренер выразился предельно поэтично, сказав, что тройной аксель Туктамышевой находится в состоянии пробуждения. Но дал понять, что в Гренобле его спортсменка будет пробовать аксель уже в короткой программе.

Коллега Мишина, вице-чемпион двух Олимпиад Брайан Орсер высказался в отношении четверных прыжков гораздо более сдержанно. В частности, рассказывая в Гренобле о состоянии олимпийского чемпиона Сочи Юдзуру Ханю, который травмировался на предыдущем этапе, выполняя на тренировке лутц в четыре оборота, Орсер заметил, что считает программу своего подопечного более чем насыщенной.

- Мы совершенно точно не планируем вставлять в программу в этом сезоне четверной флип – достаточно риттбергера и лутца. Положа руку на сердце, я бы и лутц убрал: с тем качеством, с которым Ханю исполняет гораздо более привычные для него тулуп и сальхов, а так же шаги и вращения, он абсолютно конкурентоспособен и не нуждается в большем усложнении, чтобы вести борьбу за победу.

Примерно то же самое Орсер говорил месяц назад, когда мы с ним беседовали в Москве о Хавьере Фернандесе. Признав, что технический арсенал испанца в сравнении с тем, что прыгает Ханю, сильно слабее, тренер, тем не менее, подчеркнул, что в олимпийском сезоне в их планы не входит рисковать, усложняя программу, несмотря на то, что в тренировках Хавьер достаточно успешно выполняет четверной риттбергер.

В комментариях канадского тренера в Гренобле явно прослушивалось чувство вины – за то, что он не сумел быть рядом с двумя своими основными учениками в те моменты, когда наиболее сильно был им нужен (канадец был вынужден лечь на операцию по удалению желчноготпузыря)

- Впервые в моей тренерской карьере у меня не будет ни одного спортсмена в финале Гран-при, и это, конечно же, очень плохо, - сказал он. – Но таков наш вид спорта. Особенно все бывает непредсказуемо в олимпийском сезоне. Конечно же, мне неприятно понимать, что причиной могла в какой-то степени послужить моя болезнь

Наверное, это вечный крест тренера, стоящего за бортом – чувствовать свою ответственность за все, что происходит со спортсменами на льду. И даже если тебя нет, ответственность лишь становится выше.

- Я очень люблю наблюдать за тренерами во время разминок, - сказала мне в Гренобле Жанна Фолле, которая сейчас привезла на турнир темнокожую француженку Маи Мейте, а до этого более десяти лет работала с Мао Асадой – совместно с Татьяной Тарасовой готовила спортсменку к Олимпийским играм в Ванкувере и Сочи. – Когда стоишь у борта, нельзя ни на секунду упускать своего спортсмена из внимания – все фигуристы мгновенно чувствуют это. Связь настолько тонка и одновременно крепка, что ты понимаешь, что происходит, даже по звуку коньков, когда ученик проезжает мимо. Всем им нужна энергия, и тренер – тот самый человек, который может поделиться энергией, когда ее больше неоткуда взять.

- Два акселя в одной программе были настолько сложной задачей, что приходилось жесточайшим образом держать вес, - вспоминала Фолле. – В олимпийском сезоне перед Играми в Ванкувере Мао держала этот вес до грамма. Он составлял 46,600, при том, что летом Асада могла весить более пятидесяти килограммов. Она сама готовила себе еду – преимущественно из риса и водорослей, а когда чувствовала, что становится совсем тяжело, мы шли с ней в Японии в ресторан и заказывали мозги краба. Это странная, ни на что не похожая субстанция дает человеку огромное количество энергии. И прямо из ресторана мы шли на тренировку…

Асада была по сути той самой спортсменкой, кто своими двумя тройными акселями в произвольной программе и еще одним – в короткой, задал тренд всему тому, что происходит на женском льду сейчас. Тогда, правда, казалось, что следующее поколение одиночниц придет на взрослый лед уже не с тройными акселями, а с четверными прыжками, но на самом деле великая японская фигуристка просто слишком сильно опередила свое время. И мир до сих пор так и не перепрыгнул эту планку.

Сложность программ, безусловно, выросла (достаточно сравнить базовые суммы той же Асады с тем, что имеют сейчас Евгения Медведева или Алина Загитова), но произошло это скорее за счет технологических приемов – переносов прыжков во вторую половину программы. В Гренобле, впрочем, уже в короткой программе было впору задумываться о том, насколько оправдан такой прием. Во всяком случае, самая «технологичная» из участниц Алина Загитова со своим прокатом не справилась: упала на тройном лутце, в связи с чем каскад пришлось сооружать, цепляя второй прыжок к тройному флипу, а там, в свою очередь, произошла ошибка на приземлении.

В такие моменты понимаешь, насколько хрупка граница между успехом и неудачей: Загитова – единственная, кто рискует исполнять в своих программах каскад «лутц-риттбергер». До нее подобную связку в соревнованиях пробовала лишь двукратная чемпионка мира Мики Андо, а после - Аделина Сотникова, но она была вынуждена все-таки отказаться от идеи включать ультра-си в соревновательные программы. Возможно, как раз уход от неоправданного риска помог Сотниковой стать олимпийской чемпионкой в Сочи. Дело в том, что это сочетание прыжков требует от спортсмена абсолютно ювелирного исполнения: «спасти» каскад, если что-то вдруг пошло не так, уже, как правило, невозможно.

У Загитовой же каскад из лутца с риттбергером значится в заявках на обе программы, причем в произвольной эта связка как бы открывает вторую половину программы, где прыжки приобретают повышенную стоимость. Но вот какой нюанс: сама программа, в отношении которой уже высказано множество совершенно заслуженных комплиментов, поставлена таким образом, что любая ошибка, любое выпадение из музыки способно разрушить весь хореографический замысел – слишком там все акцентированно. А значит, может резко упасть вторая оценка. Другими словами, нужно быть слишком уверенным в собственных силах, чтобы риск оправдал себя.

Не слишком оправданным он вышел в Гренобле и у Туктамышевой – со своего тройного акселя спортсменка упала.

В ходе утренней тренировки Фолле заметила, кстати, что ее внимание наиболее сильно привлекает не Загитова, и даже не Туктамышева. А Кейтлин Осмонд и Мария Сотскова.

- У этих двух спортсменок есть одно общее качество, - заметила тренер. – Они не смотрят по сторонам. Им все равно, что происходит на трибунах, как катаются соперницы. Обе стопроцентно сосредоточены на собственных действиях, и как бы ни был высок накал соревнований, понимают, что они делают. Это видно со стороны невооруженным глазом. И это в фигурном катании – огромная редкость. Как раз поэтому Осмонд и Сотскова представляются мне крайне интересными.

Профессиональный взгляд оказался точным: после исполнения короткой программы Осмонд и Сотскова возглавили протокол. Канадка имела шанс оказаться еще выше, но ее подвела все-таки допущенная ошибка: второй прыжок в каскаде (при идеально исполненном флипе) вышел двойным.